Анджей Иконников-Галицкий - Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866–1916

• Название: Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866–1916
• Автор: Анджей Иконников-Галицкий
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-904744-05-2

Книга Анджея Иконникова-Галицкого посвящена событиям русской истории, делавшим неизбежной революцию и непосредственно ей предшествовавшим. Уходя от простых решений, автор демонстрирует несостоятельность многих исторических мифов, связанных с террористами-народовольцами, заговорами в высших правительственных кругах, событиями русско-японской войны, убийством Распутина, институтом провокатора… Обширный документальный материал высвечивает историю не как борьбу абстрактных идей или сумму событий, а как мир, где действуют люди, с их слабостями, страстями, корыстными интересами, самолюбием и планами, приводящими по воплощении к непредвиденным результатам.

---

Анджей Иконников-Галицкий Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866-1916

© А. Иконников-Галицкий, 2012

© ООО «ТД Современная интеллектуальная книга», макет 2012

© А. Веселов, оформление, 2012

Издательство Лимбус Пресс®

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

***

Часть первая. Перед вратами ада. 1866-1883

Тяжёлый пистолет Дмитрия Каракозова

Этот выстрел рассёк надвое русскую историю. Днём весенним и солнечным, в понедельник 4 апреля 1866 года, примерно через четыре часа после удара Петропавловской пушки, Россия вступила в эпоху политического терроризма. Открыть новую эру суждено было высокому, светловолосому, хмуро-молчаливому молодому человеку с длинным лошадиным лицом, низким голосом и тяжёлым взглядом – Дмитрию Каракозову. Пуля, приготовленная им для императора Александра II, не достигла цели; вернее сказать, поразила совсем иную цель: самосознание нации и будущее страны. Именно она, тысячекратным рикошетом отразившись от блёклых невских небес, принесла смерть Сипягину и Столыпину, Володарскому и Урицкому, Николаю II, Мирбаху, Кирову, бессчётным жертвам Гражданской войны и сталинских репрессий… Тут не могло обойтись без самого дьявола, а он большой мастер запутывать следы. Вокруг дела Каракозова до сих пор клубится облако недоговорённостей, загадок и тайн.

Высокий блондин в чёрном пальто

18 августа 1866 года. Петропавловская крепость, дом коменданта. Тот самый зал, в котором сорок лет назад судили декабристов. Заседание Верховного уголовного суда по делу Дмитрия Каракозова, Ивана Худякова, Николая Ишутина и других (всего одиннадцать имён). Председатель суда – князь П. П. Гагарин; члены суда: принц П. Г. Ольденбургский, действительные тайные советники В. Н. Панин, А. Д. Башуцкий, М. М. Карниолин-Пинский, адмирал Н. Ф. Метлин. Секретарь суда – действительный статский советник Я. Г. Есипович. В качестве прокурора выступает министр юстиции Д. Н. Замятнин. Вводят главного обвиняемого.

– Ваше имя, фамилия?

– Дмитрий Владимирович Каракозов.

– Ваше вероисповедание?

– Православное.

– Ваше звание?

– Дворянин.

Секретарь даёт справку: фамилия Каракозовых в герольдии не утверждена и в дворянские книги не записана.

Зачитывается обвинительный акт:

«4 апреля 1866 года, около 4 часов пополудни, когда Государь Император, по окончании прогулки в Летнем саду, выйдя на набережную Невы, приблизился к своему экипажу, неизвестный человек, стоявший в толпе народа, собравшейся у ворот сада, выстрелил в священную особу Его Императорского Величества. Провидению угодно было сохранить драгоценную для России жизнь возлюбленного монарха. <…> Сделавший выстрел побежал вдоль Невы по направлению к Прачешному мосту, но был задержан городовым унтер-офицером дворцовой команды Степаном Заболотиным (бляха № 66), который вырвал у него двуствольный пистолет, другой курок которого был взведён, и унтер-офицером жандармского эскадрона Лукьяном Слесарчуком, и доставлен в III отделение собственной Его Императорского Величества канцелярии».

Косноязычие полицейского документа корректируется показаниями свидетелей. В тот день, вскоре после полудня, к городовому Артамону Лаксину, дежурившему возле боковой калитки сада, подошёл молодой человек и попросил пропустить его. Лаксин перед тем получил указание калитку никому не отворять: государь приедет гулять по обыкновению в Летнем саду, нехорошо будет, если его побеспокоит какой-нибудь челобитчик, из тех, что вечно докучают самодержцу прошениями. Молодому человеку Лаксин дал от ворот поворот, но его внешность и манеры вызвали смутную тревогу. Одет мастеровым: пальто дешёвое и картуз; а по речи – вроде из образованных. Руки белые, не рабочие. Настойчив. Явно чем-то взволнован. Получив отказ, не ушёл, а принялся слоняться поближе к главному входу.

