Николай Попель - Танки повернули на запад

• Название: Танки повернули на запад
• Автор: Николай Попель
• Издательство: АСТ, Terra Fantastica
• Жанр: О войне
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-016414-9, 5-7921-0392-5

Переизданные в последнее время мемуары германских военачальников, восполнив многие пробелы в советской историографии, создали определенный перекос в общественном представлении о Второй мировой войне. Настало время уравновесить чаши весов. Это первая из серии книг, излагающих «советский» взгляд на события, о которых писали Манштейн, Гудериан, Меллентин, Типпельскирх. В известном смысле комиссара Н. Попеля можно считать «советским Меллентином». Оба прошли войну с первого и до последнего дня, оба воевали в танковых воисках и принимали участие в самых ярких и запоминающихся операциях своих армий. Перед читателем развернется картина крупнейшей танковой битвы 1941 года — приграничного сражения на Юго-Западном фронте в районе Дубно-Луцк-Броды. Знаете ли вы, что в действительности происходило летом осенью 1941 года? Прочтите — и история Великой Отечественной войны больше никогда не будет казаться Вам простой и однозначной

---

— Церкви и тюрьмы сравняем с землей! — кричит, повернувшись ко мне, Бойко.

Охрана с поднятыми руками забилась в угол двора. Юсупов шагает перед ней, удовлетворенно поглаживая приклад автомата.

Из узких дверей высыпают арестованные: мужчины, старики, женщины. В рваных пальто, пиджаках, лохмотьями свисающих шинелях. Бредут, опираясь на товарищей, больные и раненые. Крики, возгласы, слезы. Чей-то истерический смех из окна. Речь украинская, русская, молдавская, польская.

Двое в потрепанных офицерских шинелях бросаются к женщине, нервно кутающейся в платок.

— Галю, живая?

Они обнимают ее, подводят ко мне.

— Наша спасительница, товарищ генерал. Лицо одного из офицеров мне знакомо. Да и они, кажется, меня знают.

— Мы же лейтенанты из бригады полковника Горелова — Максимов и Кравченко. Помните рейд на Жмеринку? Раненые были, отстали. А Галя спрятала нас. Учительница она, Галя Войковская… Полицаи дознались, выдали немцам…

А Галя стоит между ними и вытирает глаза концом платка.

К Бойко снова подбежал Юсупов:

— Товарищ подполковник, я сам охране допрос делал. Много арестованных на рассвете угнали в сторону Глыбока.

Иван Никифорович тут же отдает приказ лейтенанту Овчинникову — это его танк протаранил тюремные ворота — со своим взводом и с отделением Юсупова догнать колонну арестованных.

Через какой-нибудь час я был у ратуши, над которой уже колыхалось облитое солнцем алое шелковое полотнище.

В коридорах, по широкой лестнице деловито сновали люди с красными повязками. В большом кабинете под уцелевшим портретом короля Михая (портреты Гитлера и Антонеску были сорваны) сидела смуглая старуха. Концы платка были закинуты за спину, на рукаве повязка.

— Водопровод чтобы работал и электричество. Магазины пусть открывают, говорила она парням в коротких куртках с винтовками.

— Так, так, — кивали те.

Выйдя из ратуши, я нос к носу столкнулся с Гетманом. Доха распахнута, папаха сбита набок, виски подстрижены, как у парубка.

— Поздравляю тебя, генерал Гетман, с освобождением Чериовиц.

Гетман сделал торжественное лицо и ответил мне строчками из «Василия Теркина»:

Города сдают солдаты,
Генералы их берут…

Он был настроен благодушно. Однако вдруг зло стукнул палкой о землю:

— Надо же!.. Нашли где-то свежее пиво, и теперь все бегают причащаться. У первого, кого увижу, голову оторву…

И тут появился этот «первый». Мимо ратуши, стараясь не расплескать добро, бежал солдат с двумя котелками, с потертым, побелевшим автоматом, заброшенным за спину. Гетман уставился на бойца. Но тот расплылся в счастливой улыбке:

— Товарищ генерал, возьмите котелок… Пивко, что янтарь…

Гетман насупился.

— Да мне, честное слово, — радостно продолжал, не замечая ничего, солдат, одного хватит. Милое дело — с командиром поделиться…

Гетман махнул рукой и, бессильно улыбнувшись, повернулся ко мне:

— Вот и попробуй «оторви голову». Благодушное настроение снова вернулось к Андрею Лаврентьевичу:

— …А с Моргуновым недавно такой случай. Он ведь у нас полководец осторожный. Никогда не скажет: продвигаюсь. Непременно доложит: «Веду бой с упорно сопротивляющимся противником». Заскочил я к нему на капэ, поставил танк метрах в тридцати от его машины. Кругом тишь да гладь. По радио спрашиваю: как дела, дескать… А сам — к нему в машину. Смотрю, он в микрофон надрывается: «Преодолеваю упорное сопротивление, бросаю последний резерв. Как меня поняли?» Тут я как гаркну сзади: ох, хорошо тебя такого-разэтакого понял… От такой неожиданности Моргунов даже заикаться стал…

До вечера я оставался в Черновицах. Назначил коменданта, помогал ему «наладить нормальную жизнь», разрешал сотни самых разнообразных вопросов.

