Бернард Шоу - Карьера одного борца

• Название: Карьера одного борца
• Автор: Бернард Шоу
• Издательство: Панорама
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1993

Известный драматург и прозаик Джордж Бернард Шоу (1856-1950) был удостоен в 1925 году Нобелевской премии «за творчество, отмеченное идеализмом и гуманизмом, за искрометную сатиру, которая часто сочетается с исключительной поэтической красотой». Том «Избранных произведений» включает пьесы «Пигмалион» (1912), «Святая Иоанна» (1923), наиболее известные новеллы, а также лучший роман «Карьера одного борца» (1885).

---

У нее мелькнуло в голове воспоминание о событии, всегда вызывавшем прежде негодование. Теперь же оно заставило ее рассмеяться. Она припомнила скандальную сцену, когда чопорный Люциан вдвое согнулся на золоченом кресле миссис Хоскин, иллюстрируя момент бокса, называемый отказом от сопротивления. В конце концов, что значил этот легкий толчок Кэшеля по сравнению с тем градом ударов, которым он осыпал бока Парадиза? И не прав ли был Кэшель, говоря, что способности к напряжению и отпору могут от бездействия атрофироваться? Неучтивый поступок Кэшеля бросил луч истины на ее собственную жизнь, когда она задала себе этот вопрос.

Она много думала об этом и однажды, во время послеобеденного отдыха, последовательно стала разбираться в этом вопросе и взглянула на круг своих аристократических знакомых со своей новой точки зрения, сравнивая поведение обыкновенных людей с поведением людей, обладавших изысканными манерами, и затем сравнивая тех и других с собой, какой она была в недавнее время. Результат этого сравнения убедил ее, что во время своего первого сезона в Лондоне она только и занималась тем, что разыгрывала со страшными усилиями роль человека с незрелым самосознанием или, говоря по совести, все время делала из себя идиотку.

Затем она получила несколько приглашений из Южного Кенсингтона и Бейсуотера. Там она увидела общество крупных коммерсантов, докторов, адвокатов и духовенства. Все увиденное там поразило ее как яркая карикатура на то, чем была она сама все это время. Это было общество людей, больше всего стыдящихся и боящихся быть самими собою, презирающих других при малейшем подозрении, что те являются такими, каковы они и есть на самом деле. Общество до такой степени застывшее и закоченевшее в одних и тех же формах, что отдельные точности, обладавшие достаточным мужеством, чтобы играть на фортепьяно по воскресеньям, автоматически вытеснялись из его среды, выбрасывались в ряды богемы, где они уже беспрепятственно забавлялись изящными искусствами. Алиса увидела в этом обществе знакомые черты того класса, к которому она сама принадлежала, но это не помешало ей отметить его смешные стороны, которые заключались в безвкусной манере танцевать, в явно заученных манерах, в тщеславии, в голосе и акценте, искаженных беспрестанным старанием изобразить что-то утонченное, в обычном грубом обращении с прислугою, в идолопоклонстве перед знатью, в узком сектантстве и в десятке других проявлений, которые Алиса, не чувствовавшая никакого желания проникать в корень вещей, относила целиком к врожденной вульгарности.

Вскоре после этого дня размышлений она встретила Люциана во время танцев. Он пришел на вечер по обыкновению поздно и с достоинством спросил ее, может ли он иметь удовольствие танцевать с ней сегодня. Этой формы обращения он никогда не менял. К его удивлению, она предложила ему «второй добавочный танец». Он поклонился. Сейчас же к Алисе подошел молодой человек и, заявив, что теперь, кажется, его очередь, увел ее с собой. Люциан снисходительно улыбнулся, подумав, что хотя манеры Алисы были удивительно хороши, принимая во внимание ее прежнюю жизнь, однако иногда в них проскальзывает более низкий тон, чем тот, который, по его мнению, ему удавалось сохранить в своем собственном поведении.

Когда наступила его очередь, они сделали два тура по комнате под звуки вальса, разыгрываемого тапером, и затем остановились. Алиса предпочитала ограничиваться этими двумя турами, когда вальсировала с Люцианом. Он спросил ее, слышала ли она что-нибудь о Лидии.

— Вы всегда задаете мне этот вопрос, — возразила Алиса. — Лидия пишет только тогда, когда ей необходимо сообщить что-нибудь деловое; да и то она присылает лишь несколько строк.

— Вы правы. Но с тех пор, как мы с ней расстались, у нее могло найтись что-нибудь деловое.

— У нее не нашлось ничего делового, — ответила Алиса, раздраженная его лукавой усмешкой.

— Ей было бы приятно услышать, что мне удалось наконец освободить виллу на вязовой аллее от арендаторов.

— Я думала, что они давно уже уехали, — равнодушно произнесла Алиса.

