Дмитрий Мережковский - Бремя власти: Перекрестки истории

• Название: Бремя власти: Перекрестки истории
• Автор: Дмитрий Мережковский
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-358-02632-2

Тема власти – одна из самых животрепещущих и неисчерпаемых в истории России. Слепая любовь к царю-батюшке, обожествление правителя и в то же время непрерывные народные бунты, заговоры, самозванщина – это постоянное соединение несоединимого, волнующее литераторов, историков.

В книге «Бремя власти» представлены два драматических периода русской истории: начало Смутного времени (правление Федора Ивановича, его смерть и воцарение Бориса Годунова) и период правления Павла I, его убийство и воцарение сына – Александра I.

Авторы исторических эссе «Несть бо власть аще не от Бога» и «Искушение властью» отвечают на важные вопросы: что такое бремя власти? как оно давит на человека? как честно исполнять долг перед народом, получив власть в свои руки?

Для широкого круга читателей.

В книгу вошли произведения:

А. К. Толстой. «Царь Федор Иоаннович» : трагедия.

Д. С. Мережковский. «Павел Первый» : пьеса.

Е. Г. Перова. «Несть бо власть аще не от Бога» : очерк.

И. Л. Андреев. «Искушение властью» : очерк.

---

Следом за «военными людьми» в покои дворца и в российское общество вошел военный порядок. Началась немедленная и решительная ломка всех установок екатерининского царствования, многие из которых и в самом деле этого заслуживали.

В последние годы правления Екатерины злоупотребления чиновников, волокита и казнокрадство достигли апогея. Расхождение буквы закона с реальною жизнью, столь мучительно воспринимаемое Павлом, было повсеместным, и нередко пример подавала сама императрица. Даже ее любимый внук Александр с возмущением замечал: «…в наших делах господствует неимоверный беспорядок; грабят со всех сторон; все части управляются дурно; порядок, кажется, изгнан отовсюду…» [40; 320].

Чрезвычайно критически настроенный Шарль Массон, признавая личные достоинства Екатерины, дает ужасающую картину последних лет ее правления: «Все пружины управления были испорчены: любой генерал, губернатор, начальник департамента сделался в своей сфере деспотом. Чины, правосудие, безнаказанность продавались с публичного торга. Около 20 олигархов под покровительством фаворита разделили Россию, грабили или позволяли грабить казну и состязались в обирании несчастных. Кто получал 300 или 400 рублей жалованья и не имел иной возможности увеличить его, кроме как злоупотребляя своим положением, строил вокруг императорского дворца дома стоимостью 50 000 экю. Екатерина, далекая от того, чтобы расследовать нечистый источник этих сумасшедших состояний, гордилась видом столицы, украшавшейся у нее на глазах, и рукоплескала беспорядочной роскоши мерзавцев, которую она принимала за доказательство благоденствия своего государства» [33; 43–44].

Провозгласив, что «законность должна быть основанием порядка», Павел начал свое царствование с жуткой и символичной церемонии: повелел короновать останки Петра III, перенесенные из Александро-Невской лавры в Зимний дворец, а отсюда, вместе с гробом Екатерины II, в Петропавловскую крепость. Шествие началось в семь часов вечера и продолжалось несколько часов при двадцатиградусном морозе: «…более тридцати карет, обитых черным сукном, цугами в шесть лошадей тихо тянулись одна за другою. Мрак ночи, могильная чернота на людях, на животных и на колесницах, глубокая тишь в многолюдной толпе, зловещий свет от гробовых факелов, бледные от того лица, все вместе составляло печальнейшее позорище. Войска стояли от монастырских ворот до Зимнего дворца, государь и великие князья пешком следовали за колесницею» [40; 38–39]. По велению Павла за гробом Петра III шли его убийцы: граф Алексей Орлов, несший корону, князь Федор Барятинский и Петр Пассек.[145]

«Стой, равняйся!»

Реформа армии – а особенно гвардии, – ставшая главным делом Павла, назрела уже давно. Екатерининская гвардия предавалась лени и распутству, не имея никакого понятия о дисциплине. Злоупотребления по армии были чудовищны: разворовывались целые рекрутские наборы, и многие командиры не могли отчитаться в издержках, не зная точного числа своих солдат и употребляя их в качестве рабочей силы в собственных поместьях: почти 50 тысяч солдат – восьмая часть всей армии – были таким образом превращены в крепостных! В устройстве полков не было никакого однообразия, а обучение, содержание и обмундирование солдат оставалось на совести полковых командиров.

Маневры в Павловске

Ланжерон писал, что гвардия последних лет правления Екатерины представляла собой «позор и бич русской армии», а кавалерия вообще отвратительна: лошади и упряжь плохие, кавалеристы плохо владеют саблями и едва умеют держаться в седле – «в России достаточно быть кавалерийским офицером, чтобы не уметь ездить верхом» [54; XVII].

