Эльза Триоле - Анна-Мария

• Название: Анна-Мария
• Автор: Эльза Триоле
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1963

«Анна-Мария» — роман, вписанный в быль своего времени. Автор надеется донести до советского читателя и роман и быль, реальность романа и романтику были: нашу фантастическую действительность.

Герои этого романа и судьбы их — вымышленные. Не вымышлены атмосфера, ситуация, быт во Франции 1936–1946 годов и в оккупированной Германии 1945 года. Автор подчеркивает сплетение вымысла и были, дабы его не упрекнули в разнузданной фантазии.

Довоенный Париж, времена гражданской войны в Испании… Молниеносная «странная война», как ее тогда называли, и странное освобождение, где победители скоро стали походить на побежденных… Крепости, замки, потайные ходы, гаражи, сеновалы, набитые оружием, генералы-заговорщики, бродящие по стране «вооруженные призраки» — вся эта фантастика действительно существовала. И существует поныне: военные заговоры, убийства, террор… «Вооруженные призраки» нашего времени, дети и внуки тех, что мы знавали до и во время войны: все те же против все тех же… Ведь победы полной не бывает, как не бывает и победы раз навсегда. «Освобождение» надо охранять, дабы не приходилось его отвоевывать снова и снова.

---

— Мне сказал надзиратель… Уверяю вас, что Робер не дотронулся бы до оружия, даже если б от этого зависела его жизнь. Он смертельно боится всякого огнестрельного оружия… Вам, вероятно, известно, что в гестапо ему вырвали ногти на ногах и не добились от него ни слова. Герой. Он доставал для нас провиант, и в этом деле не имел себе равных. Но огнестрельного оружия он боялся.

— Так вот! Его обвиняют в убийстве. Я считаю, что ваше вмешательство необходимо, вы должны нам помочь.

— О! Знаете ли, мое вмешательство…

Клавель глотнул виноградной водки, зажег сигарету… Он был сбит с толку. Эта дама с толстыми светлыми косами и внимательным взглядом, дама с брильянтом на мизинце, в тонких чулках — и есть та самая «Барышня»… Когда он вернулся из концлагеря, человек двадцать рассказывали ему о «Барышне», о знаменитом побеге из тюрьмы П. Как ни трудно представить себе эту даму, устраивающей побег заключенным, он уже свыкся с этой мыслью. Все-таки именно она предупредила его о Жозефе и пробралась в тюрьму. Но при всем том здесь была какая-то неувязка. Казалось бы, она принимает так близко к сердцу это дело, из-за него не уезжает из П., а чуть он попросил ее помочь, сразу пошла на попятный. Если она сидит в П., чтобы разгуливать с фотоаппаратом, то можно с таким же успехом вернуться в Париж и заниматься своими делами там.

— Не можете ли вы рассказать мне все подробно? — спросила Анна-Мария.

Ага! Все-таки…

— В селенье Ля Дотт, которое в трех километрах от Кремая, подстрелили кабатчика. Гнусный субъект, спекулянт. Политикой он не занимался, ну, а деньги не пахнут… Он стоял на пороге своей двери в тот вечер, когда в него выпустили целую автоматную очередь. Весь заряд попал в живот… Проклятое отродье: он не умер! И не подал в суд… Кто подал в суд, до сих пор неясно, однако за Робером явились в Кремай, арестовали его и еще одного парня, на ферме, вблизи Кремая… девятнадцатилетний головорез…

— И есть улики?