— Прошел месяц с лишним, как их уже нет там. Вся трудность заключалась в том, чтобы заставить их забрать свое имущество. Как бы то ни было, мы теперь освободились. Единственной вещью, напоминающей об их пребывании, является Библия, половина листов которой вырваны, а остальные исчерчены условиями различных пари, рецептами потогонных средств и других медикаментов, а также целой массой непонятных заметок. Одна из находящихся в книге надписей, выцветшая от времени, гласит: «Роберту Меллишу от его любящей матери, с глубокой надеждой, что он пойдет по путям, указанным в этой Книге». Я боюсь, что надежда не вполне оправдалась.

— Как гадко было с его стороны разорвать Библию, — торжественно произнесла Алиса. Но сейчас же, вслед за этим, рассмеялась и сказала: — Я знаю, мне не следовало бы смеяться, но я ничего не могу поделать с собой.

— Этот случай производит на меня скорее трогательное впечатление, — произнес Люциан, который любил показать, что он не лишен чувствительности. — Можно живо вообразить себе веру этой бедной женщины в будущее своего сына. Если бы только она смогла предвидеть, как мало оправдываются ее надежды!

— Надписи на книгах подобны надписям надгробных памятников, — презрительно заметила Алиса. — В сущности они не имеют никакого значения.

— Я очень рад, что у этих людей нет больше предлога ходить в Уилстокен. Большим несчастьем было, что Лидия познакомилась с одним из них.

— Вы уже говорили об этом много раз, — вызывающе произнесла Алиса. — Можно подумать, что вы завидуете бедному боксеру.

Люциан покраснел до корней волос. Алиса затрепетала от своей смелости, но не опустила глаз.

— Поистине, это слишком нелепое предположение, — сказал он, скрывая смущение под беззаботным видом, совершенно чуждым его обычным манерам. — В чем я могу завидовать ему, мисс Гофф?

— Это лучше всего известно вам самим.

Люциан понял, что в Алисе произошла какая-то перемена и что в разговорах с ней он потерял под ногами почву. Его оскорбленное самолюбие в этот миг вытравило, подобно едкой кислоте, прежнее впечатление о ней, как о хорошо воспитанной и достойной уважения молодой женщине. Перед ним была избалованная красавица. И так как ему вообще нравились не те женщины, поведение которых соответствовало его мнению о благопристойности, эта перемена была далеко не к худшему для Алисы. Он не мог простить ей только последнего замечания, хотя постарался не дать ей заметить, как больно оно укололо его.

— Я боюсь, что буду представлять собой очень жалкую фигуру при встрече со своим соперником, — сказал он, улыбаясь.

— Вызовите его на дуэль и застрелите его, — весело произнесла Алиса. — Весьма вероятно, что он не умеет обращаться с пистолетом.

Он опять улыбнулся; но если бы Алиса знала, насколько серьезно он обдумывал ее предложение, пока не отбросил его, как неподходящее. Пустить пулю в Кэшеля являлось для него скорее роскошью, которую он не мог позволить себе, чем преступлением. Алиса же была вполне удовлетворена тем, что с этим Уэббером, на которого она потратила так много незаслуженного уважения, можно обращаться столь же небрежно, как с поклонниками в Уилстокене.

— Странно, — произнесла она, подражая задумчивой манере Лидии, что такой обыкновенный человек оказался привлекательным для Лидии. И это вовсе не оттого, что он изящен. Ее ни на минуту не интересует эта сторона. Я думаю, что она не посмотрела бы лишний раз даже на самого красивого человека в Лондоне, до такой степени ей важна в человеке только его духовная суть. И все-таки она находила удовольствие в разговорах с ним.

— О, это ошибка! Лидия заставляет думать, что она глубоко интересуется человеком, с которым ей случайно пришлось разговаривать; но это только манера. Под ней ровно ничего не кроется.

— Я хорошо знаю эту ее черту. Но здесь было совсем другое.

Люциан с упреком покачал головой. — Я не могу шутить в таких серьезных делах, — сказал он, решив сделать попытку восстановить свое достоинство в глазах Алисы. — Я думаю, мисс Гофф, что вы едва ли понимаете, насколько нелепо подобное предположение. В Европе мало найдется знатных людей, с которыми моя кузина не была бы лично знакома. Очень молодая девушка, которая еще мало знает свет, могла быть обманута внешностью такого человека, как Байрон. Женщина привыкшая к обществу, не может сделать такой ошибки. Нет сомнения, что вульгарность и неуклюжие любезности этого человека забавляли ее некоторое время, однако…

— Но почему же тогда она пригласила его посещать ее «пятницы»?

— Это не что иное, как простая любезность с ее стороны. Простая благодарность за то, что он помог ей выпутаться из затруднительного положения.