Илия Троянов - Собиратель миров

• Название: Собиратель миров
• Автор: Илия Троянов
• Издательство: Европейские издания
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-98797-035-5

Роман вдохновлен жизнью и трудами Ричарда Френсиса Бёртона (1821–1890), секретного агента, первого британца совершившего хадж в Мекку, переводчика Кама-Сутры и “Тысячи и одной ночи”, исследователя истоков Нила и жизнеустройства американских мормонов.

Действие детально следует за биографией его молодых лет, а порой сильно удаляется от дошедших свидетельств, домысливая увлекательную историю жизни главного героя — “образцового британца конца XIX в.”, с особой элегантностью офицера-разведчика, героя-любовника и “возлюбленного истины” несшего бремя белого человека сквозь джунгли Индии, пески Аравии и дебри Африки. Это удостоенное премии Лейпцигской книжной ярмарки (2007) произведение — индивидуальное приближение к тайне Другого, движимое желанием даже не разгадать ее, но самому обогатиться через нее.

---

Илия Троянов СОБИРАТЕЛЬ МИРОВ

ПОСВЯЩЕНО НУРУДДИН И РАНДЖИТ ЗА ИХ ИСТИННУЮ ЗАБОТУ

Пусть честь твоя подскажет верный путь,
И одобрения жди только от себя,
Кто благородно жил, тот и уйдет достойно,
Раз следовал законам совести своей.

Ричард Френсис Бёртон, Касыда, VIII, 9

ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕВРАЩЕНИЕ[1]

Он умер ранним утром, когда черную нить было еще не отличить от белой. Молитвы священника умолкли; он облизал губы и сглотнул. Врач не двигался с тех пор, как затих пульс под кончиками его пальцев. Одно лишь упрямство удерживало напоследок его пациента при жизни; в конце концов его воля подчинилась сгустку крови. На скрещенных на груди руках мертвеца лежала пятнистая рука. Она скользнула в сторону, чтобы положить на обнаженную грудь распятие. Слишком большое, подумал врач, чрезвычайно католическое, барочный узор подобен рубцам на теле покойного. Вдова стояла напротив врача, с другой стороны кровати. Он не решался посмотреть ей в глаза. Отвернувшись, она спокойно пошла к письменному столу, села и принялась что-то писать. Увидев, как священник убирает флакончики с маслами, врач догадался, что пришла пора и ему уложить в чемодан шприцы и электрическую батарею. Им выдалась длинная ночь. Теперь придется искать новое место. Прискорбно, он привязался к пациенту и наслаждался тем, что ему позволено было жить на этой вилле, высоко над городом, откуда открывался вид на бухту и далеко-далеко на Средиземное море. Почувствовав, что краснеет, он покраснел еще сильнее и отвернулся от покойника. Священник, на несколько лет моложе врача, украдкой осматривался. На стене — карта африканского континента, обрамленная по бокам книжными полками. Раскрытое окно, оно беспокоит его, впрочем, сейчас его все беспокоит. Мимолетные звуки напоминают о прошлых бессонных ночах. Слева, на расстоянии вытянутой руки, рисунок, красивый и непонятный, с первого взгляда вселивший в него неуверенность. Священник сразу вспомнил, что этот англичанин скитался в безбожных краях, куда добираются лишь беспечные да дерзкие люди. О его упрямстве шла дурная слава. Ничего больше про англичанина он не знал. Епископ вновь ускользнул от сомнительного поручения. Уже не в первый раз священнику приходилось соборовать незнакомца. Доверяй своему здравому смыслу, вот и все напутствие епископа. Странный совет. У него даже времени не было, чтобы сориентироваться. Жена англичанина набросилась на него. Она настаивала, она требовала святые дары для умирающего, как будто священник был обязан их дать. Он подчинился ее натиску и теперь раскаивался. Стоя около открытой двери, она передала врачу конверт и что-то назидательно говорила напоследок. Должен ли он что-то сказать? Она тихо, но твердо поблагодарила священника — что он должен сказать? — и в этой благодарности звучало требование уходить. Он молчал, вдыхая ее пот. В прихожей она протянула ему пальто, пожала руку. Он отвернулся и замер, потому что не мог выходить в ночь с грузом на сердце. Резко повернулся:

— Синьора…

— Вы простите, если я не стану провожать вас до двери?

— Это неправильно. Это была ошибка.

— Нет!

— Я обязан доложить епископу.

— Такова была его последняя воля. Ее нужно уважать. Простите, отец. У меня много дел. Ваши опасения напрасны. Епископ обо всем знает.

— Вы так уверены, синьора, но у меня, увы, нет вашей убежденности.

— Пожалуйста, помолитесь о спасении его души, это будет самое лучшее для всех нас. До свидания, святой отец.

Два дня провела она у смертного одра, в молитвах и беседах, порой тревожили визитеры, пришедшие отдать ему последний долг. На третий день она разбудила служанку раньше обычного. Та накинула шаль поверх ночного одеяния и нетвердой походкой вышла в шерстяную ночь. Подошла к сараю, где спал садовник. Он откликнулся, лишь когда она ударила по двери лопатой. «Анна, — крикнул он, — опять что-то плохое случилось? — Госпожа требует тебя, — ответила она и добавила — Немедленно».