— Никаких. Основанием для их ареста послужили не улики, а предположение, что «они-де на это способны». Судя по их поведению в маки. Судя по орденам, которыми награждены и тот и другой… В защиту Робера выступило восемнадцать свидетелей, показавших, что в момент покушения он находился на собрании. И слушать не стали: это, мол, показания товарищей. Тото, второй паренек, будто бы как раз в это время обедал у мэра… Попустительство, попустительство, говорят нам… Очень может быть… Но как бы то ни было, не его это рук дело! Было девять часов вечера, кабатчик стоял в дверях против света — прекрасная мишень… Будьте уверены, что Тото не промахнулся бы, парень в муху на лету попадает… Ребята тут ни при чем: тут либо сводят счеты спекулянты, либо это провокация… Мы развернем огромную кампанию! У них уже и так из-за Жозефа куча неприятностей: рабочие на заводе грозят забастовкой, если его немедленно не выпустят. Прокурор сказал мне сегодня: «Вы затрудняете мою задачу, я уже почти решил его выпустить, но, поймите, теперь может показаться, что мы делаем это под „давлением“»…

Клавель явно имитировал прокурора, и, очевидно, похоже, хотя Анна-Мария прокурора не знала.

— Вы говорите — провокация… Чья?

Клавель глотнул водки.

— Крепкая… — похвалил он, стараясь выиграть время… — Знавали ли вы некоего майора Лебо, отнюдь не красавчика?[52]

— Я знала одного Лебо, тогда он был капитаном… Это тот самый Лебо? Мне ли его не знать! У нас с ним было много хлопот… Он все еще здесь? Почему вы говорите «отнюдь не красавчик»? По-моему, этот страшный человек красив, как восковая кукла…

— Ну, значит, тот самый! Лебо купил поместье в пятнадцати километрах отсюда… И было на что покупать! Теперь окончательно обосновался в здешних краях… Вы хорошо его знаете, мадам?

— Хорошо? Нет… кажется, он прибыл сюда как беженец. Неизвестно, кто пустил такие слухи, но в конце концов им поверили. А в один прекрасный день мы вдруг узнали, что Лебо руководит здесь Сопротивлением! Нам не удалось выяснить, как это случилось!

«Рассуждает она здраво, — подумал Клавель, — не знаю, как и вести себя с нею… Расскажу все как есть, будем надеяться, что она не подложит нам свинью…»

— Мы напали на след одного очень щекотливого дела, — сказал Клавель, постукивая длинными костлявыми пальцами по бутылке, которую хозяин оставил на столе. — У майора Лебо есть друзья… Есть у него и враги… Знаете, когда дело касается денег, нередко возникают недоразумения… Это имеет отношение к Тото, а быть может, и ко всему прочему. Дело было еще в тысяча девятьсот сороковом году… Знаком вам гараж на шоссе, между Кремаем и П.?

— Да, знаком…

— Хозяин этого гаража поставлял бошам транспорт, и не только транспорт… Тото явился в гараж и стребовал с хозяина шестьдесят тысяч франков… Тото ничего не боится, а должен вам сказать, что хозяин гаража со всех точек зрения человек опасный. Вернувшись на ферму, где его укрывали, Тото двадцать тысяч спрятал в печку, а сорок тысяч оставил при себе. Через несколько дней, возвращаясь на ферму, Тото, еще издали увидев, что она оцеплена, дал тягу и залег где-то, пережидая грозу. А деньги доверил Лебо. Прошло еще несколько дней, и Тото преспокойно отправился на сожженную ферму и достал из чудом уцелевшей печки спрятанные в ней двадцать тысяч. Но так как его в любую минуту могли арестовать, он не хотел таскать их с собой, поэтому он снова пошел к Лебо, и, не застав его, отдал деньги его лейтенанту. Только такой шальной парень, как Тото, мог рискнуть показаться в этих местах, но все-таки задерживаться в Кремае ему не хотелось. Лейтенант пообещал: не беспокойтесь, передам, мол, Лебо… Однако когда после освобождения Тото пришел к Лебо и завел разговор о деньгах, тот начал клясться, что никаких двадцати тысяч от лейтенанта не получал, а сорок тысяч давно истратил на нужды маки. Лейтенант, в свою очередь, утверждает, что передал Лебо двадцать тысяч, и, по его словам, Лебо присвоил себе не только эту сумму, но и остальные сорок тысяч, то есть все шестьдесят тысяч, о которых идет речь, причем ни одного су из этой суммы не перепало на нужды маки.

