Андрей Трегубов - Могло быть и так, или Эльфы тоже люди

• Название: Могло быть и так, или Эльфы тоже люди
• Автор: Андрей Трегубов
• Жанр: Фэнтези

Вдали от городов, в российской глуши происходят мистические вещи — продолжение обстоятельств далёкого, но не ушедшего прошлого. В затерянном месте Алтайских гор разворачиваются события, способные отбросить цивилизацию в Средневековье, разрушить мир между странами, поставить на колени человечество. Надо только предотвратить ИХ возвращение, надо не поддаваться властителю пустыни, надо разобраться в доверии, дружбе и любви. Потому что очень легко ошибиться, выбирая свой путь.

---

В борьбе с европейцами потомки Саладина не замечали того, что творилось у них под носом. В 1255 году династию свергли «изнутри», ну, в смысле, в Египте. Один тёмный эльф, принявший имя Бейбарс, убил последнего представителя рода Айюбов и через 5 лет стал сам султаном ибн Захиром. Я бы его по-другому назвал, да непечатно это. Эльфы захватили Иерусалим с обеих сторон и продолжили свою игру людьми и религиями. Одна из жён бывшего султана смогла бежать. Не буду говорить, что мне её жалко, но арабке без мужа в тогдашней Европе пришлось не сладко. Тем более, она носила ребёнка, потомка Айюба. Добралась она до северных стран, помогали ей сарацинки, которых крестоносцы привозили с собой в качестве жён, наложниц и служанок. Она тоже себя пересилила и согласилась выйти замуж за торговца-человека. Красивая была по тем меркам, необычная. Ну а что с дитём — так, значит, здорова, ещё родить сможет. Ну, дикие люди…

— За баб! — неожиданно рявкнул Грим. — За… матерей! — Нав не ожидал такого патетического поворота темы, крякнул и даже совсем проснулся.

Грим резко сел на корточки перед стулом, хрустнули колени. Заговорил тихим, убаюкивающим голосом:

— Риночка, милая, в моём роду были ведьмы и колдуны Севера. В Скандинавии, на островах, где вечная зима и жестокое лето, они жили с 13-го до 18-го века. Церковь их не трогала, не желая забираться так далеко и уделять им внимание. А местные жители испытывали благоговейный страх перед их могуществом. Верили, что колдуны могут управлять стихиями, так как связаны не с нечистым, как думала церковь, а с духами природы — феями и гномами. Знаешь, как они называли гномов?

— Ээ… трау?

Тот кивнул, опустив веки:

— Или драу. Или дроу. Так же, как люди называют нашего блондина… Смешно. Никаких драу там уже не было. Да и никогда не было — слишком холодно, и промёрзшая земля. Страна Туле была жестока для них, — он грустно усмехнулся. — Туле[90] всегда была жестока к эльфийской крови.

— Я не понимаю, — призналась девушка, поджимая под себя ноги и усаживаясь по-турецки.

Грим вынырнул из размышлений:

— Да, прости, отвлёкся. Я хочу рассказать тебе про Север. Колдунами были все в моём роду в независимости от пола, несли наши фамильные тайны. Но в основном скрывались. Раз в три-четыре поколенья кто-то выбирал профессию ведовства и брал новое имя-прозвище Грим.

Он выжидающе замолчал.

— Это чёрный пёс из скандинавской мифологии, помощник верховного бога Одина, предвестник смерти для обычных людей, — отчиталась Рина и лукаво уставилась на собеседника сверху вниз. — Но я из их мифологии больше всех Локи люблю. Он безбашенный и жизнь любит.

Грим покосился на спящего на столе Навана.

— Ну, а как, по-твоему, должны были называться колдуны с моей южной внешностью на севере? Уж не Локи.

Рина игриво пожала плечами: и извинилась, и осталась при своём. Грим улыбнулся.

— Фер-Айл и Фоул, Унст и Хой — острова Шетлендского и Оркнейского архипелагов были домом для моей семьи. У каждого поколения — свои способности, иногда повторялись и передавались по наследству. Те, кто выбрал путь ведовства, жили отшельниками во фьордах на скалах над белым грозным морем. Деревянные кельи ютились на каменных уступах…

Рина смотрела на него, улыбаясь чуть снисходительно, всматриваясь в лицо колдуна, ища в нём северные черты. Не находила. Только смутные ассоциации с героями игры про ассасинов…

— Ходили слухи, — продолжал Грим, покачиваясь на затекающих ногах, — что эта одна и та же ведьма или бессмертный колдун, умеющие возвращать себе молодость. Умели, но жили не многим дольше смертных. Просто в каждом из нас есть память своего рода. И наша клятва…

— А ты был там, на севере?

