Лев Трубе - Остров Буян: Пушкин и география

• Название: Остров Буян: Пушкин и география
• Автор: Лев Трубе
• Издательство: Волго-Вятское книжное издательство
• Жанр: Филология
• Год: 1987

«С детских лет путешествия были моею любимою мечтою», — признавался А. С. Пушкин. Действительно, в жизни поэта было много путешествий, география входила в его интересы. Он хорошо знал европейскую часть России, дал яркие и точные описания мест, где побывал во время своих странствий. Поэтому в исследовании биографии и творчества Пушкина нашлось место и для слова географа.

Книга адресуется широкому кругу читателей, которых заинтересует географический аспект биографии и творчества великого поэта.

---

2) «Всеобщий Атлас», или собрание карт всего земного шара, изданный для пользы юношества, по руководству г‑на Арсеньева и других. СПб., 1829. С одобрения Военно-топографического депо (32 карты, из коих 2 в лист, а остальные в боль[шую] 4‑ю долю листа). — Сей Атлас составлен по новейшим и лучшим иностранным географическим картам и сверен со всеобщею Географиею г. Арсеньева. За точность и географическую правильность оного может ручаться то, что он пересмотрен и проверен был Главного штаба его императорского величества штабс-капитаном Ф. И. Позняковым, коего труды известны нашей публике по изданной им прекрасной Карте Европейской Турции, или Феатра последней войны россиан с турками. Тридцать две карты, составляющие Всеобщий Атлас, выгравированы весьма чисто Г. Савинковым и раскрашены тщательно, с точным означением границ каждого государства».

Интерес к Кавказу, некоторые стилистические черты рецензий[58], написанных поэтом по горячим следам своего путешествия в Арзрум, свидетельствуют с несомненностью о его авторстве. «Среди тех, кто заполнял первые нумера «Литературной газеты» (Дельвиг, Сомов, Пушкин, Вяземский), разумеется, никто не интересовался в такой степени событиями на турецкой границе, никто, кроме него, не мог подтвердить правильность сведений о территориальных изменениях, произведенных Адрианопольским и Туркманчайским договорами», — считает М. О. Гершензон.

В рецензиях обращает на себя внимание хорошее знание автором положения дел в части издания карт. Через три года Пушкин приложил карту, как отмечалось, к своей «Истории Пугачева». Кстати заметим, что географические карты у поэта всегда были под рукой.

Эти рецензии показывают, что А. С. Пушкин следил за всеми новинками в географии, и в том числе за часто издававшимися работами К. И. Арсеньева, и во многом из них черпал географические знания, которые он пополнял и во время личных бесед с маститым ученым.

В библиотеке поэта находился полный комплект «Журнала Министерства Внутренних Дел» за 1832 год (только за один этот год), в котором была опубликована большая работа (около 200 страниц) К. И. Арсеньева о городах России под названием «Географическо-статистическое описание городов Российской империи, с показанием всех перемен, происшедших в составе и числе оных в течение двух веков, с начала XVII столетия и до ныне». Это было, по существу, первое историко-географическое исследование городов страны, чем было положено начало отечественному городоведению (урбанистике). В том же журнале через несколько лет (в 1839 г.) было опубликовано фактически продолжение этой работы — «Изменения в составе и числе городов, происшедшие в царствование Екатерины II».

Как преподавателю статистики и истории (в 1828—1833 гг.) наследника престола, будущего императора Александра II, К. И. Арсеньеву был открыт доступ ко всем статистическим и архивным материалам и документам, вплоть до сугубо секретных, с которыми он знакомил цесаревича. Это — при разносторонности творческих интересов ученого, а также при его многочисленных поездках по стране (объехал чуть ли не пол-России, написав интересные записки о своих путешествиях)[59] — объясняет исключительную осведомленность К. И. Арсеньева в вопросах истории, статистики и географии.

Этим обстоятельством не преминул воспользоваться А. С. Пушкин во время работы над «Историей Петра I». К тому же поэт вообще любил беседовать со сведущими людьми. Есть данные, что от К. И. Арсеньева А. С. Пушкин мог узнать об истинной причине смерти царевича Алексея, документы о которой составляли в то время государственную тайну и, следовательно, оставались недоступными для историков, в том числе и для А. С. Пушкина[60].

Поэтому интересно еще такое свидетельство современника: «Плетнев передавал мне, что на субботних вечерах у него Пушкин подсаживался к Арсеньеву и выпытывал у него, что он читал в Государственном архиве»8. Это позволяло поэту создавать более точные исторические картины, более полно оценивать исторические события.