— Кто этот лейтенант? Не Жерар ли случайно?

— Нет, не Жерар, Жерара я знаю; лейтенант майора Лебо — парашютист, сброшенный одним из последних.

Клавель подумал: «Всех-то она знает! И даже имеет о каждом свое мнение! Пожалуй, она одних с нами взглядов, а может быть, у нее вообще нет взглядов… Тогда зачем ей тут околачиваться?..» Надо сказать, что для Клавеля парижанки из той среды, к которой принадлежала Анна-Мария, были в диковинку… Да и, в сущности, к какой среде она принадлежала? Клавель продолжал:

— Жерар был с Лебо в хороших отношениях, но он не был его лейтенантом. Лейтенант, сброшенный с парашютом в районе действия Лебо, связался с ним случайно. Когда человек падает с неба, ему не всегда легко разобраться в земных делах. Лебо прельстил его своими «войсками». Вы хорошо знаете, что к тому времени маки уже были укомплектованы и молодого лейтенанта долго мариновали, его некуда было деть. Наконец его приняли в одно из маки, он хороший паренек и не трус. Ему хотелось драться с немцами. На Лебо он до сих пор зол как черт, потому что тот не отпустил его, Лебо было просто лестно держать при себе посланного из Лондона человека, сами понимаете! А потому парашютистик, видевший все проделки Лебо, терпеть его не может. Чувствуя, что дело принимает плохой оборот, Лебо послал в мэрию города П. удостоверение в том, что владелец гаража — испытанный патриот… Теперь владелец гаража утверждает, что у него никто никогда ничего не брал. Словом, жалоба Тото и лейтенанта не имеет больше под собой почвы. Конечно, вся округа знает, что Тото действительно отнял деньги у хозяина гаража, почему тот и донес на него, но пойди-ка докажи! Не знаю, мадам, сделаете ли вы из всего этого такие же выводы, какие сделал я… Собственно говоря, выводы — сильно сказано, но…

— Пойду погуляю вокруг гаража… — сказала Анна-Мария.

— Зачем?

— Не знаю еще, — ответила Анна-Мария и улыбнулась своей детской улыбкой. — Надо ж вытащить из тюрьмы Робера.

«Ничего не понимаю», — подумал Клавель и встал.

— Не забудьте о Жаке Дерье, — сказала Анна-Мария, пожимая ему руку. — Он в тюрьме за кражу, совершенную в тысяча девятьсот сорок третьем году: увел у боша велосипед; велосипед был нужен ему для нашей работы.

«Ничего не понимаю», — повторил про себя Клавель, спускаясь по лестнице отеля.

XXVI

Гараж находился на отлете, он стоял совсем одиноко на шоссейной дороге, огибающей селение. Если вы, оставив позади городок П. и миновав несколько селений, делали затем километров десять вверх по крутой дороге, то вдали перед вами возникал квадратный фасад гаража, хотя поселок еще прятался за холмом. Казалось, все кругом было пустынно, и впечатление это усиливалось еще несколькими одиноко стоявшими деревьями, ветви которых росли в одном направлении, словно откинутые ветром длинные косы. Гараж казался заброшенным: большие, всегда на замке ворота, когда-то выкрашенные в зеленый цвет, и стоявшие по бокам, точно часовые, две пустые проржавевшие бензиновые колонки, похожие на роботов, еще больше усиливали впечатление заброшенности. Если в надежде кого-нибудь встретить вы обогнете квадратное здание с закрытыми ставнями, то окажетесь на обнесенном колючей проволокой пустыре — нечто вроде братской могилы самых разнообразных машин: грузовики, тягачи и даже танк, рыжие от ржавчины, лишенные плоти и внутренностей остовы, падаль, растерзанная, выпотрошенная, продырявленная, раздавленная… Такие машины еще попадаются по обочинам дорог Франции, там, где шли бои, их никто не убирает, они валяются, как пустая скорлупа лангустов, и понемножку разрушаются.