Андрей Посняков - Дикое поле

• Название: Дикое поле
• Автор: Андрей Посняков
• Издательство: Ленинградское издательство
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9942-0842-7

Сидел себе Михаил Ратников на террасе с друзьями, виски потягивал и представить себе не мог, что все его налаженное житье-бытье скоро закончится…

Михаил и гостивший у него приятель, по прозвищу Веселый Ганс, вынуждены срочно лететь на Азовское море, где утонул при загадочных обстоятельствах старший сын Артем…

Оказавшись на юге, приятели сразу же начинают расследование, ход которого приводит в один странный профилакторий, где Ратников неожиданно сталкивается со старой знакомой — медсестрой Алией, отделавшейся условным сроком за участие в банде людокрадов и торговцев человеческими органами.

Ратников вновь оказывается в прошлом, в 1245 году, на территории, известной как Дикое поле. Враждующие кочевья и всякий прочий сброд делают почти нереальной возможность выбраться… А ведь надо отыскать Артема, следы которого неожиданно появляются именно здесь, в прошлом.

Пришлось Михаилу ехать в город Сарай, новую столицу Батыя, завести там верных друзей и откровенных врагов. И выбраться удалось не сразу, пришлось оказаться в 1948 году и повидаться там с тем… с кем меньше всего ожидал.

А еще повстречалась Михаилу степная красавица Ак-ханум…

---

— Дальше можешь не рассказывать, — махнул рукой Михаил. — Понятно — попал мужик из огня да в полымя. Был своеземцем, стал рабом… потом, видно, выкупился.

— Выкупился, — подтвердил Корягин. — В полон-то его Субэдэев сотник взял… а кто такой Субэдэй, объяснять не надо. Вот и сотник тот — весьма уважаем. Африкан ему сразу предложил вино, да бражку, да медовуху ставить… Так вот и деньжат скопил, выкупился, корчму открыл. Сотник, хозяин его бывший, Африкану покровительство оказывает. Не за так, конечно.

— Понятно — крыша, значит.

— Причем тут крыша?

— Так… к слову. А почему прозвище такое — Корыто?

— Так Африкан-то первое время в корыте брагу ставил.

— А ты… и те, кто за тобой… ему деньжатами подмогнули, вложились тайно. Ну, не лично, а, скажем, через какого-нибудь галицкого купца.

Корягин хмыкнул:

— А ты умный. Все хорошо понимаешь. Если что не так пойдет, Африкан тебе и поможет. С новгородцем как знакомство свести — твое дело.

— Сведу. А как я его узнаю?

— Африкан покажет.

— А…

— А ты ему от меня поклон передашь.

— Что ж ты сам-то не познакомишься?

— Сказал уже — раскладов местных покуда не ведаю, да и…

— Понятно — светиться лишний раз не хочешь. На долгое залегание, значит, послан.

— Опять невесть что говоришь! Ну, у вас, новгородцев, и речь — иногда вообще не понять ни одного слова.

Корчма Африкана Корыто оказалась не какой-нибудь там глинобитной мазанкой, а основательной постройки зданием, сложенным из кирпича и выложенным по карнизу симпатичными голубовато-изумрудными изразцами. Выходящие на улицу стены — по восточному обычаю, глухие — были расписаны узорочьем, узенькие оконца смотрели во внутренний двор, где были устроены летние террасы и кухня, террасы, кстати, не пустовали и сейчас, тем более что погода выдалась теплой. Двор чисто выметен, с каменными амбарами и конюшней — все добротное, выстроенное на века, видать, бывший раб стоял на этой земле прочно. Как и многие, ему подобные. А что? Вести бизнес в Орде было куда удобней и безопасней, нежели на разоренных русских землях, разоренных не столько нашествием Батыя, сколько — до него — княжескими междоусобицами. Из более четырехсот городов монголы разорили десятка три, не больше. Все же остальное свои, свои творили. Какая там, к черту, «Святая Русь», когда рязанцы, суздальцы, новгородцы и все прочие друг для друга — вражины лютейшие! Зря, что ли, князья к хану за ярлыками ездят? Заручиться поддержкой, войско, если что, попросить — и соседушек своих гнобить, гнобить, гнобить! А если еще и сбор дани на откуп взять получится… все финансовые потоки на себя перевести… у-у-у… об этом только мечтали. Пока.

Покачав головой, Михаил подошел к террасе и осмотрелся. Под увитыми виноградной лозой навесами уютно расположились клиенты — пока еще их было немного, с дюжину человек: парочка уже хорошо выпивших монголов, узнаваемых по резкому запаху от рождения немытых тел, а все остальные, судя по внешнему облику, — русские: купцы, приказчики и так, мелкая торговая теребень.

Ратников задумчиво уселся на свободную скамеечку в сторонке от всех. Интересно, новгородец уже здесь? Или еще не пришел, не появился?

— Хозяина покличь, — негромко попросил Михаил враз подбежавшего служку. — Скажи, поклон ему… от Корягина Саввы. Он знает.

— Передам, — шустро поклонился слуга. — А что принести? Бражицы? Пива? Или, может быть, фряжского вина?

— Так уж и фряжское? — усомнился молодой человек.

Слуга улыбнулся:

— Из Кафы. Но по вкусу, как фряжское. Они же и делают. Правда, скажу сразу, недешево.

— Ладно… — Ратников тряхнул мошной, в которой приятно звякнуло полученное от йисута серебро. — Тащи кувшинчик на пробу.

Вино и закуски — пареную репу с запеченной в яблоках уткой, пироги да ячменную кашу на большом серебряном подносе — принес, надо полагать, сам хозяин осанистый угрюмого вида мужик с окладистой, черной с проседью, бородою, одетый в длинную, до колен, рубаху и лазоревый, расшитый мелким бисером, кафтан, явно свидетельствующий о его финансовой состоятельности.