Историк Н. Г. Устрялов, впервые — много лет спустя — опубликовавший сведения об истинной причине смерти царевича Алексея, в своих воспоминаниях писал: когда печатание шестого тома «Истории царствования Петра Великого» (вышел в 1863 г.) «было в полном ходу, я отправился к доброму и умному К. И. Арсеньеву», чтобы «узнать наверное, как умер царевич… Я рассказал ему все, как у меня написано, то есть что царевич умер в каземате от апоплексического удара, как свидетельствует Вебер.

Арсеньев мне возразил: «Нет, не так! Когда я читал историю цесаревичу, потребовали из Государственного архива документы о смерти царевича Алексея. Управляющий архивом Поленов принес бумагу, из которой видно, что царевич 26 июня (1718 г. — Л. Т.) в 6 часов утра был пытан в Трубецком раскате, а в 8 часов колокол возвестил о его кончине». Эту бумагу прочли, запечатали и отдали Поленову»9.

Очевидно, об этом К. И. Арсеньев еще ранее говорил А. С. Пушкину, но поэт по цензурным соображениям всего этого в своей «Истории Петра I» написать не мог, а сделал заключение, что «царевич Алексей умер отравленный».

Но на пытки, которым подвергался наследник престола, у Пушкина все же указание есть: несколькими строками выше сказано об ответах на вопросы Петра «Алексея своеручными же (сначала — твердою рукою написанными, а потом после кнута — дрожащею)».

К. И. Арсеньев, написавший ряд исторических и географических книг[61], по определению выдающегося советского географа Н. Н. Баранского, в своих многочисленных работах «с передовыми научными взглядами сочетал и прогрессивные для своего времени общественные воззрения, многократно высказываясь против крепостничества»10.

За свои антикрепостнические высказывания, за утверждения, что «крепостность земледельцев есть великая преграда для улучшения состояния земледелия», что «крестьяне, занятые господскими работами, не имеют времени исправлять своих собственных надобностей по хозяйству», и другие подобные этим К. И. Арсеньев в 1821 году был отстранен от преподавания в Петербургском университете и над ним и еще тремя профессорами, тоже отстраненными от преподавания по обвинению в атеизме, был устроен суд, правда, окончившийся безрезультатно (дело было прекращено).

В числе этих профессоров был и один из любимых учителей А. С. Пушкина в лицее А. И. Галич. О нем впоследствии поэт записал в своем «Дневнике»: он «одобрял меня на поприще, мною избранном. Он заставил меня написать для экзамена 1814 года „Воспоминания в Царском Селе“».

Удаленный из университета, К. И. Арсеньев сохранил преподавание в инженерном училище, по которому его знал как прекрасного знатока своего дела Николай I. До назначения преподавателем к наследнику он работал также в других военных учебных заведениях.

Как отмечает Н. П. Никитин, «Ученики Арсеньева в разных учебных заведениях из общения с ним не только черпали знания по географии, статистике, но воспринимали также его прогрессивные идеи»11.

Научно-общественная деятельность К. И. Арсеньева еще в прошлом веке получила положительную оценку. В отмеченной выше книге о Петербургском университете В. В. Григорьев писал: «Но за К. И. Арсеньевым, кроме трудов по всеобщей истории и отечественной статистике, есть заслуга перед Россиею и человечеством, какая редко может выпасть на долю смертного: разумеем то влияние на дело упразднения крепостного права, которое имел он через учеников своих, взращая в душе их мысль о его осуществлении»12.

Свободолюбивые идеи ученого были близки А. С. Пушкину и его друзьям — ученикам К. И. Арсеньева, так тепло о нем отзывавшимся. Он работал в университете рядом с другим любимым учителем поэта А. П. Куницыным, тоже отстраненным от преподавания (за «вредную» книгу «Естественное право»), но впоследствии, в 1838 году, избранным почетным членом университета. О нем поэт сказал так:

Куницыну дань сердца и вина!
Он создал нас, он воспитал наш пламень,
Поставлен им краеугольный камень,
Им чистая лампада возжена…

«19 октября» (1825)

Подобные слова он мог сказать и об Арсеньеве.

В заключение хочется сделать вероятное предположение: если бы А. С. Пушкин не погиб, то, очевидно, он вместе с К. И. Арсеньевым был бы в числе первых действительных членов Русского Географического общества (как стали ими писатели В. И. Даль, Н. И. Надеждин), а может быть, как и К. И. Арсеньев, был бы в числе инициаторов создания одного из старейших географических обществ мира (основано в 1845 г.).

«О волн и бурь любимое дитя!»

Эти слова обращены к одному из лицейских друзей поэта, Ф. Ф. Матюшкину, известному мореплавателю и полярному исследователю. Это ему посвящены задушевные строки «19 октября» (1825 г.):