Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 5

• Название: Миры Роберта Хайнлайна. Книга 5
• Автор: Роберт Хайнлайн
• Издательство: Полярис
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1992
• ISBN: 5-88132-019-0

Содержание:

Двойник, роман перевод с английского В. Ковалевского, Н. Штуцер

Дверь в Лето, роман перевод с английского А. Бранского

---

Честно говоря, к детям я особой нежности не питал. По-моему, большинство детей — маленькие дикари, и, только став взрослыми, они научатся вести себя. Впрочем, далеко не все из них будут при этом цивилизованными людьми.

Но маленькая Фредерика напоминала мне мою родную сестру, а кроме того, она любила Пита и заботилась о нем. По-моему, я ей нравился за то, что никогда не ругался (с детства не выношу грязных выражений) и серьезно относился к ее участию в скаутском движении. Рикки была молодцом: она вела себя с достоинством — не зазнавалась и не хныкала, не лезла на колени. Мы были друзья, вместе заботились о Пите и играли в «жениха и невесту».

После того как мама и сестренка погибли под бомбежкой, я прекратил игру. Не потому, что принял сознательное решение, просто мне больше не хотелось шутить, да и вообще, возвращаться к прошлому. Тогда ей было лет семь, а ко времени, когда мы с Белл обручились, все одиннадцать.

Наверно, я один и сознавал, как сильно Рикки ненавидела Белл, хотя внешне неприязнь проявлялась только в отказе разговаривать с ней. Белл называла это «застенчивостью», и Майлз, думаю, был с нею согласен.

Но я-то догадывался, в чем дело, и пытался подействовать на Рикки. Вы когда-нибудь пробовали обсуждать с подростком тему, на которую тот не желает разговаривать? Пользы столько же, сколько от крика под водой. Я утешал себя, что все еще может измениться, едва Рикки поймет, какая Белл добрая.

А тут еще и Пит.

С ним, правда, дело обстояло иначе. Если бы я не был по уши влюблен, то его поведение меня давно бы уже насторожило. И я понял бы, что нам с Белл никогда не понять друг друга и никогда не быть вместе.

Белл — конечно же! — любила моего кота. И вообще, она обожала кошек, ей нравилась моя намечавшаяся лысина и приводил в восторг мой выбор блюд в ресторанах — словом, все, что касалось меня, вызывало у нее восхищение.

Но кошек не обманешь — они прекрасно чувствуют, кто их любит, а кто нет. Вообще, человечество делится на «кошатников» и прочих. Причем прочих подавляющее большинство. Даже если они и прикидываются из вежливости (или по другим причинам), будто любят кошек, то тут же выдают себя с головой; надо знать, как обращаться с кошками! Кошачий протокол гораздо строже дипломатического — в его основе чувство собственного достоинства и взаимное уважение. В нем есть что-то от «Dignidad de hombre»[39] латиноамериканцев, на что посягнуть можно только с риском для жизни. Кошки напрочь лишены чувства юмора, они непомерно эгоистичны и очень обидчивы.

Мне легче доказать человеку, который не любит острых сыров, преимущество «рокфора» перед «швейцарским», чем найти логическое объяснение тому, что я трачу столько времени на возню с котом. Тем не менее я вполне понимаю китайского мандарина — того, кто отрезал рукав халата, покрытого бесценной вышивкой, потому что на нем спал котенок.

Белл стремилась показать, как она «любит» Пита, играя с ним, словно с собакой… и он ее, конечно, царапал. Затем, как и всякий благовоспитанный кот, он по-быстрому смывался и где-то отсиживался некоторое время. Он поступал весьма мудро, иначе я бы его шлепал: а Пита никто никогда не наказывал, даже я. Бить кота совершенно бесполезно; чтобы вразумить его, нужно огромное терпение.

Я смазывал Белл царапины йодом и старался объяснить, в чем ее ошибка.

— Мне ужасно жаль, что так получается, поверь! Но если будешь продолжать в том же духе, он тебя снова поцарапает.

— Но я только хотела поласкать его!

— Да, но… ты ласкала его, как ласкают собак. Никогда не похлопывай кошку, а только поглаживай. И не делай резких движений перед самым его носом; когда ты гладишь Пита, ему нужно видеть, что у тебя добрые намерения. Ты всегда должна быть уверена, что ему это нравится. Если ему не хочется, чтобы его гладили, он потерпит из вежливости — коты ведь очень вежливы, — но только недолго. Так что очень важно оставить его в покое прежде, чем у него лопнет терпение. — Я помолчал. — Ты же не любишь кошек?

— Что? Фу, какие глупости! Конечно же, люблю. Просто мне не приходилось часто иметь с ними дело. Она у тебя очень обидчивая?

— Он. Пит — кот. Вообще-то он не обидчив, с ним всегда хорошо обходились. Но, повторяю, с кошками надо уметь обращаться. И никогда не надо смеяться над ними.

— Что? Почему, ради всего святого?

