Элизабет Гаскелл - Жены и дочери

• Название: Жены и дочери
• Автор: Элизабет Гаскелл
• Жанр: Классическая проза

Любовные интриги и роковые страсти, большие ожидания и фамильные секреты…

Когда овдовевший отец 17-летней Молли Гибсон решает жениться вновь, жизнь девушки превращается в хаос. Молли предстоит научиться жить рядом с властной мачехой и необузданной сводной сестрой, разобраться в мрачных семейных тайнах, испытать пылкую страсть и стать жертвой любовных интриг…

Перевод с английского Валентины Григорьевой.

Редактор: Елена Первушина.

Комментарии взяты из романа «Жёны и дочери» издательства «Wordsworth Classics».

---

— Но я не хочу, чтобы она выглядела по-другому. Мне она нравится такой, какая есть. Прошу, не делайте ничего.

— Какая чепуха, дитя! Я не слышала ничего более нелепого! Большинство девушек были бы рады избавиться от мебели, что годится только для чулана.

— Она принадлежала моей матери до того, как она вышла замуж, — сказала Молли очень тихо, приводя этот последний довод неохотно, но с уверенностью, что ему не будут противиться.

Миссис Гибсон немного помолчала, прежде чем ответить:

— Твои чувства делают тебе честь. Но тебе не кажется, что сентиментальность может завести слишком далеко? Не будь у нас новой мебели, нам бы пришлось мириться со старомодными ужасами. Кроме того, моя милая, Холлингфорд покажется Синтии довольно скучным после милой, веселой Франции, а мне хочется, чтобы ее первое впечатление было приятным. Я намерена поселить ее поблизости и хочу, чтобы она приехала в хорошем настроении; между нами говоря, моя дорогая, она чуточку упряма. Тебе не нужно упоминать об этом при своем папе.

— Но разве вы не можете обустроить комнату Синтии, а не мою? Пожалуйста, не трогайте мою комнату.

— Нет, право слово! Я не могу с этим согласиться. Только представь, что будут говорить обо мне — я балую свое дитя и не забочусь о дочери мужа. Я бы не смогла этого вынести.

— Никому не нужно об этом знать.

— В таком рассаднике сплетен, как Холлингфорд?! В самом деле, Молли, ты либо очень глупа, либо очень упряма, либо тебе безразлично, какие жестокие вещи могут обо мне говорить — и все из-за твоих эгоистичных капризов! Нет! Я обязана показать себя с лучшей стороны в этом деле, и поступить так, как посчитаю нужным. Все узнают, что я не обычная мачеха. Каждый пенни, который я потрачу на Синтию, я потрачу и на тебя, поэтому больше не стоит об этом говорить.

Итак, небольшой, покрытой белым канифасом кровати Молли, старомодному комоду, и другим заветным реликвиям времен девичества ее матери суждено было окончить дни в чулане. И они туда отправились, как только Синтия прибыла домой и привезла с собой огромные французские сундуки.

Все это время Тауэрс пустовал: леди Камнор прописали провести начало зимы в Бате, и ее семья отправилась туда вместе с ней. В тоскливые дождливые дни миссис Гибсон обычно вспоминала об отсутствующих «Камнорах», так она принялась их называть с тех пор, как стала более независимой от них. В кругу семьи в ее словах не было того благоговения, с которым жители городка привыкли говорить «о графе и графине». И леди Камнор, и леди Харриет время от времени писали своей дорогой Клэр. Первая, как правило, раздавала поручения для прислуги в Тауэрсе или жителей городка, и никто не мог их исполнить так хорошо, как Клэр, которая знала вкусы и привычки графини. Эти поручения повлекли за собой разнообразные счета за пролетки и экипажи из гостиницы «Георг». Мистер Гибсон обратил внимание жены на это последствие, но она в ответ уверила его, что леди Камнор не преминет вознаградить их за исполнение своих желаний. Мистеру Гибсону не понравилось это последствие, но на первый раз он промолчал. Письма леди Харриет были короткими и забавными. Она испытывала тот тип уважения к своей бывшей гувернантке, который заставлял ее время от времени писать письма и радоваться, когда отчасти добровольная задача была выполнена. В ее письмах не было откровенности, но было достаточное количество новостей о семье и местных слухов, которые, как она полагала, позволят Клэр чувствовать, что бывшие ученицы не забыли о ней. Такова была ее манера выказывать свое уважение прежней наставнице. Как часто миссис Гибсон цитировала и обращалась к этим письмам в разговорах с дамами Холлингфорда! Она познала их эффект еще в Эшкоме, а он был не меньше Холлингфорда. Но ее поставили в тупик дружелюбные послания для Молли и вопросы о том, понравился ли мисс Браунинг чай, что она им послала. И Молли сначала пришлось объяснить, а затем полностью рассказать все подробности того дня, что они провели в Особняке Эшкома, и о визите леди Харриет к барышням Браунинг.

— Какая чепуха! — произнесла миссис Гибсон с каким-то раздражением. — Леди Харриет приехала повидать тебя, желая развлечься. Она только посмеялась над мисс Браунинг, а они станут цитировать ее и говорить о ней, как будто она их самая близкая подруга.