Там, у ворот, обычно в это время собиралась толпа. Всякому охота посмотреть на царя, прогуливающегося под липами и клёнами сада. Городовой хотел дать знать о подозрительном незнакомце, но поблизости никого из начальства не оказалось, а поднимать шум и свистеть, когда с минуты на минуту государь может подъехать, дисциплинированный Артамон не решился.

Вот показался царский экипаж. Государь в сопровождении нескольких господ в мундирах вышел из кареты. Верноподданные зеваки скинули шапки. Слегка кивая красивой головой на обе стороны, государь прошествовал под ещё не оформившуюся сень чёрных деревьев. Всё происходило обычным порядком. Сделав несколько кругов по влажным аллеям, улыбнувшись весеннему солнцу, император двинулся к выходу, сопровождавшие его военные – за ним. Когда эта маленькая группа выходила из сада, толпа, долго и терпеливо ждавшая у ворот, инстинктивно надвинулась; из неё вдруг выскочил высокий молодой человек, тот самый, в чёрном пальто, сделал движение рукой… Раздался громкий хлопок… Закричали… Царь резко обернулся, его благообразное лицо исказилось мгновенным страхом. Молодой человек, оттолкнув кого-то, бросился бежать по набережной. Запутался в полах пальто. Настигли, повалили, принялись колошматить. Полицейским пришлось сделать несколько выстрелов в воздух, чтобы остановить самосуд.

Подняли, подвели к царю. Тот стоял возле экипажа. Уже овладел собой, но лицо было бледно. Впоследствии нашлись очевидцы, якобы слышавшие диалог царя и несостоявшегося цареубийцы:

– Ты поляк?

– Нет, чистый русский.

– Почему же ты стрелял в меня?

– Потому что ты обманул народ – обещал землю, да не дал.

Этот разговор, конечно же, стопроцентная легенда. Что было сказано на самом деле, и было ли – никто достоверно не знает. Царь сел в экипаж и уехал, приказав генерал-адъютанту Тотлебену доставить злоумышленника в III Отделение. Ещё не затих стук колёс царской кареты, а уже родилась новая легенда: царя, мол, спас от неминучей смерти человек из толпы. «Отцовство» этой легенды приписывали Тотлебену. Якобы он успел заметить, что стрелявшего толкнул под локоть бедно одетый человек лет двадцати пяти – Осип Комиссаров, крестьянин Костромской губернии, Буйского уезда, Молвитинской волости, села Молвитина. Много позже участник следствия А. А. Черевин (тогда – жандармский офицер, в будущем – последний начальник III Отделения) писал не без иронии: «Нахожу весьма политичным изобресть подобный подвиг; это простительная выдумка, и даже полезно действует на массы». Комиссаров – уроженец тех же самых мест, что и Иван Сусанин. Грешно было бы не сделать из него спасителя священной особы возлюбленного монарха.

«Пересол верноподданнических заявлений»

Злоумышленник был доставлен в III Отделение, расположенное неподалёку, на Фонтанке, у Пантелеймоновского моста. На расспросы об имени-звании вначале отвечать отказался, потом назвался Алексеем Петровым, крестьянином. При личном досмотре, как явствует из обвинительного акта, у арестованного были отобраны «1) фунт пороха и пять пуль; 2) стеклянный пузырёк с синильной кислотой, порошок в два грана стрихнина и восемь порошков морфия <…>; 3) две прокламации „Друзьям рабочим“ <…>; 4) письмо к неизвестному Николаю Андреевичу; 5) маленький лоскуток бумаги с несколькими написанными карандашом словами, из которых можно было разобрать только одно – Кобылин». Наличие сильнодействующих ядов свидетельствует о намерении злоумышленника совершить самоубийство. Прокламация, написанная чётким, красивым почерком на двух сторонах листа, простая и ясная:

«Братцы, долго меня мучила мысль, которая не давала мне покоя. Отчего любимый мною простой народ русский, которым держится вся Россия, так бедствует?» (Вопрос, что называется, на засыпку; сейчас, через сто сорок лет, он актуальности, мягко говоря, не утратил.) «Отчего рядом с нашим вечным тружеником, простым народом – крестьянами, фабричными и заводскими рабочими и другими ремесленниками – живут в роскошных домах, дворцах люди, ничего не делающие, тунеядцы: дворяне, чиновничья орда и другие богатеи, и живут они на счёт простого народа, чужими руками жар загребают, сосут кровь мужицкую». Кто же виноват? Ответ берётся понятно откуда. «Захотел я узнать, что умные люди насчёт этого думают. Стал читать книги, много книг перечитал о том, как люди жили в прежние времена. И что же, братцы, я узнал? Что цари-то и есть настоящие виновники всех наших бед». Надо царя убить, и рай наступит. И тогда «русский народ сумеет управиться… сам собою. Будет у всех достаток, так не будет и зависти… все будут равны, и заживёт радостно и честно русский рабочий народ».