Виктор Андриянов - Полынь чужбины

• Название: Полынь чужбины
• Автор: Виктор Андриянов
• Издательство: Правда
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1987

Авторы романа — известные советские публицисты — на широком историческом материале, который охватывает события после 1917 года, прослеживают судьбы эмигрантов, в свое время выехавших из нашей страны; разоблачают попытки западных спецслужб использовать их в подрывной деятельности против СССР. События происходят в Советском Союзе, США и Канаде, в Чехословакии и Болгарии, во Франции и других странах Европы; в произведении впервые широко использованы документы и дневниковые материалы из советских и зарубежных архивов.

---

Я плохо знаю, как выглядит наш центр вблизи, но убежден, что все те люди полностью заслужили эти ходячие клички: вайсенбургские нигилисты, бездельники, пенсионеры, недотепы, чудаки, престарелые калеки, грязная нищета и т. д. Они только выставляют нас, гетмановцев, в смешном свете и сводят на нет все усилия Вашей Светлости.

Основоположники гетманского движения, Ваша Светлость, по-другому представляли наше движение! Другим оно и должно быть... Больно обо всем это писать, но еще стыднее обо всем слышать из чужих, даже не гетмановских, уст, Ваша Светлость!

Прошу любезно простить мне, что так долго и несвязно пишу и только теперь перехожу к ответам на конкретные вопросы Вашей Светлости.

В чем я вижу причины катастрофического состояния гетманского движения:

Управление внутренних дел гетманского движения не сумело втянуть в это движение свежих украинцев с Востока, что является первоочередным делом;

не в состоянии было разрешить конфликты, которые возникли среди гетмановцев в Берлине, Праге, Бромберге, Данциге и др.;

слабо добивалось расширения гетманского движения на самые широкие круги украинской общественности и их учреждения. Так что гетманское движение теряет, а не приобретает новых членов.

Дела прессы и пропаганды... «Украинська дийснисть» вызывает неудовлетворение у читателей.

Третий номер «Военно-научного альманаха» за сентябрь 1944 г. «по техническим причинам» вышел только на этих днях.

Жизнь в СГД замирает...

В центре находятся малоактивные, безынициативные люди... Слышится критика особы Вашей Светлости. Растет недовольство в рядах основоположников движения...

Это внутри нашего движения.

Еще хуже внешнее положение нашего движения.

1. Гетманский центр не смог включиться в события этой войны — значит, он политически несостоятелен.

2. Несостоятелен он еще и тем, что все дела ведет сам Гетман... Ходят целые легенды, как Ваша Светлость «добивалась председательства в комитете», что Ваша Светлость просила Бандеру и Бульбу поддержать свою кандидатуру... Мы им не верим, но знаем, что этих слухов не было бы, если бы Ваша Светлость не занималась лично политикой.

Ошибки я вижу в следующем:

в отсутствии тесной связи со свежими людьми с Украины;

в том, что в наш центр часто попадали люди случайные или недостойные тех высоких постов, которые они занимали;

в том, что вокруг нашего центра были люди, думавшие лишь о своих интересах, зарабатывавшие даже тем, что продавали книги авторов и издательств, враждебных гетманскому движению.

Прошу верить, что мне, и я уверен, что и всем другим организованным и неорганизованным гетмановцам, очень больно обо всем этом писать. Однако я, помимо полного поворота к нашим идеологическим принципам и необходимой перемены людей в центре, не вижу иного выхода. На мой взгляд, гетманское движение само себя ликвидирует...

Преданный Вам подполковник М. Россиневич».

Девятое мая... У этого дня столько лиц, сколько лиц у победителей. Его видели ликующим, палящим изо всех стволов...

Была победа и такой — в Праге, на Летне, прямо на траве спали советские солдаты. Они подоспели вовремя, вместе с повстанцами выбили фашистов — и теперь спали, положив под головы автоматы.

И была победа такой: в той же Праге 9 мая 1945 года повесился белогвардейский полковник — дроздовец, фанатичный враг советского строя. Он был среди тех, кому удалось ускользнуть, по определению Александра Блока, от ударов исторического молота. Но дальше в скобках поэт пророчески написал: удалось ли еще? не настигнет ли их и там история? Ведь спрятаться от нее невозможно.

Раньше или позже история настигнет и тех, кто бежал от нее еще дальше — в Западную Германию, в Америку, Австралию.

Глава пятая. ВОЛКИ В РАЮ

1

Один из блокнотов Кости Найдича был исписан наполовину. Это была все та же, очевидно, задуманная им рубрика. Заметки предварял заголовок: «Эмигрантские судьбы». Без числа, порою оез указания адреса описываемых событий. Возможно, в своих поездках он записывал эмигрантские истории с чьих-то слов или переводил из газет. Возможно, Найдич сам встречался с героями своих записных книжек. А возможно, это было начало задуманной им статьи или даже книги. Но успел он, как видно, немного. Надежда Павловна сказала: в последние годы у него появились галлюцинации, мучило нервное истощение.