Здесь же, в помещении комендатуры, узнал, что один из батальонов бригады Моргунова на рассвете ворвался на черновицкий аэродром и захватил целехонькими немецкие самолеты. Лейтенант Овчинников с десантом нагнал колонну арестованных. Охрана разбежалась врассыпную, едва услышав гул танковых моторов…

Бригады Бойко и Моргунова развивали натиск на Сторожинец.

Догоняя их, я поехал дорогами, хранившими привычные уже следы немецко-румынского отступления. Разбитые машины, автобусы, сгоревшие танки, нацеленные в небо стволы недвижных зениток.

На повороте шоссе возле свеженасыпанного холма стоял часовой. Меня это удивило.

— Что охраняете?

— Не могу знать.

— Кто поставил?

— Старший лейтенант Адушкин.

Часового расспрашивать не полагается, а про холм я вспомнил случайно пятнадцать лет спустя, распивая чаи в Тернополе, на квартире Адушкина. Адушкин расхохотался так, что дочка испуганно посмотрела на него.

— Как же, как же! Шоссе берет влево, а справа остается буковая рощица. Мы там немецкий продовольственный обоз накрыли. Добро на дороге не уцелеет. Вот я что получше да покрепче упаковано (немцы — мастера паковать!) и велел зарыть… Наступление скоро выдохнется, думаю, на формировку встанем и опять гороховый суп с американской колбасой пойдет. А тут машину подошлешь, кой-чего откопаешь, и солдат скучать не будет…

…В лесу на поляне восточнее Сторожинца я нагнал штаб Бойко. И здесь услышал весть, от которой в радостной тревоге сжалось сердце: взвод лейтенанта Шкиля вышел на государственную границу Советского Союза с Румынией.

Вскоре появился и сам Василий Шкиль. Он вылез из «тридцатьчетверки», черноволосый, черноглазый, с густыми смолистыми бровями, со щетиной, отливавшей синевой. Доложил. Повернулся через левое плечо, направился обратно к танку:

— Давай, ребята, распутывай.

Отвязали что-то и бережно понесли к нам:

— Вот, глядите.

Подминая начавшую пробиваться траву, перед нами лежал полосатый пограничный столб. Наверху на одной стороне надпись: «СССР», на другой латинскими буквами: «Румыния». Нижняя, находившаяся в земле, часть столба начала гнить, на верхней — потускнели, стерлись краски.

— В укромном месте стоял, фрицы и румыны не приметили, — объяснял Шкиль. Мы, как увидели, такой салют трахнули, что, наверное, у Антонеску в Бухаресте стекла вылетели!.. Потом, думаем, давай свезем столб комбригу покажем… Может, за это, как за форсирование Днепра, Героя получить полагается.

— И так хорош будешь, — оборвал Бойко и добавил солидно: — Хотя, конечно, большое дело сделали, на госграницу вышли.

— Так ведь я, товарищ комбриг, неспроста привез. И не токмо, чтобы похвастаться. Сомнения у нас имеются. Парторг батальонный говорит, что, может, не надо ту границу переступать. Чужая земля нам ни к чему. А с другой стороны, еще до войны учили: бить врага на его территории. Да и помочь румынскому трудовому народу — тоже долг. Спорили, спорили, комбат и велел к вам ехать, лично выяснить. А то, говорит, как бы международного осложнения не случилось…

— Ты-то сам как полагаешь? — усмехнулся Бойко.

— Я-то? — хитро прищурился Шкиль, стараясь предугадать точку зрения командира бригады. Но не так просто понять, что думает Бойко. И, отказавшись от своего намерения, Шкиль решил выкладывать напрямую:

— Вперед без передышки — вот мое мнение. Бойко оценивающе посмотрел на лейтенанта:

— Без передышки? А бриться надо? В таком виде — за государственный рубеж, в сопредельную державу?.. Нет, Бойко явно не торопился высказывать свое мнение:

— Давай посоветуемся с членом Военного совета. Он газеты на час раньше нас читает. Как, товарищ генерал?

— Думаю, лейтенант прав. В принципе прав. Только сейчас не придется «без передышки».

Мне было известно, что обстановка меняется и с минуты на минуту должен поступить новый боевой приказ.

— Так-то, товарищ Шкиль, — бодро подытожил Бойко. — Давай действуй… А столб возьми с собой. Вройте его в законное место. Пускай стоит.

На следующее утро мы по радио услышали заявление Советского правительства о вступлении наших войск на румынскую территорию. Мнение лейтенанта Василия Шкиля получало государственную поддержку.

Бойко снял наушники и задумчиво произнес:

— Не дожил Саша до такого часа. В первый момент я не сообразил, о ком это. Потом понял. Приняв бригаду Бурды, Бойко часто вспоминал о нем.

— Про себя скажу: могу иной раз слукавить. А Саша не мог. До того прям, что оторопь брала… Я ж все время вижу: народ меня с Сашей сравнивает. А чего сравнивать? Сам знаю: не достоин сравнения. И никто не достоин… Если за что меня солдаты любят, так за то, что я сам Сашу, как брата, любил. Если где в трофеях вкусное что попадет, сразу же Саше посылал…

На ящике возле «хорька» Миша Кучин расстелил газету, положил кусок розоватого сала со шкуркой и нарезанную буханку. Бойко ел машинально, безо всякого интереса.