— Нет, никогда. Но я помню… Четырёхгранный посох из чёрного дуба с высеченными рунами (смертные считали, что он магический, а это был всего лишь календарь), гору Хельгафелс на рассвете — священное место для норманнских жрецов. Ужас и трепет рансларов, выбираемых из общины, которые приходили в кельи к моим предкам просить защиты от господина-тексмена. Или обмороки перепуганных дочерей ярлов, этих маленьких графинь, сбивчиво просящих предсказать свою судьбу или приворожить любимого. Помню вёлуспы, которые вещали мои прабабки, и пророчества эти обретали силу от веры смертных в их слова. Помню ленгспил — шетлендскую арфу, — что висела над очагом в каждом нашем доме; по-моему, одна на всех, с потёртыми углами. Помню девушек горной страны Хиалтландии, что гордыми валькириями провожали рыбаков в море, как на бой, и начинали готовиться к разделке их улова. Они пели своим детям древние саги Севера о берсерках и викингах, переданные через века скальдами… Я всё это помню…

   — На север, вы — в сером,
   Вы — звери, на север…  [91]

— единым дыханием пропела девушка, а Грим поднял на неё глаза.

— «В сером»… «в сером»… да… — задумался он. — Может, уедем с тобой туда? Когда всё закончится.

— Не обещай ничего, — погрустнела она.

— А я ничего и не обещал, — улыбнулся он, встал, потёр затёкшие ноги. Наклонился и, зарывшись в рыжую чёлку, оставил на её лице дыхание поцелуя.

Пашка нервно дёрнулся и сделал попытку слезть со стола. Но Грим облокотился на руку и рывком уселся рядом. Принялся болтать ногами. Пашка почти расслабился.

— Пива хочешь? — неожиданно предложил колдун.

Пашка сглотнул, но покачал головой:

— Не. Ну его.

— Правильно, — одобрил Грим. — Тогда и я не буду.

Со звоном и бряцаньем сдвинул банки подальше.

— Ты смотрел «Формулу любви»?

— Смотрел, — поморщился парень. — Нуднятина. И так всё было понятно сразу. Не люблю про любовь.

— Да, тебе сейчас пожёстче подавай… А знаешь, Бальзамо ведь так и не понял ничего…

— Кто? — растерялся Пашка, смутно поняв, что не про бальзамы речь.

— Так звали одного моего предка. Но в России его помнят как Алессандро или Джузеппе Калиостро.

— Он был твоим предком?! Да ладно! — парень встрепенулся в предвкушении интересного. Да ещё и от Грима, который до простого разговора с менестрелем снисходил всего раз пять…

— Я помню всю его жизнь, его стремление вырваться за стены богословских школ, узнать новое в своих способностях… и в нашей клятве. Он первый и единственный, кто вернулся в Египет. Хотел разузнать подробности этой клятвы или избавиться от неё… Точно пива не хочешь?

— У-у, — помотал головой Пашка. — А что за клятва?

Грим понял, что сболтнул лишнего, гневно зыркнул на Пашку. Тот заёрзал от смущения и нетерпения.

— Ну, ладно, не клятва. Но у него что-нибудь получилось?

— Угу, — помрачнел колдун, — получилось… навлечь на себя преследование и клеймо шарлатана. И пожизненное заключение… Нет, он создал свою… нашу Египетскую масонскую ложу, куда собрал всех дальних родичей. Но они ему не помогли: магия и клятва передавались только ему, по прямой линии. Он только дочку свою внебрачную туда не звал: 18 век, дамы были лишь красивым дополнением мужчин — официально. Её звали Лоренца, как и его будущую жену. Она осталась с матерью в Германии, потом удачно вышла замуж за такого же внебрачного сына Анны Марии Эккарт — Карла фон Эккартсгаузена. Приворожила, в общем, ведьма же. А этот Карл был церковным мистиком, но свёл тестя с немецкими и русскими масонами — очень денежными товарищами…

— А он сам что умел?

— Кристаллы выращивал — но это химия. Духов вызывал — ну это простая ментальная магия, это и я могу. Правда, пока только на одного человека, не на толпу.

— Ух ты! А моих родителей мне покажешь? — загорелся Пашка.

— А ты их помнишь?

— Нет.

— Тогда не покажу, — остудил его Грим. — Могу, конечно, кого-нибудь придумать, но это будет ложь. Если бы ты помнил — сам бы дорисовал в воображении. Когда человек помнит своего умершего — сам его и нарисует, иногда круче всякой магии…

— Жалко, — всё заметнее сникал менестрель и усердней болтал ногами, теряя интерес к рассказу.

— А ведь благодаря ему ты жив! — выдал Грим последний козырь.

— Ш… что?!

— Тебе эльф рассказал, что тебя такой-сякой водой полили, йогуртом заправили — и ты снова двухлетка? Это была подстраховка. А Джузи умел молодость возвращать.

— Тогда почему ты же ты никому не говоришь, как? Ты же можешь прославиться, разбогатеть!

— М-гу. Джузи тоже хотел прославиться, разбогатеть. И даже прославился и разбогател. Только слишком: объявили его мошенником, чернокнижником, заставили каяться, сожгли вещи (в том числе и дневники — вот я и подстраховывался) и упекли на пожизненное…

— Но мы в цивилизованное время живём, экстрасенсов и магов любим…

— Да, — скривился Грим. — Но ты же понимаешь, что это шоу. И до поры до времени меня тоже будут любить. А потом у меня кончатся деньги на бесполезную саморекламу, и меня запрут на пожизненное в каком-нибудь НИИ — для опытов.