Читра Дивакаруни - Сестра моего сердца

• Название: Сестра моего сердца
• Автор: Читра Дивакаруни
• Издательство: ОЛМА Медиа Групп
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-373-04444-8

Анджу выросла в Калькутте в семье, принадлежащей к высшей касте. Ее двоюродная сестра Судха — дочь «паршивой овцы» семейства. Судха красива, отзывчива и серьезна, в то время как Анджу не отличается красотой, но зато умна и своенравна. С самого рождения между сестрами образовалась особенная связь, которая удивляла даже их матерей.

Однако эта связь исчезла после того, как Судха узнала страшную семейную тайну. Но со временем, несмотря на драмы, произошедшие в жизни сестер, новые семьи и расстояния, разделяющие их, Анджу и Судха понимают, что по-прежнему нуждаются друг в друге. Эта книга — трогательная история о любви, дружбе и силе духа.

---

Взяв подушку, я пошла в гостиную. Легла на диван и закрыла глаза. Я крепко прижала ладонь к животу, заряжаясь силой и теплом, исходящими от моего сына. Я видела стоящую на пыльной платформе Судху, ожидающую приближающийся со свистом поезд, воняющий дизельным топливом. Она поставила свою маленькую, изящную и такую хрупкую ножку на ступеньку вагона и начала свое трудное путешествие.

33 Судха

Стоя под ноздреватым и закопченным потолком вокзала Ховрах, в котором каждый звук усиливался жутким эхом, я внезапно поняла, что никогда не путешествовала одна. Я была оглушена звуками вокзала: я слышала, как судорожно перескакивала минутная стрелка на огромных часах, как кричали торговцы, толкающие тележки, набитые желтыми сладкими лимонами, над которыми возбужденно жужжали тучи мух, и носильщики в красной униформе с вещами на голове бежали на платформу, ловко отпихивая пассажиров в сторону. Везде пахло потом, мочой и безнадежностью. Этот запах становился особенно сильным, когда я проходила мимо семей бездомных, лежащих на своих лежаках из джута и протягивающих миски для подаяний. Тошнота и жалость поднимались во мне, когда я искала монетку, и мне не удавалось подавить содрогания. Если бы не хрупкая защита моих мам, может, и я бы сейчас была среди этих нищих?

А еще на вокзале было полно мужчин. Они намеренно задевали меня, проходя мимо, выплевывали кусочки листьев бетеля мне под ноги и обнажали зубы в улыбке, когда я отпрыгивала. Их откровенные, плотоядные взгляды скользили по моему телу. Они гадали, почему я одна и без багажа, почему никто меня не встречает. Мне стало дурно. Неужели и к этому я скоро должна буду привыкнуть? На мгновение мне захотелось снова сесть в поезд и вернуться в большой кирпичный дом в Бардхамане, который казался таким безопасным.

С большим трудом я протиснулась сквозь толпу к остановке такси. В Калькутте никто никогда не выстраивался в очередь, поэтому единственным способом сесть в такси было просто пробираться вперед сквозь людей. Минут пятнадцать я беспомощно стояла, глядя на всю эту сутолоку, а потом отчаянно нырнула в нее и начала всех расталкивать, не обращая внимания, кому я наступала на ноги. Волосы у меня распустились, чья-то пуговица царапнула мне щеку, кто-то, воспользовавшись такой теснотой, стал щупать мою грудь. Я со злостью отбросила руку и пнула по ноге толстяка, стоявшего прямо передо мной, не давая пройти. Обернувшись, он хотел было разразиться руганью, но так и застыл с открытым ртом, увидев мой яростный взгляд. Я уверенно толкнула его локтем в живот и, наконец, оказалась в такси, с потной шеей, дрожащая. Наверное, то же самое испытывала Рани из Джанси, когда в первый раз оказалась на поле битвы. Я назвала адрес, стараясь придать голосу как можно большую жесткость, чтобы у водителя не возникло соблазна обмануть меня, и откинулась на сиденье.

Мне было немного страшно сидеть одной в такси. Я слышала много историй, которые рассказывали мамины подруги о похищенных девушках, которых отправляли на Средний Восток. Но я не могла позволить себе бояться. Кто знал, куда мне еще придется ехать одной? Ведь теперь я не была невесткой семьи Саньялов. Но я вспомнила, что все-таки была не одна. Со мной была моя дочь, моя любимая дочь, огонек, мерцающий внутри меня. А когда я вспомнила дом свекрови, который охраняли на входе якши с мечами в руках, — место, ставшее самым опасным для меня и моей малышки, последние сомнения рассеялись и я больше не жалела о сделанном.

Когда я позвонила в дверь, мне открыла Рамур-ма. По тому, как она вскрикнула от удивления и прижала к груди руки, я поняла, что мать никому не сказала о моем последнем телефонном звонке.

— Судха, диди! Боже, неужели это ты? А где Рамеш дада-бабу? Только не говори мне, что он позволил тебе ехать в таком состоянии одной! Налини-ма, Гури-ма, Пиши-ма, идите скорей, посмотрите, кто приехал!

Я сидела, неловко примостившись на краешке дивана в гостиной, крепко сжав в руках сумочку и чувствуя себя чужой в доме, в котором я родилась и выросла. И, как чужая, я не была уверена, что мне будут рады.