Павел считал, что армия – это машина, и главное в ней – механическая слаженность войск и исполнительность. Для начала он распределил бывшие гатчинские войска по гвардии, внедряя таким образом новые порядки службы, новые требования и строжайшую дисциплину. «Новые пришельцы из гатчинского гарнизона были представлены нам. Но что это были за офицеры! Что за странные лица! Какие манеры! – пишет Николай Саблуков. – Легко представить себе впечатление, которое произвели эти грубые бурбоны на общество, состоявшее из… офицеров, принадлежавших к лучшим семьям русского дворянства» [54; 23].

В 1797 году был объявлен смотр всем числящимся в полках офицерам, и те, кто не явился, отправлены в отставку. Это избавило армию от балласта в лице стариков и детей, нередко записывавшихся родителями в полки еще до их рождения, так что порой числились по гвардии унтер-офицеры, еще даже не появившиеся на свет и неизвестно какого пола! Во многих полках были подобные сверхкомплектные «мертвые души», получавшие между тем жалованье.

Кардинальные изменения произошли во внешности войск, преобразованной по излюбленному Павлом прусскому образцу, к тому времени уже устаревшему: длинный мундир, черные лаковые башмаки, чулки, напудренный парик с косой определенной длины. Павел продолжал обдумывать изменения и улучшения формы, и нередко случалось, что офицер, только что справивший новый мундир, принужден был на следующий день шить другой по новому образцу: в течение четырехлетнего правления Павла, сообщает Саблуков, мундиры менялись не менее девяти раз!

Павел входил во все малейшие детали. «Когда он вступил на престол, я находился в Ревеле, – пишет Август Коцебу, – и очень хорошо помню, с каким любопытством распечатан был первый от него полученный указ: в нем определялась вышина гусарских султанов и приложен был рисунок!» [54; 296].

Изменились воинские команды: например, вместо прежнего «К ружью!» следовало говорить «Вон!», а вместо «Заряжай!» – «Шаржируй!»

«Все пошло на прусскую стать, – сообщает современник, – мундиры, большие сапоги, длинные перчатки, высокие треугольные шляпы, усы, косы, пукли, ордонанс-гаузы, экзицир-гаузы, шлагбаумы (имена доселе неизвестные) и даже крашение, как в Берлине, пестрою краскою мостов, буток и проч. Сие уничижительное подражание пруссакам напоминало забытые времена Петра III» [40; 26].

Столь любимые Павлом косы и букли создавали солдатам и офицерам множество осложнений: «Прическа нижних чинов занимала очень долгое время; в то время у нас полагалось всего два парикмахера на эскадрон, так что солдаты, когда они готовились к параду, принуждены были не спать всю ночь из-за своей завивки» [54; 47].

Преобразования, начатые Павлом, вызвали в армии – а особенно в гвардии – ропот и недовольство. Ужесточение дисциплины, нашествие «гатчинских выскочек», крайнее неудобство новой формы, патологическое пристрастие Павла к муштре и парадам – все эти непопулярные меры усугублялись непредсказуемостью, вспыльчивостью и произволом императора. Гвардейских офицеров за малейшее отступление от установленных образцов – не тот цвет подкладки, к примеру, или несоответствующая длина косы – сажали в тюрьму или исключали из службы.

По воспоминаниям современников, офицеры, отправляясь на дежурство, имели обыкновение брать с собой сколько-нибудь денег и необходимых вещей, так как велика была вероятность отправиться прямо со службы в отставку или ссылку. Н. Саблуков пишет в своих воспоминаниях: «Нередко за ничтожные недосмотры и ошибки в команде офицеры прямо с парада отсылались в другие полки и на весьма большие расстояния. Это случалось настолько часто, что у нас вошло в обычай, будучи в карауле, класть за пазуху несколько сот рублей ассигнациями, дабы не остаться без денег в случае внезапной ссылки» [54; 39].

Реальные случаи императорского гнева, направленные против того или иного провинившегося офицера, обрастали в пересказе фантасмагорическими подробностями. Так, например, возник знаменитый анекдот о полке, отправленном прямо со смотра в Сибирь и остановленном только у Новгорода, – анекдот, прозвучавший в драме Мережковского из уст Палена как лишнее доказательство безумия и «озверения» императора.

Справедливости ради следует отметить, что именно при Павле были введены длинная шинель и теплые куртки на зиму для солдат. Император был строг с офицерами, а к солдатам – милостив, значительно улучшив их довольствие. В первую очередь за провинность солдата он наказывал его командира.

Та же смена формы, принесшая несказанные мучения солдатам, имела своей целью не столько привнести в армию излюбленный Павлом «прусский дух», сколько прекратить гвардейскую роскошь. Во времена Екатерины гвардейские офицеры разорялись на обмундирование и поддержание своего образа жизни: карета, лошади, слуги, егеря в богатых одеждах, собственные драгоценные мундиры, каждый из которых стоил не менее 120 рублей – огромная по тем временам сумма! Нововведенный мундир стоил не дороже 22 рублей, а офицерские шубы и муфты (!) и вовсе запрещены.