— Массимо, ты собрал дрова?

— Да, синьора, еще на прошлой неделе, когда похолодало, у нас достаточно…

— Сделай костер.

— Хорошо, синьора.

— В саду, не слишком близко к дому, но и не слишком далеко внизу.

Он сложил небольшой костер, как в деревне на солнцеворот. Работа немного согрела его. Пальцы ног намокли от росы, и он радовался скорому огню. Вышла Анна, с большой чашкой, волосы у нее торчат, как ветки хвороста. Он вдохнул запах кофе, принимая из ее рук чашку.

— Будет гореть?

— Если дождь не польет.

Наклонился над чашкой, словно пытаясь разглядеть что-то в жидкости. С шумом отхлебнул.

— Поджечь?

— Нет. Кто знает, чего ей надо. Лучше подожди.

Бухта осветилась, на трехмачтовом судне внизу убрали паруса. Триест просыпался для извозчиков и носильщиков. Госпожа шла по траве в одном из ее тяжелых широких платьев.

— Зажигай.

Он повиновался. Гори, гори, невеста-солнце, свети, свети, луна-жених, прошептал он первым язычкам пламени. Так пел отец в солнцеворот. Госпожа подошла ближе, и он еле удержался, чтоб не отступить. Она протягивала книгу.

— Брось ее!

Она почти его коснулась. Какая-то беспомощность крылась в ее приказе. Она сама не будет бросать книгу в огонь. Он провел пальцами по обложке, переплету, пятнам, отступил от огня, погладил кожу, вспоминая, и, наконец, догадался, на что похоже это прикосновение — как рубец на спине его первенца.

— Нет.

Огонь рвался во все стороны.

— Пусть кто-нибудь другой. Я не могу.

— Это сделаешь ты. Немедленно.

Огонь выровнялся, устремившись вверх. Массимо не знал, как возразить. Ухо опалил голос Анны:

— Нас это не касается. Если она сейчас уедет… рекомендательные письма, прощальные подарки. Что тебе до этой книги? Дай мне, это же так просто.

Он не увидел броска, только услышал хруст, жар, пламя вздрогнуло, а когда взглянул на книгу в огне, переплет скрючился, как искривленный ноготь на ноге. Служанка присела, на голой коленке — закопченное родимое пятно. Горит верблюжья кожа, трещит гримаса, горят номера страниц, пылают звуки павианов, испаряются маратхи, гуджарати, синдхи, оставляя неразборчивые буквы, которые вспархивают искрами и оседают золой. Он, Массимо Готти, садовник из Карста неподалеку от Триеста, узнает в огне умершего синьора Бёртона, в молодые годы, в старомодном платье. Массимо протягивает руку, волоски опаляются, страницы горят, листки, нити, закладки и волосы, ее шелковые черные волосы, длинные тяжелые волосы, свисающие с настила, которые треплет жалобный ветер. Лишь стена огня отделяет покойницу, кожа отходит, череп трескается, она сморщивается, и то, что в конце от нее остается, весит меньше, чем ее прекрасные длинные черные волосы. Молодой офицер не знает, кто она, как ее зовут. Ему невыносимо дольше вдыхать этот запах.

Ричард Френсис Бёртон спешно шагает прочь. Вообрази себе, сочиняет он в уме первое письмо о неизведанной стране, после четырех месяцев в открытом море, ты наконец высаживаешься, и прямо на песчаном берегу, на груде поленьев, они сжигают трупы. В центре этой вонючей грязной дыры под названием Бомбей.

I. БРИТАНСКАЯ ИНДИЯ

Истории писаря слуги господина
0. ПЕРВЫЕ ШАГИ

После месяцев на море, когда некуда деться от случайных знакомств, когда болтовня без меры, дозированное чтение в качку, меновые сделки со слугами из Индостана: портвейн за лексику, асте асте в штилевом поясе — какое похмелье! — кхатарнак и кхабардар при шторме у мыса. По ним бьют отвесные волны в боевом построении, и ни один пассажир не справляется с ужином под таким наклоном, многое — трудновыговариваемо, дни все более чужие, каждый беседует сам с собой — так и несло их по поверхности индийского водоема.

Бухта. Выпуклые паруса черпают воздух как руки воду. Они увидели то, что уже вдыхали, при первом же взгляде сквозь бинокль, натертый гвоздичным маслом. Никто и не заметил, как суша пришла на борт. Палуба — смотровая площадка, подмостки для комментариев.

— Это же табла!

Беседа у поручня оборвалась, потревоженные британцы обернулись. Пожилой туземец в простой хлопково-белой одежде стоял прямо позади них. Он был чуть меньше силы своего голоса. Белая борода до живота, а лоб совсем гладкий. Он им дружелюбно улыбался, но подошел к ним чересчур близко.

— Двойной барабан. Бол из Бом и Бей.

Две руки и две ладони вынырнули и задвигались, сопровождая глубокий голос.

— Левая рука — Бом Бейм, благословенная бухта, правая рука — Мумба Аи, богиня рыбаков. Четырехсложный тинтал. Если хотите, я покажу вам.