Виктор Ермаков - Святая, смешная, грешная

• Название: Святая, смешная, грешная
• Автор: Виктор Ермаков
• Жанр: Современные любовные романы

Роман «Святая, смешная, грешная» необыкновенно талантливого писателя Виктора Ермакова – смелая и предельно откровенная книга о любви и всепоглощающей силе страсти, которая поражает гармоничным сочетанием романтичности и откровенности.

Героиня этого романа – молодая, успешная и страстная девушка Катя, готовая отдать себя всю без остатка своей большой и настоящей любви – Константину.

С одной стороны, она святая, ведь ее безграничное доверие к любимому заставляет умиляться. С другой стороны, она смешная, ведь ее чувство юмора и наивность не затмить трудностями. А греховность, с которой она предаётся любви, описана в книге на грани откровения, не скатывающегося в пошлость, она заставляет мечтать, желать, фантазировать и краснеть…

Виктору Ермакову удалось удивительным образом совместить несовместимое, увидеть невидимое для непосвященных глаз, проявив самобытный литературный талант. Его книгу можно с полным правом считать одной из наилучших женских романов последнего десятилетия.

---

Так как я не относилась ни к одной из этих категорий, как, собственно, и сотни тысяч других людей, сидящих в данный момент в своих автомобилях, то я понимала – двигаться будем медленно, скучно и долго. До торгового центра «Времена года», стала прикидывать я, километра четыре, мы двигаемся в среднем со скоростью 5-10 км в час, значит, в дороге я буду минут пятьдесят.

«Мда, весело начинается вечерок знакомства», – подумала я и стала вертеть головой по сторонам, пытаясь как-то отвлечься от скуки. Несмотря на то, что почти девяносто процентов зданий, тянувшихся вдоль проспекта, были построены ещё в 50-60-х годах прошлого века и имеют не самый, если не сказать больше, современный вид, ночной Арбат, в отличие от дневного, конечно, впечатляет! Особенно сейчас, за несколько дней до празднования Девятого мая. Ночной Арбат залит огнями реклам всевозможных кафе и ресторанов, бутиков и магазинов, аптек и салонов связи, подсветкой зданий, офисов и отелей. Ночной Арбат всегда манит и завораживает своей жизнью, своим ритмом, своими возможностями, надеждами и мечтами.

Десятки кафе и ресторанов предложат меню на любой вкус. Здесь ты услышишь людей, разговаривающих на многих языках дальнего и ближнего зарубежья, языках дружественных стран и не очень, а иногда, и совсем недружественных, но почему-то гостеприимно принимаемых нами. Некоторые из них звучат всё громче, иногда, я бы сказала, наглее и настойчивее, что мне лично не нравится.

Слева от меня медленно проплывал знаменитый и когда-то очень популярный, знавший куда более лучшие времена, развлекательный центр «Арбат». Его фасад, стилизованный под корабль с большими красно-белыми палубными трубами, с иллюминаторами и огромным якорем на борту, омывали, освещая сине-белыми барашками волн, изогнутые иллюминационные трубки. Казалось, что корабль движется навстречу потоку машин или машины движутся ему навстречу. Но это была лишь иллюзия движения.

Перпендикулярно пересекая Новый Арбат, под нами лежало Садовое кольцо, сомкнув свои концы в девятибалльной пробке. Казалось, нескончаемые потоки автомобилей, тянущиеся слева направо, от Смоленской площади до Новинского бульвара и от начала Нового Арбата за моей спиной до Кутузовского проспекта впереди меня, ставили большой, светящийся от света фар крест на наших надеждах когда-нибудь попасть в пункт назначения. Самые нетерпеливые водители отрывисто сигналили, свет фар их авто, словно стаи гончих собак с нервным лаем, потерявшие след, выискивали свободный клочок асфальта, чтобы занять его, и оказаться на метр впереди. Другие, наоборот, словно смирившись со своей участью, жили обычной жизнью – кто-то звонил, читал книгу, смотрел фильм, ужинал, выходил из машины покурить, разминая затёкшие ноги и спину, кто-то ругался или, наоборот, целовался со своей женой, любовницей, а иногда и со случайной попутчицей. Двух-трёхчасовое стояние в пробке порой было способно перевести попутчицу в разряд любовницы.

В общем, здесь было всё, кроме желания торчать в этой долбанной пробке, и туалета. И если уж совсем невтерпёж, то мужчина может хотя бы выйти, прислонившись к открытой двери авто и делая вид, что любуется луной, освежить колесо, то женщинам остаётся только сжать зубы и колени, мысленно взывая к совести своего мочевого пузыря, прося его ещё немножко потерпеть. Справа вырисовывалось достраиваемое здание Института Курортологии. По крайней мере такая информация была размещена на огромных плакатах. Возвышаясь, оно не только обещало поправлять посаженный мочевой пузырь, нервы и общее здоровье граждан (по иронии судьбы частично оставленное от стояния в пробках, в том числе, и у этого здания), но и создавало новые пробки, затрудняя и без того перегруженную артерию Нового Арбата.

