Гавриил Левинзон - Мы вернёмся на Землю

• Название: Мы вернёмся на Землю
• Автор: Гавриил Левинзон
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1969

Дорогой друг!

Когда ты будешь читать эту книгу, перелистывай по одной странице, иначе ты можешь пропустить что-нибудь важное: скажем, секрет, как слетать на ближайшую звезду, или описание того, как следует вести себя, чтобы не получить двойку, когда ты приходишь в школу с невыученными уроками. Способ этот вполне надёжен, и Лёня Водовоз, главный герой повести, с успехом прибегал к нему, пока… Впрочем, подробней ты узнаешь об этом, когда дойдёшь до соответствующей главы.

Познакомишься ты и с друзьями Лёни Водовоза, которых больше всего привлекают в людях искренность и великодушие, смелость и бескорыстие. Они часто размышляют об этом и о многом другом, например о том, можно ли построить космический парусник, как лучше всего есть сосиски и за что следует любить людей.

---

— Отстань! — сказал я.

— Какой ты грубый!

Она отошла от меня сердитая, но на следующей перемене я заметил, что Тучка о чём-то шепчется с Родионовым и оба посматривают в мою сторону. После этого Родионов подошёл ко мне и предложил половину своего завтрака. Но я отказался. Генка Зайцев сразу же крикнул: «Давай мне!» — и Родионов отдал хлеб с колбасой ему.

— Лёня, — сказал Родионов, — давай вместе уроки делать?

— Родионов, — сказал я, — ведь тебя подучила Хмурая Тучка.

Родионов хотел сказать, что вовсе нет, но сразу же передумал. Он не умеет врать.

— Ну и что? — сказал он. — Если б ты мне не нравился, я бы тебе не предлагал.

— Спасибо, Родионов, — сказал я. — Спасибо тебе! Но это невозможно. — И я отошёл.

Последним уроком у нас была физкультура. Мы занимались во дворе. Родионов от физкультуры освобождён, но он домой не пошёл, а маршировал в сторонке, как и мы. Физрук Анатолий Трофимович на него поглядывал, но ничего не говорил. Когда мы начали делать вольные упражнения, Родионов тоже попробовал, но правая нога его не слушается, и ничего не выходило. Он отошёл, сел прямо на землю, облокотился на стену школы и надвинул фуражку на глаза. Может, он дремал, а может, о чём-то думал. Откуда мне знать? Наверно, он остался из-за меня.

Когда прозвенел звонок, он встал и пошёл ко мне, но я сделал вид, что не замечаю, и побежал в школу переодеваться. Переодевшись, я посмотрел в окно и увидел, что Родионов всё ещё во дворе. Мне было неловко перед Родионовым. Я решил убежать от него.

Я уже подбегал к калитке, когда услышал, что Родионов меня окликает. Я не обернулся. Только на улице я взглянул через плечо и увидел Родионова — он бежал к калитке. Никогда не забуду, как он бежал, хромой, очень старался и поправлял на ходу фуражку. Что же это получилось? Я побежал изо всех сил, чтобы свернуть за угол раньше, чем Родионов выбежит на улицу.

Дома я старался не вспоминать о Родионове. Я сел было за уроки, но заниматься не хотелось, и я решил пойти погулять.

Я прошёлся по нашей улице, потом свернул в другую, потом ещё. И неожиданно я увидел Родионова. Он так же, как и на школьном дворе, сидел, прислонившись спиной к стене дома и надвинув фуражку на глаза. Прохожие на него посматривали, и некоторые пожимали плечами. Рядом с Родионовым лежал портфель. Так, значит, он ещё не был дома.

— Родионов, — крикнул я, — что ты здесь делаешь?!

Он сдвинул фуражку на затылок и улыбнулся.

— Отдыхаю, — сказал он.

— Как — отдыхаешь? — спросил я. — Почему ты здесь? Ведь твой дом на Чапаева.

— А я каждый день хожу домой другой дорогой, — сказал Родионов.

— А зачем? — спросил я.

— А для интересу, — ответил Родионов.

Я хотел сказать Родионову, что он чудак, но передумал.

— Ты от меня сегодня сбежал? — спросил Родионов.

— Сбежал, — сказал я.

Но Родионов не рассердился.

— Идём ко мне? — сказал он. — Будем вместе делать уроки. Мама очень обрадуется.

— Я схожу за тетрадями, — сказал я.

— Не надо, у меня есть тетради.

Мне ещё не приходилось бывать в таких славных домах! Дом Родионовых был как живой, и если что-нибудь говорили в доме или двигались, он как будто видел и отзывался: то скрипнет, то пропоёт дверью. Мне даже показалось, что в этом доме живёт домовой, потому что откуда-то доносились вздохи. Толик правду говорил: его мама мне обрадовалась. И отец тоже обрадовался. И дом тоже: он весело чем-то звякнул в сенях. Вот это дом!

Меня пригласили пообедать вместе со всеми. Я сначала стеснялся, но за столом говорили о смешном, и я начал смеяться вовсю.

Потом мы с Толиком пошли заниматься в другую комнату, и я понял, кто это вздыхал: я увидел в кресле Толину бабушку, она как раз вздохнула, когда мы вошли. Она не шевелилась, и я думал, что она нас не заметила. Но Толик подвёл меня к ней и сказал:

— Бабушка, это мой друг Лёня Водовоз, познакомься.

