Хосе Сампедро - Река, что нас несет

• Название: Река, что нас несет
• Автор: Хосе Сампедро
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1977

Роман «Река, что нас несет» рассказывает о тяжелом и мужественном труде плотогонов, сплавляющих лес по реке Тахо, их нравах и обычаях, о столкновении их свободолюбивых, независимых характеров с вековой отсталостью и забитостью местных крестьян.

---

— Ты вернешься, вернешься, красавец мой… Ты не уйдешь навсегда… Только не навсегда, нет.

Белобрысый впитывал в себя поцелуи, смоченные слезами, стекавшими к ее губам.

— Я могу прийти завтра и послезавтра… А потом… Потом река унесет нас.

— Возвращайся, когда доведешь свой лес, летом… Ты не бросишь меня… У нас будет работа, и ты сможешь наняться к нам поденщиком. А если захочешь, я уйду с тобой… Только не уходи навсегда…

Больше она ни о чем не могла говорить. Сияла с себя передник, пошла с ним по дороге. Дойдя до деревьев, уже у самой реки, они наконец расстались.

— Завтра, к вечеру, у ограды монастырского кладбища… Федерико боится ходить туда ночью… А когда вернешься к сбору урожая, — заключила она с гордостью, — уже будет заметно, как подрос твой сын… Ах, Грегорио, может, ты и забудешь меня, но твой сын родится таким красивым, что ты никогда не сможешь его забыть!

— Наш сын, — прошептал он, целуя ее.

И высвободился из ее объятий. С тоской в душе, но с храбрым видом направился он к реке. Теперь в нем билось сердце настоящего мужчины. Зрелого мужчины, который думает о своем сыне.

14 Сорита-де-лос-Канес

Тахо пересекает долину Саседон с севера на юг, а Гуадиела течет к ней с востока, по прекрасной земле курорта Ла-Исабель. Но огромная скалистая стена горных хребтов Энмедио преграждает ей путь, и река резко устремляется к югу. Однако достигнув конца каменной гряды, она круто сворачивает к северу, навстречу Тахо. И уже вместе, бок о бок, ревя от радости, что встретились, обе реки прорываются сквозь узкую долину, обрушиваясь с порогов Боларке на плоские равнины Гвадалахары — преддверие просторов Толедо и Эстремадуры.

Падая с одного из самых своих высоких порогов, Тахо расстается с верховьем. Уже многие годы бурную, клокочущую, с бешеными водоворотами реку обуздывает плотина электростанции, а сплавной лес спокойно обходит ее стороной, ничем не напоминая о былых опасностях. Здесь, в укрощенных водах, снова появились королевские плавучие трактиры, и виды теперь были словно созданы для туристов. И все же дикие утесы, жуткие пропасти, погруженные во мрак, узкие теснины меж скал до глубины души потрясли Шеннона. Казалось, будто реку, миновавшую пленительные края Алькарии, Энтрепеньяса и Боларке, вновь ввергли в плен неприступных гор.

У подножия водопада начинался край, где в прошлом происходило столько важных событий, что даже такой скромный знаток Испании, как Шеннон, не мог остаться равнодушным. На легендарных полях энкомиенды Сорита жила память об Альваро Фаньесе{Кастильский воин, родственник Сида, воевал вместе с ним и сопровождал его в изгнании.} и рыцарях ордена Калатравы, о магометанах, воздвигших мечеть в Альмогере, и маврах, завезенных в Ла-Панхию, чтобы наладить производство шелка. Раньше его поражало, что плоскогорье вновь сменилось дикими горами, а теперь он изумлялся тому, как могут стоять рядом электростанции и средневековые замки. Не удивительно было, что сухой, раскаленный воздух этих мест как бы напряженно дрожал. Мощная электростанция Боларке и гордые башни замка Сориты-де-лос-Канес были двумя полюсами, двумя противоборствующими силами на поле битвы, где вершилась история, где смешивались расы и судьбы людские.

Сплавщики раскинули лагерь поблизости от немноголюдного селения, домики которого жались к под нон; ню холма, увенчанного развалинами громадного замка. Посредине реки виднелись камни — остатки старого моста, некогда соединявшего нынешнее селение с давно уже исчезнувшим городским предместьем. В памяти Шеннона всплывали далекие отголоски испанских стихов, пока он созерцал «пустынные поля, печальный холм» и восхищался в ближайшей гончарной мастерской творениями человека, тысячелетиями создававшего хрупкие сосуды из жидкого месива, вдыхая в глину жизнь на бессмертном гончарном станке. Ему показали площадки с разными сортами глины, в том числе голубоватой, как мыло; показали печи, дровяной сарай и холодную пещеру, где остужали обожженные изделия. Шеннон возвратился в лагерь только к вечеру.