— Угощайся, друже, — поставив поднос на стол, поклонился кабатчик. — Нужного тебе человечка еще нет. Как появится, я дам знать.

— Добро, — Ратников выкатил на стол серебряху.

Африкан Корыто поморщился:

— Убери, друже. Угощаю нынче!

— Даже так?!

— Друзья Саввы — мои друзья. Нешто друзей обирать можно?

Михаил, честно говоря, обрадовался — йисут-то не так уж и расщедрился, денег было мало. А тут — утка в яблоках, каша, пироги да еще вино… Неплохо. Очень даже неплохо.

Новгородца Ратников углядел сам, точнее сказать — услышал.

— Эй, целовек! Целовеце!

Миша сразу и обернулся: это ведь в Новгороде вот так вот «цокали» да вставляли лишние гласные.

— Целовек!

— Что угодно, господине?

— Пива пока принеси да покушать что-нибудь…

Ратников искоса присмотрелся: довольно молод — лет и тридцати нет, не высок, не низок, лицо неприметное, круглое, с реденькой кургузою бороденкой и такими же редкими усиками, не сказать, чтоб неприятное, но и красавцем особым не назовешь, так, обычное лицо, обычный мужичок. Неприметный, такой, как все. Одежка тоже подобрана в тему: темная рубаха, синий, без изысков, кафтан, армячок серенький. Но все добротное, новое, а на поясе — увесистый кошель и кинжал. Да еще за голенищем — Миша приметил — ручка от ножика засапожного торчала. Вооружен изрядно! И, похоже, никого видеть не хочет, знакомиться ни с кем не намерен, сидит себе в уголке, кушает. Что, больше негде перекусить? Или тут у него встреча? Да и этот ли? Может, показалось?

— Вон тот, — поставив еще один кувшин, незаметно кивнул подошедший хозяин. — В углу который.

Он! Правильно угадал, значит.

Ага… вот и еще один — этот явно местный, татарин или, скорее, кыпчак, лицо, как тарелка, плоское, узкоглазое, злое, одежка дорогая, да грязная, за поясом плеть…

— Ай, ай, Караим-мурза, как я тебя рад, уважаемый, видеть! — выскочив из-за стола, рассыпался в любезностях новгородец. — Садись, садись, дорогой.

— Зыдырав буть, Окун. Чэго звал?

— Так, может, поначалу откушаем?

— Некогда минэ кушат! Гавары! На сто дырхэм сагласен? Нэт — ухажу.

— Эй, эй, постой, уважаемый Караим-мурза. Сто дирхемов за шестерых пленников, это, знаешь, слишком. Здесь ты их за такую цену нипочем не продашь.

— Я и нэ прадаю. Пуст у минэ будут.

— Ну и сдохнут они у тебя с голоду. И что? Ведь точно — за зиму сдохнут!

— Пуст!

— Караим-мурза! А за полсотни дирхемов ты себе хорошего коня купишь, ай!

— Полы сотна? Нэт.

— И невольники у тебя — дохлые, ты ж сам знаешь.

— Сотна! И — всэх бэры.

— Все мне не нужны, уважаемый. Только те шестеро, о которых мы с тобой уговаривались.

— Сэмдесат!

— Шестьдесят. Ну сам подумай, на что тебе эти доходяги?

Долго не спорили, то ли Караим-мурза и в самом деле куда-то торопился, то ли все уже было давно решено и осталось лишь уточнить оплату. На чем-то сошлись… на семидесяти, кажется. Со скорбным лицом новгородец отсчитал монеты. Мурза ухмыльнулся, встал… намахнул на ход ноги кружку, вышел, пошатываясь.

Скорбная мина на лице новгородца враз сменилась самой довольной улыбкой:

— Целовеце! Вина давай. Самого лутцего!

— Эй, эй… — Михаил поспешно задержал служку. — Скажи хозяину, пусть даст кислое.

— Кислое?

— Тсс!!! Самое что ни на есть. Чтобы аж скулы сводило.

— Не понял тебя, госпо…

— Хозяину мои слова передай!

Отпив из кубка, новгородец скривился и заплевался:

— Целовек! Целовек! Ты цто принес-то? Кисло!

— Вот и у меня, кажись, кислятина, — Ратников тут же пересел к парню. — А думал — показалось.

— Да ницего не показалось! Попробуй-ко, добрый целовек. Ну разве такое пить можно?

— Пусть другое несут! И уж теперь — два кувшина. Бесплатно! Эй, хозяин! Корчмарь! А ну, иди-ка сюда, любезный. Убирай свою кислятину. Тащи другое, хорошее! Вот… это другое дело.

Попробовав мигом принесенное служкой вино, молодой человек улыбнулся:

— Меня Мисаилом зовут.

— А я — Окунь.

— Из Новгорода? Говор-то новгородский.

— Из Новгорода, — парень кивнул, внимательно поглядывая на Мишу. — А ты откель будешь?

— Да, почитай, из местных. Боярыни одной управитель и доверенный человек.

— Рядовиц, цто ль?

— Сам ты рядович. Сказано тебе — доверенный человек!

— А боярыня твоя кто?

— Госпожа Ак-ханум, очень богатая и влиятельная вдовица.

— Ак-ханум?! — обрадованно переспросил собеседник. — Так я ж про нее слышал. И ты, Мисаиле, у нее — в доверенных людях?

— Именно так и есть.

— Ах… это хорошо, цто я тебя встретил. Я ведь не просто так здесь, в татарах. Пленников выкупаю — народ по папертям собирает выкупное, а я вот — тут занимаюсь.