Бабушка мне протянула руку, но лицо у неё осталось неподвижным.

— Бабушка не встаёт, — сказал Толик. — Уже два года. И обедает она в другое время.

Бабушка наклонила голову, послушала, что Толик сказал, и кивнула.

— Я, — сказала она, — обедаю в семь часов. Так мне хочется. — И лицо у неё опять стало таким, как будто в комнате никого нет.

Мы сели за уроки. И смотрю: Родионов ставит на стол четыре флакона.

— Это чернила, — сказал он. — В этой бутылочке из марганцовки, в этой красные, в этой синие, а в этой фиолетовые.

— Родионов, — спросил я, — зачем тебе столько чернил?

— Для интересу, — сказал Родионов. — Я на черновике разными чернилами пишу.

Мы начали решать примеры по арифметике, и я для интереса тоже стал писать то красными чернилами, то фиолетовыми, то синими… Я посмотрел в черновик Родионова и увидел, что равняется он пишет или так , или вот так , но я не стал спрашивать, зачем он так пишет, потому что уже понимал, что это тоже для интереса. В общем, мы и не заметили, как сделали арифметику и русский.

После этого мы начали учить историю и географию, и тоже выходило интересно, потому что Толик учил сам и бабушке рассказывал. Бабушка кивала головой и часто удивлялась.

Когда мы кончили заниматься, то мне даже жаль было, что больше ничего не задано. Мне не хотелось уходить от Родионова.

Толик пошёл меня проводить.

Мне в тот вечер совестно стало, что я ни с кем так долго не разговариваю в школе и дома. Я даже перед прохожими чувствовал себя виноватым и помог какой-то старушке донести до дому кошёлку, хоть она меня и не просила.

Но такое настроение у меня было не долго: дома я застал коммерческого директора. Он ухмыльнулся и сказал: «Добрый вечер». Я снова был зол на всех. Вот и хорошо! А то чуть было опять не стал обыкновенным человеком. Что за интерес быть как все, раз можно быть необыкновенным? С Родионовым я, конечно, буду дружить, а всех остальных знать не хочу.

Новые туфли учителя танцев. Космический парусник «Бабочка»

Родионов приносит мне счастье: я получил две пятёрки, две четвёрки и нашёл двадцать копеек на орле. Мне уже не всё равно, как дальше пойдёт моя жизнь.

И в тот день, когда я нашёл двадцать копеек, мне по дороге из школы встретилась «скорая помощь», я быстро сделал пальцы крестом и зашептал: «Моё горе на заборе, я бросаю горе в море…» — в общем, всё сказал, как положено. Я смотрел вслед «скорой помощи», и мне было весело. Не так уж всё плохо на земле, как мне казалось. Вот только дождь надоел. Он лил как по расписанию: каждые полчаса. Потом на полчаса краны закрывались.

В три часа пришёл учитель танцев. Он был без плаща и вымок, и когда он снял пиджак, то заметно было, что и рубашка на плечах у него мокрая. Он всё время прислушивался к голосам в другой комнате. Я старался в тот день, и он сказал, что дело идёт на лад и скоро я смогу обходиться без него.

Я заметил, что на ногах у учителя танцев новые туфли, чёрные, с длинными носками. Хорошие туфли. Я люблю рассматривать обновки.

— Сегодня купили, да? — спросил я.

— Сегодня, — ответил он. — Тебе нравятся?

— Угу, — сказал я. — Сколько стоят?

— Двадцать пять.

— Ого! — сказал я.

Учитель танцев был такой довольный… Вот уж не думал, что он может так обрадоваться новым туфлям!

— Вы видели меня на вечере поэзии? — спросил я.

Он видел. Он спросил, почему я убежал. Я рассказал. Он кивал.

— Да, да, — говорил он, — все мы виноваты перед нашими мамами.

Я спросил про девушку, которая ремонтирует пути, — помирился ли он с ней?

— Мы не знакомы, — сказал он. — Просто зимой, когда я возвращался из университета, я видел, как она работает, и чувствовал себя виноватым перед ней.

— Это как перед негром из Анголы? — спросил я.

— Ну да.

Мы с ним разговаривали, и я не слышал, как к нам пришёл коммерческий директор. Он вошёл в мою комнату разодетый — в чёрном костюме и белой рубашке. За ним вошла Мила, тоже нарядная.

— Ну, — сказала она, — давай мириться. — Она протянула мне руку. — И с Валей помирись.

Коммерческий директор улыбался. Он думал, что я ему тоже подам руку, но я взял ручку и начал царапать в тетради.

— Какое удивительное упрямство! — сказала Мила.

Коммерческий директор покачал головой.

Чего это они так разоделись? Я не слушал, что мне объясняет учитель танцев. А Милин голос уже доносился из передней; потом хлопнула дверь. И вижу: учитель танцев подошёл к окну и смотрит на улицу. Я стал рядом с ним. Мы видели, как Мила и коммерческий директор прошли по улице под руку, под одним зонтиком, они смеялись, прыгали через лужицы.

Учитель танцев дал мне задание и ушёл.

Я вышел в другую комнату. Я спросил у мамы:

— Куда это они пошли?

— Не твоё дело! — ответила мама. — Ты почему не подал Валентину руку?