Вой сирен и вспышки проблесковых маяков стартовали от Белого Дома, унося на бешеной скорости его хозяина по гладкому как стекло перекладываемому по два раза в год асфальту Кутузовского проспекта в неизвестность. Эта неизвестность может закончиться ужином в загородной резиденции или начаться взлётной полосой Внуковского аэродрома. Стихнувший вдали вой сирен давал разрешение или хотя бы надежду на движение. Захлопав закрывающимися дверями, поток машин медленной и плотной лавой пополз вперёд, чтобы остановиться на светофоре у раскрытого, словно книга, бывшего здания СЭВ, ныне – занятого Правительством Москвы. Красный свет светофора, усиленный взмахом полосатой палочки постового (как– никак Белый дом рядом), разрезал однородный поток автомобилей на две части, оставив меня в первой четвёрке дожидаться зелёного света, с завистью смотреть на красные габариты уползающих в ночь авто и любоваться панорамой.

А любоваться было чем. Справа на Краснопресненскую набережную официально и торжественно глядело Здание Правительства, облицованное белым мрамором, отчего за ним и закрепилось название Белый дом. Новоарбатский мост, подсвеченный снизу, словно зависал, не касаясь чёрной воды Москвы-реки. Скрытая от глаз подсветка, установленная под ним, прокладывала от одного берега до другого неоновую дорожку. Сверху, вдоль обеих сторон моста, от одного столба освещения до другого, словно радуга выгнутая по ошибке в другую сторону, провисая в середине, тянулись гирлянды, повторяя цвета триколора.

Но главная достопримечательность, на мой взгляд, от чего невозможно оторвать взор – это гостиница «Украина». Вернее, теперь уже бывшая «Украина», а ныне «Рэдиссон». Одна из семи сталинских высоток, «Украина», по своему архитектурному решению уступающая разве что высотке МГУ на Воробьёвых горах, поражает и завораживает своим величием. В свете прожекторов центральная главная башня со шпилем становится воздушной и невесомой, как бы паря в ночном небе и одновременно отражаясь в Москве-реке. Основательность и правильная геометрия флигелей на боковых башнях, окружающих весь гостиничный комплекс, придаёт «Украине» величие и роскошь.

Зелёный свет светофора и десятки нетерпеливых автомобильных сигналов вернули меня в реальность. Мы, словно спринтеры на короткую дистанцию, рванули с места и через один километр встали… Постовой из трёхполосного потока, двигающегося от «Европейского» по Дорогомиловской, выпускал, словно отцеживая, одну тонкую струйку машин на Кутузовский, уплотняя и без того невыносимую пробку. Впереди, всего через каких-то полтора, а может и меньше километра нас ждали новые испытания. Нескончаемая вереница Третьего транспортного кольца вносила свою лепту. Часть машин, отделившись от неё, пыталась втиснуться в наш поток, ползущий безо всякого интервала и не имеющий ни малейшего желания, ни возможности впустить их в свои ряды. Казалось, что наступил полный и бесповоротный коллапс.

Справа от меня возвышался район Москва-сити. Его ультрасовременные, возведённые из стекла и бетона в стиле футуризма здания, залитые неоновым светом, как бы говорили: «Будущее уже наступило!» Хотя мне лично, мысленно прокручивающей в голове районы и даже целые города в Европе – не говоря уже о Китае и других развивающихся странах – построенные в таком же стиле, но за другие деньги и уже несколько десятилетий назад, было непонятно, почему это будущее наступает у нас только сейчас.

Впереди, чуть слева от проезжей части, величественно возвышалась Триумфальная арка. Подсвеченная прожекторами конная колесница венчающая врата арки, неслась во весь опор. Словно подхватив эстафету у этой колесницы, на бешеной скорости по специально выделенной полосе, крякая, хрюкая, заливаясь на все голоса спецсигналами, мчались автомобили чиновников. Да это и понятно – после тяжелой трудовой недели они спешили домой. Там, где-то в своих загородных домах, их ждет ужин, с любовью приготовленный… личным поваром. Конечно же. А уставшая от походов по бутикам, массажным салонам и общения с подружками жена скажет: «Добрый вечер дорогой, – слово «дорогой» она произнесёт с особым трепетом и значением, – ужин ждет тебя».

Поэтому я не злюсь на них и даже понимаю – им есть куда спешить, в отличие от этих дачников, ползущих на свои участки – им-то, действительно, какая разница, когда они вскопают свои грядки? Днём раньше, днём позже? Майские выходные длинные. Подсвеченные красным светом, от чего они стали похожи на кровь, фонтаны Поклонной горы хотя бы на минуту напоминали и тем, кто мчится на бешеной скорости, и тем, кто ползёт в этой бесконечной пробке, о тех страшных днях войны и о тех жертвах, которые были принесены во имя Победы.

От этих мыслей или от красной «крови» фонтанов, а может, от тех огоньков, которыми были увенчаны шпили «Эдельвейса», моё сердце учащенно забилось. Свидание с Костей будет, конечно, не первым, и думаю, не последним свиданием в моей жизни, но почему-то именно оно как-то необычно, по-особенному интриговало, волновало и влекло. Наверное, именно поэтому я так внимательно и подробно разглядывала всё, что проплывало за окном – все эти мосты, здания, неоновые вывески и даже луну на небе. Всё, лишь бы не думать об этой встрече. «Кать, а может ты влюбилась?» – тихо спрашивало сердце. – «А разве это возможно, не видя человека?» – вступал в дискуссию мозг.