* * *

— О боже! — воскликнула мама, увидев меня, и прижала пальцы к губам. — Значит, ты все-таки сделала то, что хотела, упрямая, несносная девчонка. Боже, что теперь будет?

Хотя я предполагала, что она так скажет, ее слова ранили меня. Я пыталась сдержать накатившие слезы, словно двенадцатилетняя девочка. Ну хоть когда-нибудь она поймет, как бывает нужно, чтобы она обняла меня и утешила?

— Что ты имеешь в виду? — спросила Пиши, вошедшая в комнату. — И что за манера встречать дочь, которая так давно не была дома? Ну-ка, Судха-ма, дай посмотрю на тебя. Какая же ты стала красивая, теперь, почти став матерью! Я так рада, что ты приехала! Но Рамур-ма права: нашему зятю не следовало отпускать тебя одну, ты выглядишь такой усталой.

Она обняла меня, похлопывая по спине, и я с облегчением и благодарностью положила голову ей на плечо.

Тут в комнату вбежала Гури-ма, на лице которой читались одновременно радость и недоумение. Я заметила, как она ищет глазами мой багаж, гадая, почему водитель Рамеша до сих пор не занес его в дом.

Дальше наступила самая тяжелая часть нашей встречи, когда мне пришлось снова рассказывать обо всех мучительных деталях моей истории. Я смотрела, как глаза Гури-ма наполняются ужасом, а Пиши стискивала в кулаке угол своего сари.

— Я сказала ей не делать этого — шипела моя мать, — сказала, чтобы она сжала зубы и смирилась, а потом снова попробовала бы забеременеть. У женщины, в конце концов, может быть много детей, а муж — он один и навсегда. Нет, эта мадам решила сделать по-своему. Что теперь мы скажем нашим родственникам? Она навсегда смешала фамилию Чаттерджи с грязью, не говоря уже о наших предках.

Сначала мне хотелось ответить ей какой-нибудь колкостью по поводу ее предков, но я была так измотана, что у меня просто не было сил на препирания. У меня так болела спина, что все, чего я хотела — это лечь в кровать в знакомой с детства комнате и накрыться с головой покрывалом.

— Достаточно, Налини, — сказала Гури-ма, с трудом переводя дыхание, и мне стало скверно на душе от мысли о том, что я прибавила ей сложностей. — Судха уже достаточно взрослая, чтобы принимать решения самостоятельно, и я понимаю причину ее выбора. А мы должны поддерживать ее.

— Опять ты за старое, диди, — перебила мать. — Опять ты потакаешь ее упрямству. Неудивительно, что она не поладила со свекровью…

Мне казалось, что я вернулась в детство, и если бы мне не было так больно, то я точно бы рассмеялась.

— Ну хватит, Налини, — вмешалась Пиши. — Неужели ты не видишь, как устала наша бедная девочка, она сейчас упадет в обморок. Давайте-ка сначала накормим ее и уложим в постель, а потом можешь причитать и взывать к богам сколько твоей душе угодно.

Пиши подошла, взяла меня за руку и увела.

— Вот, здесь можешь принять душ. У нас тут произошли кое-какие изменения: пришлось закрыть верхний этаж, потому что во время муссонов стал протекать потолок. Но про это я тебе завтра расскажу.

Когда мы сели за стол, я чувствовала общее напряжение. Ужин был весьма скромен: рис, дал и пассерованный шпинат, что красноречиво говорило о трудностях с деньгами. Пиши стала извиняться, объясняя, что огонь в печи уже погасили на ночь, но они могут послать Сингх-джи в магазин за рыбой и поджарить ее для меня.

— Всё и так очень вкусно, — уверяла я. Впрочем, так и было. Я даже не подозревала, как соскучилась по еде, приготовленной с любовью, еде, которую я могла есть и не бояться, что подавлюсь веревкой, на которой висела наживка. Это был ужин для Судхи, а не для вместилища наследника Саньялов.

После ужина я лежала на импровизированной кровати, которую мамы соорудили в кладовой. Завтра они спустят мою кровать со второго этажа, как сказала Гури-ма. Она наклонилась надо мной и, взъерошив мои волосы, сказала с улыбкой:

— Мы все очень рады, Судха, что ты здесь. Даже твоя мать. Просто у нее привычка такая — жаловаться, ты же знаешь.

— Мне очень жаль, что я создала новые трудности.

— Не говори ерунды. Разве ты не наша дочь, с которой мы связаны не только кровными узами, но и годами, прожитыми вместе? — сказала Гури-ма, пристально глядя мне в глаза. Я знала, что на самом деле она сказала: «Неважно, кто был твой отец, ты — член нашей семьи. Так же, как и твоя дочь. Потому что в конечном счете любовь важнее кровного родства».

Я глубоко и облегченно вздохнула, уютно устроившись на подушке. Еще долго после того, как Гури-ма выключила свет, я чувствовала на волосах ее руку, словно благословение. Из соседней комнаты до меня доносились голоса мам, которые спорили о том, что им делать. Я слышала то гневный голос Гури-ма, то жалобные причитания моей матери. Но это усыпляло, как колыбельная, с простым припевом заботы. Я знала ее ритм так хорошо, что могла выстучать его на собственных костях.