— Не думаю, что она посмеялась над ними. Она, в самом деле, говорила с добротой.

— И ты думаешь, что знаешь ее привычки лучше меня, хотя я знакома с ней пятнадцать лет? Я скажу тебе, что она высмеивает каждого, кто не принадлежит ее кругу. Она всегда называет мисс Браунинг «Пекси и Флэпси».

— Она обещала, что не будет их так называть, — защищалась Молли, загнанная в угол.

— Обещала тебе?! Леди Харриет? Что ты хочешь сказать?

— Только то, что… она называла их Пекси и Флэпси… и когда она сказала, что приедет к ним домой навестить меня, я попросила ее не приезжать, если она будет… смеяться над ними.

— Право слово! За все мое долгое знакомство с леди Харриет я никогда не осмеливалась на подобную дерзость!

— Я не считала это дерзостью, — решительно ответила Молли. — И я не думаю, что леди Харриет так восприняла мои слова.

— Ты не можешь знать об этом. Она умеет притворяться.

Затем приехал сквайр Хэмли. Это был его первый визит, и миссис Гибсон оказала ему любезный прием, она уже была готова принять его извинения за задержку и заверить, что понимает, какой груз дел давит на каждого землевладельца, управляющего поместьем. Но сквайр не принес подобных извинений. Он сердечно пожал ей руку, поздравляя с удачным выбором — ей досталась такая награда в лице его друга Гибсона, но ни словом не обмолвился о пренебрежении своим долгом. Молли, которая к этому времени уже хорошо изучила выражения его лица, была уверена, что что-то случилось, и что он сильно встревожен. Он едва ли следил за беглой речью миссис Гибсон, она уже решилась произвести благоприятное впечатление на отца красивого молодого человека, который помимо своей личной приятности оказался наследником поместья. Но сквайр повернулся к Молли и, обращаясь к ней, сказал так тихо, словно сообщал ей по секрету то, что не было предназначено для ушей миссис Гибсон:

— Молли, у нас дома все наперекосяк! Осборн лишился своей стипендии в Тринити, куда он вернулся, чтобы добиться ее. Потом он уехал и потерпел неудачу со своей научной степенью, после всего, что он сказал, и что сказала его мать. А я, как дурак, ходил и хвастался своим умным сыном. Я не могу этого понять. Я никогда не ждал ничего выдающегося от Роджера, но Осборн…! А потом из-за этого у мадам случился сильный приступ. Сегодня утром ваш отец приезжал навестить ее. Бедняжка, я боюсь, она очень больна. Она сказала ему, как бы ей хотелось видеть вас рядом, а он сказал, что мог бы привезти вас. Вы ведь поедете, моя дорогая? Она не так нездорова, как думают многие, но ей просто не достает женской заботы, словно она несчастна… больна, смею сказать.

— Я буду готова через десять минут, — сказала Молли, всерьез тронутая словами и тоном сквайра, не подумав спросить согласие у мачехи, раз она уже услышала, что отец согласен. Как только она поднялась, чтобы покинуть комнату, миссис Гибсон, услышав только половину из того, что сказал сквайр, и, оскорбившись тем, что он доверился исключительно Молли, спросила:

— Моя дорогая, куда ты идешь?

— Миссис Хэмли хочет, чтобы я приехала, и папа говорит, я могу ехать, — ответила Молли, и почти одновременно с ней заговорил сквайр:

— Моя жена больна и очень любит вашу дочь, она попросила мистера Гибсона позволить ей ненадолго приехать в поместье, и он любезно ответил, что она может приехать, и я приехал за ней.

— Подожди, дорогая, — сказала миссис Гибсон Молли, она слегка хмурилась, несмотря на ласковый тон. — Я думаю, твой папа забыл, что сегодня вечером мы с тобой собираемся навестить людей, — продолжила она, обращаясь к сквайру, — с которыми я хорошо знакома… сомневаюсь, что мистер Гибсон вернется домой вовремя, чтобы пойти со мной… поэтому, видите ли, я не могу позволить Молли поехать с вами.

— Я не думал, что это будет столь важно. Я полагаю, новобрачные всегда новобрачные; и их дело — быть робкими, но я не подумал об этом… в данном случае. А моя жена мечтает, как это делают все больные. Что ж, Молли, — произнес он тихо, хотя предыдущие слова были сказаны sotto voce[48]) — мы отложим поездку до завтра: это наша неудача, не ваша, — продолжил он, увидев, как она медленно и неохотно возвращается на свое место. — Полагаю, сегодня вечером вы будете веселиться…

— Я не буду, — прервала его Молли. — Мне не хотелось идти, а теперь я буду желать этого еще меньше.

— Успокойся, милая, — произнесла миссис Гибсон, и, обращаясь к сквайру, сказала: — Здешние визиты не то, что можно желать для такой юной девушки… нет молодых людей, нет танцев, никакого веселья. Но Молли, ты неправа, противясь идти к таким добрым друзьям твоего отца, какими являются эти Кокерелы. У доброго сквайра сложится о тебе плохое впечатление.