Лео Бретхольц - Прыжок в темноту. Семь лет бегства по военной Европе

• Название: Прыжок в темноту. Семь лет бегства по военной Европе
• Автор: Лео Бретхольц
• Издательство: ОГИ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-94282-685-7

Эта книга — рассказ о подлинном мужестве перед лицом смертельной опасности. Автор повествует о нечеловеческих испытаниях, пережитых им в течение семи лет бегства от великолепно отлаженной фашистской машины уничтожения евреев. Это уникальная, не придуманная история спасения, которое удалось лишь единицам из миллионов жертв фашизма.

---

Следующий день я провел в гостиной, беседуя с другими обитателями дома. Откуда ты? Как ты здесь оказался? Все истории были похожи одна на другую: нацисты, бегство, отчаяние, боязнь за детей, борьба со временем. Как будто снова и снова проигрывалась одна и та же пластинка, менялись только имена.

Я немного почитал газету. За те несколько дней, что я здесь провел, внешний мир стал казаться далеким и гораздо более тревожным. Правительство Польши начало затягивать гайки в отношении евреев. В начале октября было объявлено, что каждый, кто не обновит свой паспорт до двадцать девятого октября, будет лишен гражданства. Это давало повод для широкомасштабных преследований. Двадцать шестого октября немецкое министерство иностранных дел поручило гестапо выслать из Германии как можно больше польских евреев, живших там долгие годы. В течение двух следующих дней около восемнадцати тысяч евреев специальными поездами были доставлены к польской границе, но им было отказано во въезде. Куда должны были они идти? Некоторых нацисты заставили нелегально пересечь границу. Почти пять тысяч насильно отвезли в лагерь, расположенный в маленьком польском селе Збонщин, рядом с границей. Это было только началом кошмара.

В Париже — об этом мы не знали тогда — семнадцатилетний студент Гершл Гриншпан получил письмо от своего отца, который в числе других был отправлен в Збонщин. Гриншпан был в ужасе от того, о чем написал отец. Он поехал в немецкое посольство в Париже с намерением застрелить посла. Вместо этого он выстрелил в третьего секретаря посольства Эрнста фон Рата. Это было седьмого ноября. Фон Рат умер через два дня, лишь за несколько часов до нашего отъезда из Люксембурга в Бельгию. Его смерть послужила нацистам поводом для погромов в ночь на десятое ноября — зверств, от которых, казалось, сами небеса истекали кровью.

Ближе к вечеру зашли попрощаться тетя Мина и дядя Сэм. Тетя Мина была спокойна, насколько это возможно при ее характере. Напиши сразу и будь осторожен! Они сказали мне, что письма из Вены все еще нет. Я почувствовал, что безвозвратно ухожу из жизни мамы и сестер, и попытался скрыть свою печаль. Глаза тети Мины наполнились слезами. Мы обнялись на прощание.

После ужина нам сообщили, что шестерых из нас отправят в половину двенадцатого ночи. Нам сказали, что планы Эзры начинают принимать очертания, однако в чем именно состоят эти планы, нам не сообщили. Моими попутчиками были мужчина лет шестидесяти в очках, говоривший только на идише, и четыре женщины. Одна из них — женщина из Германии с клацающим протезом.

Мы ждали долгое время — люди, объединенные общей судьбой и происхождением. На дорогу нам дали бутерброды и фрукты. В 23:30 зазвонили колокола и вошел мужчина, который должен был перевезти нас в Бельгию.

Это был Беккер. Мое сердце подпрыгнуло от радости: Беккер! Он был в своей кожаной шапке, с ключами от машины в руке. Я поднял руку и помахал ему в знак приветствия. Казалось, он обрадовался, увидев меня. Я чувствовал к нему близость и доверие — приехал старый друг, мой «пособник в преступлении».

Одна из женщин повернулась ко мне и спросила мое имя. После нескольких дней, проведенных вместе в этом доме, мы, тем не менее, все еще чрезвычайно осторожно расспрашивали друг друга. Меня зовут Лео, сказал я.

— Скажи мне, Лео, ты знаешь этого мужчину? — спросила она.

— Да, я познакомился с ним на прошлой неделе.

— Кажется очень славным, — заметила она.

Это прозвучало скорее как вопрос, чем утверждение. Ей недоставало уверенности.

— Да, очень хороший, — ответил я. — Вы правы.

Он был незнакомцем, в чьих руках находилась ее жизнь. Как бы подтверждая мое мнение, она добавила:

— Люди Эзры знают, что делают.

Беккер привел нас к автомобилю, тому же самому пежо, который я уже знал. Заднее сидение находилось теперь на месте, и мы шестеро должны были разместиться на тесных сидениях в зависимости от телосложения. Беккер пытался шутками разрядить обстановку.

«Вы садитесь рядом со мной, — сказал он стройной женщине лет тридцати пяти. — Вы не займете много места». Полную женщину с клацающим протезом он спросил: «У вас на коленях достаточно места, чтобы кого-нибудь посадить?»

