Юрий Чернышов - Древний Рим: мечта о золотом веке

• Название: Древний Рим: мечта о золотом веке
• Автор: Юрий Чернышов
• Издательство: Ломоносовъ
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-91678-152-6

Книга доктора исторических наук, профессора Юрия Чернышова «Древний Рим: мечта о золотом веке» посвящена античному феномену — идее о существовании в прошлом золотого века, когда люди жили счастливо, без пороков, в единстве с природой. Эта идея непрерывно развивалась и находила отражение в религиозных пророчествах, в литературных утопиях, в политической пропаганде. Мечта о возвращении в утраченный рай вдохновляла пророков, писателей и философов, влияла на быт простых людей, подготавливала почву для распространения христианских ожиданий. Юрий Чернышов исследовал массу источников — мифы, произведения древнеримских авторов, концепции грядущего Царства Божия у ранних христиан. Его книга охватывает все время существования Древнего Рима — от полулегендарного периода выборной монархии до гибели Империи.

---

Юрий Чернышов ДРЕВНИЙ РИМ: мечта о золотом веке

Предисловие

Эта книга о человеческой мечте — как она жила, развивалась и как ее пытались в Древнем Риме использовать в политике. С древнейших времен у самых разных народов существовали мифологические предания об эпохе первоначального благоденствия — о том «рае», когда люди жили счастливо и без пороков, в гармоничном единстве с природой. На протяжении всей истории человечества мечта об утраченном рае вдохновляла пророков, писателей и философов. Политики и идеологи разного толка нередко использовали эту мечту, либо искренне стремясь улучшить жизнь людей, либо просто пытаясь использовать увлечение этой мечтой в своих интересах. Так было, и так, очевидно, еще не раз будет. Поэтому знать и понимать историю этой мечты очень важно.

Мы будем говорить об античном варианте «райского» мифа — о греческих и римских мифологических преданиях о счастливой «жизни при Кроносе» и о «Сатурновом царстве». Идея «золотого века» прошла очень сложную эволюцию. Исследование древних текстов показывает, что первоначально у греков были представления лишь об особом «золотом роде» людей, которые, как писал поэт Гесиод, давно исчезли с лица земли, превратившись в «благостных демонов».

Создали прежде всего поколенье людей золотое
Вечноживушие боги, владельцы жилищ олимпийских,
Был еще Крон-повелитель в то время владыкою неба.
Жили те люди, как боги, с спокойной и ясной душою,
Горя не зная, не зная трудов. И печальная старость
К ним приближаться не смела. Всегда одинаково сильны
Были их руки и ноги. В пирах они жизнь проводили.
А умирали, как будто объятые сном. Недостаток
Был им ни в чем не известен. Большой урожай и обильный
Сами давали собой хлебодарные земли. Они же,
Сколько хотелось, трудились, спокойно сбирая богатства.
Стад обладатели многих, любезные сердцу блаженных.
После того, как земля поколение это покрыла,
В благостных демонов все превратились они наземельных
Волей великого Зевса: людей на земле охраняют,
Зорко на правые наши дела и неправые смотрят.
Тьмою туманной одевшись, обходят всю землю, давая
Людям богатство. Такая им царская почесть досталась.

Гесиод. Труды и дни, 109—126 Пер. В. В. Вересаева

Само понятие «золотой век» (как счастливая эпоха, которая может наступить для ныне живущих людей или в будущем) формировалось постепенно. Впервые оно появилось в античной литературе только в канун установления Римской империи. Там эта идея уже начинает широко использоваться в политической пропаганде. Характерный пример — провозглашенное поэтом Вергилием наступление нового «золотого века» при императоре Августе:

Вот он, тот муж, о котором тебе возвещали так часто:
Август Цезарь, отцом божественным вскормленный, снова
Век вернет золотой на Латинские пашни, где древле
Сам Сатурн был царем, и пределы державы продвинет…

Вергилий. Энеида. VI, 791-797 Пер. С. Л. Ошерова

Между двумя цитированными отрывками лежат семь столетий, наполненных исканиями — различными толкованиями мифа, попытками приспособить его для выражения мечты о грядущей счастливой эпохе. Эта мечта проявлялась и в сочинениях об идеальном государственном устройстве, и в романах о путешествиях на «счастливые острова», и в религиозных пророчествах о грядущем обновлении мира. В конечном счете эта мечта стала основой для многих утопий (слово «утопия», изобретенное Томасом Мором, упрощенно можно расшифровать так: «хорошее место, которого нет»).

Вопрос о соотношении мифа и утопии сложен. При первом же знакомстве с «райскими» мифами неизбежно возникает вопрос: каковы те общие истоки, которые привели к возникновению сходных преданий у древних иранцев и иудеев, у вавилонян и индийцев, у многих других народов мира, разделенных временем и пространством? Пытаясь найти ответ на него, многие авторы относят понятия о рае к «коллективным подсознательным» представлениям, связанным со смутными воспоминаниями каждого человека о том беззаботном, блаженном состоянии, которое он испытывал еще до появления на свет, находясь в чреве матери.

Высказывались предположения о том, что эти мифы отразили в себе первые попытки осмыслить пройденный человечеством сложный исторический путь. Для церковных историков мифы о «райском» прошлом стали представляться доказательством сохранения «отзвуков Первооткровения» среди язычников. В марксистской историографии широко был распространен тезис о том, что в подобных мифах нашла выражение идеализация родового строя, что это был протест против эксплуатации и вместе с тем отражение «воспоминаний» угнетенных о бесклассовом обществе первобытно-общинной эпохи.

История никогда не знала какой-либо единой и неизменной концепции «золотого века». Напротив, частое обращение утопистов разных времен и народов к содержанию популярного мифа приводило к активному развитию и использованию темы «золотого века» в самых разнообразных направлениях. Ранние утопические описания «золотого века» явились тем важнейшим исходным пунктом, от которого начинает свое развитие европейская социальная утопия, передавшая влияние этих описаний на произведения утопического социализма Нового и Новейшего времени.

С этим связан еще один вопрос, который активно обсуждается и в современной России, — вопрос о роли «национальной идеи» и «позитивного образа будущего». Должна ли быть у народа какая-то объединяющая его цель или мечта о том, к чему нужно идти или «что нужно строить»? Была ли такая идеальная цель у других государств и народов? На эту тему на примере римской истории интересно высказался известный футуролог Ф. Полак: «На наш взгляд, проблема Рима — это проблема не того, почему он пал, но как он смог вырасти до таких высот и почему он не пал раньше, не имея позитивного образа будущего. Двигался ли он просто под влиянием ускорения, сделанного Элладой, или здесь были задействованы иные силы?»{1}.

Интересующий нас в наибольшей степени период середины II века до н. э. — I века н. э. — это, пожалуй, один из самых бурных, насыщенных событиями, переломных этапов античной истории. Он включает в себя процессы развития и углубления кризиса римской гражданской общины, продолжительные гражданские войны, падение Республики, установление и укрепление Империи.

Простой сравнительный анализ источников показывает, что никакой другой период не только римской, но и вообще древней истории не дает столь обширного и разнообразного материала, как этот. Данный период интересен уже тем, что именно тогда идея «золотого века» окончательно превратилась в универсальный символ счастливой эпохи. В какой-то мере эта идея повлияла и на раннехристианскую концепцию «тысячелетнего царства».

Нужно признать, что римская утопия изучена крайне слабо. Более того, по сей день широко распространено мнение, что «трезвым и практичным римлянам», в отличие от «богатых фантазией греков», вообще были чужды утопии{2}. Через Катона Старшего, Вергилия, Тита Ливия и других творцов «римского мифа» европейская литература унаследовала строго определенный образ римлянина — образ сурового воина и земледельца, беззаветно преданного «нравам предков». Отсюда при желании нетрудно было вывести и крестьянский практицизм, и «заземленность» мышления, и некоторую солдафонскую «туповатость» как особые национальные качества римлян. Однако непредвзятое знакомство с более чем тысячелетней римской историей полностью развеивает представления о каких-то «чистопородных» римлянах, передававших через многие поколения в неизменности «практицизм» и «антиутопичность» своего ограниченного мышления.

Уже в глубокой древности в момент формирования римской гражданской общины (VIII—VI века до н. э.) в нее вошло множество разных племен и народов. Причем изначальная пестрота этого «букета» стремительно возрастала по мере завоевания Италии, Западного и Восточного Средиземноморья, увеличения количества отпущенных на волю рабов и роста числа римских граждан за счет предоставления права гражданства италикам, провинциалам и наконец — свободному населению всей Империи при Каракалле (III век н. э.).

Универсальными «определителями» римлян не могут служить и такие признаки, как, скажем, латинский язык или культурно-бытовые особенности римского этноса в целом. И язык, и культура господствующего народа неуклонно распространялись по территории всего Средиземноморья, среди рабов и жителей провинций. Жесткое противопоставление «греков» и «римлян» в свете этого выглядит бессмысленным, так как те же самые греки активно участвовали в создании многонациональной средиземноморской культуры римского периода. Это была общеантичная культура, формирование которой стало возможным во многом благодаря особой «открытости» римской культуры, ее постоянной готовности воспринимать духовный и практический опыт других народов.