— Потому что они действительно забавны, даже очень комичны, пожалуй. Но у них отсутствует чувство юмора — насмешка их обижает. Однако упрекать тебя за то, что ты смеешься над ним, он не станет, а просто удалится, и завоевать его дружбу снова будет очень непросто. Но это не так важно. Гораздо важнее знать, как найти к нему подход. Когда Пит вернется, я научу тебя, что нужно сделать.

Но в этот день Пит так и не вернулся, и мне не пришлось учить ее. С тех пор Белл ни разу к нему не прикоснулась. Она разговаривала с ним и, вообще, вела себя так, будто любила его, но держалась от него подальше. Пит тоже соблюдал дистанцию. Я вскоре забыл о случившемся — не мог же я из-за такой ерунды позволить себе сомневаться в женщине, которая была для меня дороже всего на свете.

Но вопрос о Пите вновь возник и чуть не стал камнем преткновения. Мы с Белл обсуждали, где будем жить, когда поженимся. Правда, тогда она не назвала дня нашей свадьбы, но мы тем не менее тратили массу времени, обсуждая всякие подробности. Я хотел приобрести небольшое ранчо неподалеку от фабрики, а Белл предпочитала квартиру в городе, пока мы не сможем позволить себе приобрести виллу в районе Бель-Эр.

— Дорогая, это непрактично, — уверял я ее. — Мне необходимо жить поближе к работе. А кроме того, как в городской квартире держать кота?

— Ах вот ты о чем. Я рада, что ты сам упомянул об этом. Я тут подзанялась кошачьим вопросом серьезно, прочитала пару книг. Мы его кастрируем, тогда он станет более покладистым и будет вполне счастлив, живя в квартире.

Я уставился на нее, не веря своим ушам. Превратить старого бойца в евнуха? Сделать из него украшение для камина?

— Белл, ты сама не понимаешь, что говоришь.

— Не спорь, мамочке лучше знать, — нетерпеливо перебила она.

И принялась выкладывать обычный набор доводов, свойственный тем, кто считает кошек лишь частью интерьера. И что ему, мол, не будет больно, и что для его же блага, и что она знает, как он для меня дорог, и что у нее в мыслях не было лишать меня общества Пита… и что так для всех нас будет лучше.

Я прервал ее:

— А почему бы тебе не устроить это нам обоим?

— Что ты имеешь в виду, дорогой?

— Себя. Я стал бы послушным, всегда бы ночевал дома и никогда с тобой не спорил. Как ты заметила, это совсем не больно, и я даже стал бы намного счастливее.

— Ты говоришь глупости, — покраснев, сказала Белл.

— Ты тоже.

Больше она об этом не заговаривала.

Белл никогда не допускала, чтобы разногласия приводили к ссоре. Она замолчала и затаилась, ожидая подходящего случая. В ней, пожалуй, тоже было что-то кошачье… поэтому, наверно, я и не мог от нее отказаться.

И я рад был случаю замять дело, поскольку по уши был занят новой работой. «Ловкий Фрэнк», «Вилли» и «горничная» должны были обязательно принести нам большой доход. Но я был помешан на идее создать совершенный многоцелевой домашний автомат-слугу. Можете назвать его роботом, хотя такое определение не совсем точно, да и я не имел намерения конструировать механического человека.

Мне хотелось создать агрегат, который мог бы выполнять любую работу по дому — не только уборку и приготовление пищи, но и более сложную: менять грудным детям подгузники или заправлять новую ленту в пишущую машинку. Я хотел, чтобы вместо одноцелевых «горничных», «Вилли-окномоев», «нянек Нэнси», «огородников Гессов» любая семья была бы в состоянии купить одну машину, и по цене, ну скажем, хорошего автомобиля. А делать такая машина могла бы все — как слуги-китайцы, правда, известные моему поколению только по книгам.

Создание такой машины было бы равносильно появлению нового «Манифеста об освобождения рабов». Мне хотелось опровергнуть старую истину: «домашнюю работу никогда не переделаешь». Нудная, тяжелая, однообразная работа по дому оскорбляла мои чувства инженера.

«Ловкого Фрэнка» я хотел сотворить из стандартных частей и на основе уже известных принципов. В одиночку с нуля не начнешь: тут надо было использовать прежний научно-технический опыт и развивать его дальше. Иначе ни черта не вышло бы. К счастью, уже многого достигла оборонная промышленность, и, имея доступ к секретным сведениям, я времени в армии даром не терял. Да моему агрегату и не требовалось выполнять столь же сложные задания, что и управляемой ракете. Я добивался одного: «ловкий Фрэнк» должен был производить любую работу по дому, которую до сих пор делала женщина. Он не должен был уметь играть в карты, заниматься любовью, есть или спать, но должен был прибирать за картежниками, готовить, застилать кровати, нянчить детишек — уж, во всяком случае, следить за их дыханием во сне и звать кого-нибудь, если что не так. Не было необходимости «учить» его отвечать на телефонные звонки — такой прибор уже выпускала АТТ. На дверные звонки он тоже мог не отвечать — большинство квартир в новых домах оборудовались системой ответчиков. Но чтобы выполнять такое множество обязанностей, у него должны были быть руки, глаза, уши и мозг… достаточно вместимый мозг.