Женщина не рассмеялась, но казалось, что нервозность, висевшая в воздухе, чуть уменьшилась. На заднее сидение сели худощавый мужчина в очках, женщина среднего роста и полная женщина из Германии. Хрупкая юная девушка безуспешно пыталась втиснуться между двух женщин. В конце концов женщина из Германии предложила, чтобы та села к ней на колени. Девушка слегка обиделась, ей не хотелось, чтобы с ней обращались как с ребенком. Помедлив, она неохотно согласилась посидеть там, по крайней мере какое-то время. Наша жизнь была поставлена на карту, а мы ссорились, кому куда лучше сесть.

Уехали мы около полуночи. До Брюсселя по прямой было километров двести, но Беккер должен был ехать второстепенными дорогами, чтобы избежать полицейского контроля. Когда мы сели в машину, он установил фару над задним номерным знаком. В случае если нас начнут преследовать, пояснил Беккер, он включит свет в надежде ослепить преследователя.

Меньше чем за час мы добрались до границы, но машина Беккера с шестью пассажирами и багажом была не в состоянии двигаться быстро. Подъехав к пограничному посту, Беккер снизил скорость, чтобы увидеть, есть ли там люди. Никого не было. Считалось, что в ночное время на второстепенных дорогах со слабым движением охрана границ не нужна, особенно между такими дружескими странами, как Люксембург и Бельгия. Мы с облегчением вздохнули — Беккер знал свое дело. Пограничный знак гласил: Belgique — België.

Мы продолжили наш путь в Брюссель по широкой двухполосной дороге, идущей в северо-западном направлении. Вскоре миновали Арденны, красоту которых невозможно было разглядеть в темноте. Вдоль дороги был виден лес. Никто из нас не пытался уснуть. Проезжая вблизи района Бастонь, мы не могли и предположить, какие кровавые бои между американцами и немцами произойдут здесь спустя шесть лет. Все, что мы знали в нашей короткой жизни, был страх.

Беккер ехал все быстрее и быстрее, и некоторые из нас забеспокоились. Внезапно маленькая девушка на заднем сидении, которая нервничала всю ночь, закашлялась, начала давиться, и наконец ее вырвало.

— Что случилось? — спросил Беккер.

— Малышку вырвало, — ответила женщина из Германии, щелкнув зубным протезом.

— Хорошо, — засмеялся Беккер, — теперь я знаю, что мы едем достаточно быстро.

Он пытался рассеять наш страх. Это немного помогло нам, но в машине ужасно воняло рвотой. Проезжая по промозглой сельской местности, мы открыли все окна.

— Тебя не беспокоит, как я еду? — спросил Беккер, поворачиваясь ко мне.

— Нет.

— Знаешь, — сказал он, подмигивая, — я умею и медленно ездить. Надеюсь, в этот раз ты не оставишь лужу на полу машины.

Он посоветовал стройной женщине, сидящей рядом с ним, чтобы она попыталась немного поспать.

— Я хочу смотреть в окно, — ответила женщина.

Чуть позже Беккер убрал руки с руля, чтобы закурить сигарету.

— Не надо так! — воскликнула женщина. — Держите руль!

— Вы же собирались смотреть в окно, — ответил Беккер.

Он пытался и дальше нас успокаивать, но наша тревога все возрастала. Мы вновь были в чужой стране и не имели представления, что ожидает нас впереди и нет ли вблизи погони.

Немного позже стало казаться, что страна открылась — деревья исчезли, и мы увидели небо, усыпанное звездами. Я смотрел вперед, когда мужчина в очках, сидящий прямо позади меня, воскликнул испугано на идише: «Смотрите, смотрите направо! Вы видите то же, что и я?»

Это было самое странное ночное небо, которое я когда-нибудь видел. Беккер замедлил ход и попытался посмотреть в ту сторону. Потом остановил машину совсем, и все мы стали смотреть на восток. Вдали, едва различимо, темный горизонт был расцвечен сполохами необычных цветов. Поскольку было еще темно, это не могла быть радуга. Там видны были цветные полосы и вспышки, как будто незримый великан пальцем раскрашивал небо.

Мы приехали в Брюссель около семи часов утра; большинство из нас не спало в эту лихорадочную ночь. Беккер высадил нас возле небольшой гостиницы. В холле были газеты. Заголовки сообщали: «Nuit de terreur en Allemagne. Pogrom contre les Juifs» — «Ночь террора в Германии. Погром против евреев».

Теперь мы знали, откуда эти странные цвета на горизонте. Это был ответ нацистов на убийство немецкого секретаря посольства. Мы видели Хрустальную ночь, ночь разбитых витрин.

4 БРЮССЕЛЬ, АНТВЕРПЕН (ноябрь — декабрь 1938)

Хрустальная ночь явилась воплощением варварства Гитлера. Ничтожный предлог — поступок юного Гершла Гриншпана, который, услышав о мучениях отца и желая отомстить, отправился в немецкое посольство в Париже, — был Гитлеру как нельзя более кстати. Эрнст фон Рат, убитый Гриншпаном, уже через несколько часов после смерти был со всеми почестями, как герой, похоронен в Дюссельдорфе в присутствии Гитлера и его ближайшего окружения. Затем, этой же ночью, девятого ноября, в 23:55, из штаб-квартиры гестапо в Берлине всем офицерам была разослана депеша: