П Шуваев - Не заплывайте за горизонт или Материалы к жизнеописанию одного компромиста

• Название: Не заплывайте за горизонт или Материалы к жизнеописанию одного компромиста
• Автор: П Шуваев
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Человеческое, слишком человеческое? - возмутился сверхчеловек Дефлоринский. - Да сами-то вы кто?

- Дорогой! - взмолилась Вестенька (нет, все-таки Нарочка). - Я ведь тоже человек! Ну, поговорил бы со мной, что ли!

Толик не отвечал, Толик был слишком сбит с панталыку, у Толика почему-то никак не получалось сообразить, кто есть кто и что с ними делать, раз уж они есть. Да если и есть, так это еще не значит, что какая-то там девка может чего-то там от него добиваться, в то время как законная его жена...

- Ты настолько витален, - продолжал Сашка какую-то длинную инвективу, начало которой Толик пропустил, - и настолько при этом непосредствен, что, право же, с трудом верится, что ты вообще существуешь.

- А я? - озабоченно спросил пеликозавр Дима. - У меня ведь и документы есть.

- Нашел чем удивить: документы даже и у меня есть. Ну и что?

- А у меня нет, - откликнулась Софья. - Ну и что?

- Что вы? - испуганно удивилась Люденька. - Как так "ну и что?" Ведь документы... Дорогой, что это за люди?

- О, не стоит беспокоиться, - успокоил ее спокойный Сашка. - Разумеется, разумеется, есть у него документы. Много разных.

Как же иначе, если не то что корове, не то что ослу, а даже и фельдфебелю понятно: носитель примитивной и/или тоталитаристской психологии (а, собственно, какая разница, если смотреть даже с точки зрения второй технократии, которая, как известно, звезды с неба не очень-то хватала?) не может не быть солидарен с бюрократией, какие бы конкретные формы она ни принимала, все мы, оказывается, боги, но он притом еще и верховный, имя зверя и число имени его, число человеческое, кстати о паралитиках, все мы боги, все мы человеки.

Софья длинно выругалась на каком-то английском диалекте, чем-то звякнула, чем-то брякнула и, подойдя к стеллажу, что-то там достала с верхней полки.

- Да, - сказала она, - у него там всё: и социальное происхождение, и вероисповедание, и даже расовая принадлежность. Белый, кажется, на данный момент. Впрочем, при необходимости он может стать и негром, это ведь несложно.

- Он всегда соответствовал и всегда будет соответствовать, если только не потребуется от него чего-нибудь вовсе уж немыслимого. Поприжать, к примеру, непосредственную витальность.

- Да, - гордо ответил Дефлоринский, - я белый. И я не вижу, чего мне стыдиться.

Белая раса, высшая раса, вон белый под потолком болтается с дерьмовым автоматом в клюве, перекрасить его, что ль? Впрочем, какая нам разница, он действительно может быть любого потребного цвета (непотребного тоже, тут все зависит от точки зрения), белокурый и белокрылый непосредственник, белодвуглавый орел, и серебряной пулей сразили героя, чтобы он никого не повесил на крест, бога, и бог с ним, боги не нуждаются в крыльях, и боги не имеют крыльев, а что сознание примитивное - так откуда же другому взяться? Терпеть, ждать и дожидаться, не правда ли, друг мой Филон, римских граждан, как правило, не распинают, только вот с императорами что-то не везет: если он, падла, благочестив и кроток, так уж заведомо, стервец, долго не протянет, власть имущие ненадежны, правильно они там на Мондриане устроились, ну да ничего, недолго уже. Ждать.

- И не в том дело, что белый, - зачем-то втолковывала Софья, - а в том, что ты таков, каким зарегистрирован, а иным быть не можешь по самой сути своей.

- Господи, что это она болтает! - смущенно возмутилась Толикова законная супруга Велюдочка.

- Да, кстати, - аббат Сашка скорчил енотскую физиономию, - кто же все-таки тут у вас импотент?

- Что?!

Люстеньки, может, и терялись в догадках, но из того, сколь усердно ластились они к Дефлоринскому, следовало, что, вероятнее всего, не он. Но не я же, в самом деле, с ужасом подумал Толик, схвачу вот эту дуру в охапку, оттащу в ту комнату, в конце концов, кто тут ейный законный муж? И вообще, что-то такое странное здесь происходит: народу набилось больше, чем может поместиться в двухкомнатной квартире, девок до черта, не иначе размножаются почкованием, да ко всему еще торчит укоризненно подле стола динорнис Дима. Нет, сложно это...

- Налейте! - попросил Толик.

- Пожалуйста, дорогой.

Ну вот, подумал Толик, убежала жена к этому типу, так ведь сколько других вокруг. И, кажется, некоторые из них убеждены, что я-то и есть ихний муж. Ладно, выпьем, и ну ее, изменщицу, в болото!

- Ква! - сказало какое-то вымершее позвоночное.

А вокруг шел какой-то забубенно-заумный разговор, что-то такое обсуждалось, вертелось, переливалось, Дима уже только крякал вполне демагогически, у Димы даже и документы где-то были, но о документах больше никто и не вспоминал. Нет, решил Толик, если уж тут все так набрались, надо и мне не отставать. А еще гудело где-то, чуть ли не над головой, всё громче гудело. И пусть, решил Толик, ну их всех, он лихо выглотнул стакан и обнял кого-то (кажется, за талию).

- Какого хрена? - поинтересовалась Софья. - Что-то шумновато стало. И воняет... Ох уж эти мне примитивные летательные аппараты!

В самом деле, чего ему надо, жужжит, тоже мне, бывший голубь, всё, конечно же, ясно, он символ, а символы - их хлебом не корми, дай только пообижаться, потому как всеобщие, почему мне не страшно? Сижу и жду, она тоже сидит и ждет, а чего ради?

- Вперед! - тихо скомандовала Софья.

Живое ископаемое (а почему бы и нет, вполне живое, раз летает) стремительно вознеслось куда-то чуть не в стратосферу, под самый потолок, где, шумя всеми своими моторами, болталось нечто крылатое и вооруженное. Рухнули на землю клочья мятого железа, и порядком помятая птица с крючковатым клювом, опустившись Дефлоринскому на плечо, внятно произнесла:

- Дур-р-р-рак!

Впрочем, этого Толик, скорее всего, уже и не видел, Толику было не до того: в самом деле, хорошо ведь сидим, решил он, и вина много, и Нашенька с Веденькой под боком, и, кажется, все малость поуспокоились, а что неизвестно, чья квартира, так теперь никто уже не вспоминает о праве собственности, если они все законные, это ведь будет групповой секс или как это называется, а вино-то, знаете, пожалуй, даже и вполне ничего, а?

Может быть, Толик был и прав, может быть, ему даже кто-то и ответил, даже и развеял малость некоторые его недоумения, может быть, все может быть, ну да ладно, с кем не бывает, скрылся Толик, смылся, и бог с ним, все равно торчал незаинтересованным наблюдателем, словно фаллос Приапа, терялся в догадках, покуда не поперла, наконец, непосредственная витальность, пёрла, пёрла, да и выперла всю честнУю компанию в соседнюю комнату, надо же, и впрямь всех выперло, раз уж начались труднообъяснимые приключения, это к ним совсем крохотный довесок, ну чего ты искришь, чего тебе надо? Тоже мне, громовержец выискался, Юпитер Копулятор и Юпитер Дефлоратор, электрических органов и то нету, а туда же, летел бы ты со своим орлом, да, вот именно, любопытно, что там будет происходить, в той-то комнате, при этаком скоплении народа, ну вот и всё, вот и порядок, вот уже только мы сидим. Да, только мы, вот и пришел, почему мне не страшно - а не страшно, и всё!

* Таким образом, можно считать несомненным, что Софья во времена теперь уже довольно давние получила по меньшей мере восьмилетнее образование.

** Софья не вполне права, употребляя в этом контексте термин, в сущности, искусствоведческий; так, например, Эрнст Барлах - русско-жидовский большевик.

XI. ТЕОРЕМА СУЩЕСТВОВАНИЯ

В чужом пиру похмелье

Ты вновь стоишь на лезвии судьбы.

Софокл, "Антигона"

Когда Толик проснулся, было уже светло; это, впрочем, для летнего утра только естественно. Было уже настолько светло и жарко, что, пожалуй, точнее будет сказать: Толик проснулся поздно. И был Толик один, хоть и был он абсолютно уверен, что совсем недавно на этих жеваных серовато-желтых простынях пребывал еще некто... м-м-м... ну, скажем так, женского полу. Вера, Надя, Дима... Тьфу, пропасть, подумал Толик, причем тут Дима?!

Комната была пуста и неуютна, и менее всего она походила на помещение, куда некто свалил свои пожитки - пусть даже и небогатый геолог. То есть как раз пожитков-то и не было - ничего не было, кроме старой древесно-стружечной кровати. Ну, валялись еще на полу брюки, которые Толик незамедлительно признал, а из-под брюк вытарчивали туфли. Черт, подумал Толик, и пол какой-то не такой... Не то чтоб грязен был пол, затоптан множеством немытых девичьих ног, хотя как раз это было бы только естественно, - так нет, вполне обычный несколько пыльный пол обычной нежилой комнаты. Продолжая брезгливо чертыхаться, Толик напялил брюки, рубашку и прочее, рассованное, как оказалось, куда попало, совершенно без разбора. Ох, и вид у меня, наверное, подумал Толик, снимая с радиатора невесть почему именно там аккуратно повязанный галстук. И какой идиот надумал? Вот ведь, представилось ему, выйду сейчас, а они сидят, все, сколько их там, умытые, небось, причесанные, будут глядеть на меня и нехорошо так ухмыляться. Сашка-то ладно, и Дефлоринский ладно, и Дима... а вот девицы. Господи, тут только дошло до Толика, и Людочка ведь там! Это же страшное дело, что она со мною сделает... Хотя сама хороша. Ладно, решил Толик, девицы - они и есть девицы, с девицами я нынче ночью разобрался, неплохо, кажется, разобрался, на то они и девицы, почему бы нет? Толик вообще был - в этом плане - высокого о себе мнения, и, пожалуй, именно потому дверь он распахнул мужественно и отважно.