Ужин подходил к концу, когда на дороге со стороны Сайятона показался старик, опиравшийся о плечо коротко остриженного колченогого паренька с плутоватыми глазами. Подойдя к сплавщикам, парнишка остановился, а старик задрал кверху лицо, затененное полями рваного сомбреро, полускрытое космами волос и большой бородой. Из его котомки торчал копчик свирели. Правой рукой старик опирался о посох.

— Приятного вам аппетита, сеньоры! Подайте на пропитание несчастному слепому, — начал он заунывным голосом.

— Перестань, дед! — резко прервал его поводырь. — Это сплавщики!

— А, сплавщики! — сказал старик. — Я почуял дым костра и решил, что здесь закусывают. — В его голосе послышались почти презрительные нотки, но они тут же сменились дружескими, шутливо-заговорщическими. — Тем лучше. Надоело ныть перед дураками, хотя они и подают мне милостыню. А вы и без того поможете: ведь я товарищ плохим людям, а стало быть, и вам. Верно я говорю? — ядовито спросил он, с таким театральным высокомерием вскидывая голову, будто его слипшиеся глаза что-то видели.

Сплавщики засмеялись.

— Черт бы побрал этого деда! Нечего сказать, любезно просит!

— Хе! — произнес Дамасо. — Подсаживайся, дед, к котлу. Сразу видать, ты из тех, кто жалит ядовитым жалом.

— Жалил сыпок, жалил. Поживешь с мое, поймешь: с волками жить — по-волчьи выть.

Его притворная покорность отдавала не столько бахвальством, сколько хитростью. Поводырь усадил старика, а сам отошел в сторону, к Обжорке. На лице старика вдруг появилось беспокойство.

— Романсильо, сынок, ты где?

— Здесь, — чуть не плюнул от досады мальчик.

— Ты уверен, что это сплавщики?

— Сплавщики мы, сплавщики, успокойтесь, — заверил его Балагур.

— А что здесь делают женщины?

Паула не обронила ни единого слова, не выдала своего присутствия ни единым движением. Мужчины удивились.

— Как ты узнал, дед, что здесь женщина?

— Он чует их по запаху, — бесцеремонно заявил поводырь.

Лицо старика приняло выражение наглого превосходства.

— Ну и дед! — в восхищении воскликнул Сухопарый.

— Вам, зрячим, хватает того, что вы видите, а мне и нос служит… Да еще ветерок дует, вот я и почуял ее. Могу еще сказать, что она не старая.

— Ты это чуешь?

— У старух запах едкий, как у коз. А молодухи пахнут телками.

— Хе! Может, ты скажешь, блондинка она или брюнетка? — насмешливо спросил Дамасо.

Старик смешно принюхался, повел носом.

— Скажу, сынок, скажу… Она не потеет, не так-то легко это узнать; мне кажется, мне кажется… Она далеко отсюда?

— В десяти шагах.

— Тогда брюнетка.

Послышались возгласы удивления.

— Черт возьми! Выходит, если бы она потела, ты бы ее опозорил перед всем честным народом.

Старик заговорил назидательно, и Шеннон наслаждался этой классической сценой из плутовского романа.

— А тебе запах женского пота ничего не говорит? Ладно, это неважно. Мужчине гораздо важнее узнать все о женщине по запаху. Если бы она подошла ко мне ближе, я многое мог бы сказать о ней.

— Поди сюда, Паула! — попросил заинтригованный Балагур.

— Нет, — решительно ответила она.

Старик от удивлении открыл рот.

— Ну и женщина! Какой голос!

— Вот что, сказочник, — перебил его Балагур. — Хватит нам голову морочить, не на дураков напал.

— Эх ты, сразу видать, уши тебе ни к чему. А мне мои хорошо служат. — Он на миг задумался, но тут же с горячностью предложил: — Пускай она подойдет ко мне, я о ней многое узнаю.

— Не дотрагиваясь? — хихикнул Дамасо.

— Вот те крест, — поклялся слепой.

— Слушай, Паула, ну что тебе стоит подойти, — засмеялся Сухопарый.

— Нет!

— Оставьте ее в покое, — вмешался Двужильный.

— Ничего не поделаешь, — смиренно отозвался слепой. — Какой ей интерес подходить к старику…

— Хе! А что, есть приманка для тех, кто подойдет?

— Ты уж не выдавай моих секретов, сынок, — захохотал старик. — По правде говоря, попадался кое-кто и на мою удочку… Они не знали, что может учуять мой нос… Можно сказать, я вижу им! На что мне глаза! Глаза обмануть легко. Теперь этому все научились. Прикроют, что надо, и готово дело. А вот запаха не скроешь.

— Это у вас от рождения? — полюбопытствовал Кривой.

— Нет. Я сделал себя слепым в восемнадцать лет.

— Сами?

— А что тут такого? И ничуть не жалею. Там, где я родился, многие болеют трахомой. Бывает, родители нарочно заражают детей, ради их же блага, чтобы они потом получали пенсию и жили спокойно. Долго я не отваживался, но наконец решился… Не хотел, чтобы меня забрили в солдаты… А может, и не потому, уже не помню.