В начатом блокноте мы узнали о некоторых судьбах.

СУДЬБА ПЕРВАЯ

Евгении Сергеевне Т. 91 год. У нее суставный ревматизм, и она передвигается в кресле на колесиках... Она выразила желание поселиться в старческом доме.

История Евгении Сергеевны необычна. Она уроженка Владивостока, там вышла замуж, имела двух сыновей. В 1920 году Евгения Сергеевна поехала из Владивостока в Харбин, где очутились ее братья, прошедшие Ледяной поход. Через месяц она должна была вернуться во Владивосток, но к тому времени в Приморье укрепилась Советская власть, и Евгения Сергеевна оказалась отрезанной от семьи. Через четыре года, когда дипломатические отношения между Китаем и СССР были установлены, Евгения Сергеевна узнала, что муж ее в Сибири, а сыновья отданы в детский дом. Прошло несколько лет, муж Евгении Сергеевны умер. О детях она не имела никаких сведений. Евгения Сергеевна работала конторщицей в управлении Китайско-Восточной железной дороги. Шли годы, братья Евгении Сергеевны тоже умерли. Началась японская оккупация, затем вторая мировая война. Евгения Сергеевна перебивалась как могла, жила впроголодь, но отказалась от репатриации в СССР.

— Все мы, горсточка русских, оставшихся в Харбине, влачили жалкое существование,—рассказывает Евгения Сергеевна.—Но вот случилось чудо. Моей подруге, Соне 3., удалось уехать в Бразилию, к сыну. Однажды в Сан-Паулу она пошла к зубному врачу и там, дожидаясь приема, разговорилась с каким-то русским господином. Узнав, что Соня приехала из Китая, этот господин спросил, знает ли она Евгению Сергеевну Т. «Как не знать! Это моя лучшая подруга. Мы вместе с ней горе мыкали».—«Сын вашей подруги ее разыскивает,—сказал господин.— Он живет в Нью-Йорке. Мы вместе с ним были в немецком плену. Дайте мне адрес Евгении Сергеевны, я сегодня же напишу ее сыну...» Мой младший сын, Сережа, нашел меня и выписал в Америку. Мой старший сын погиб в боях под Курском. Я прожила с Сережей 15 лет. Он умер от рака три года тому назад. Теперь я совсем одна. Я боюсь оставаться ночью одна. Вот почему для меня лучше будет поселиться в старческом приюте.

— Мы вас устроим, Евгения Сергеевна. Все будет хорошо.

Приходит смуглая и большеглазая Мэри. Мы говорим по-французски, и Мэри сообщает мне, что полюбила одинокую старушку, как родную.

— Она зябнет потому, что домохозяйка не дает достаточно отопления. Тогда я зажигаю газовую духовку и везу мадам Т. в кухню, чтобы она там согрелась.

Мы прощаемся с Евгенией Сергеевной и идем в соседний дом, принадлежащий той же хозяйке. Нас встречает полная, немного сутулая дама. Ее зовут Нина Алдреевна Г. Оба дома принадлежат ей. Все комнаты сданы жильцам.

— Вы не представляете, сколько у меня забот,—говорит она,— то крыша протекает, то трубы замерзают, то стены нужно красить, то котел лопается. И квартиранты мучают меня своими претензиями. К тому же я полуслепая, у меня ревматизм, я никуда не выхожу. Рядом со мной живет Зинаида Ивановна Д., снимает комнату. Она тоже больна. Ей 85 лет, а мне 91 год скоро исполнится. Мы никуда выйти не можем. Так и живем! Не ужасно ли это?

— Нина Андреевна! Почему вы возитесь с этими домами? Не хотите ли вы переселиться в старческий дом?

— Что вы! Здесь я сама себе хозяйка! У меня сделано завещание, все мое имущество унаследуют мои сестры.

— А где они?

— В Саратове.

— В Саратове?!.

СУДЬБА ВТОРАЯ

Анне Ивановне 3. 80 с лишним лет. Хозяин дома наме

рен ее выселить, т. к. она держит в своей однокомнатной квартире 7 кошек и прикармливает до 40 уличных кошек, которые

Жыгают в ее открытое окно. По словам хозяина, венгра, Анна іановна больна и еле передвигает ноги. Живет она в трущобной части города.

Анна Ивановна вполне интеллигентный человек и говорит на превосходном русском языке. Она бывшая учительница, но от слабости не могла сообщить, где преподавала. Анна Ивановна худа, бледна, истощена до последней степени и еле ходит, опираясь на палку. Кошки мяукали и крались повсюду.

Анна Ивановна не произвела на меня впечатление полоумной; она говорила очень слабым голосом, но вполне разумно. Но вот мы затронули «кошачий вопрос», и наша старушка заартачилась.

— Я никуда отсюда не уеду и не оставлю моих животных,— твердо заявила она.— Это мои единственные друзья.