Квинт Тертуллиан - Против Маркиона в пяти книгах

• Название: Против Маркиона в пяти книгах
• Автор: Квинт Тертуллиан
• Издательство: «Издательство Олега Абышко»; «Университетская книга — СПб»
• Жанр: Религия
• Год: 2010
• ISBN: ISBN 978-5-903525-50-8

В своих произведениях первый латинский христианский автор Квинт Септимий Флоренс Тертуллиан (150/170-220/240) сражается с язычниками, еретиками и человеческим несовершенством. В предлагаемом читателям трактате он обрушивается на гностика Маркиона, увидевшего принципиальное различие между Ветхим и Новым Заветами и разработавшего учение о суровом Боге первого и добром Боге второго. Сочинение «Против Маркиона» — это и опровержение гностического дуализма, и теодицея Творца, и доказательство органической связи между Ветхим и Новым Заветами, и истолкование огромного количества библейских текстов. Пять книг этого трактата содержат в себе практически все основные положения христианства и служат своеобразным учебником по сектоведению и по Священному Писанию обоих Заветов. Тертуллиан защищает здесь, кроме прочего, истинность воплощения, страдания, смерти предсказанного ветхозаветными пророками Спасителя и отстаивает воскресение мертвых. Страстность Квинта Септимия, его убежденность в своей правоте и стремление любой ценой отвратить читателей от опасного заблуждения внушают уважение и заставляют задуматься, не ослабел ли в людях за последние 18 веков огонь живой веры, не овладели ли нами равнодушие и конформизм, гордо именуемые толерантностью.

Для всех интересующихся церковно-исторической наукой, богословием и античной культурой.

---

1. Итак, я хотел бы, чтобы ты, не получив возможность использовать примеры Творца как чуждые и имеющие свои причины, открыл замысел твоего бога, по которому он явил своего Христа не в истинной плоти. Если он пренебрег ею как земной и, как вы говорите, набитой навозом, почему не презрел так же и образ ее? Ведь образ любой недостойной вещи не должен считаться достойным: подобие следует за тем, что вещь собою представляет. 2. «Но каким образом он общался бы с людьми, если не посредством образа человеческой сущности?» Почему, в этом случае, он не предпочел воспользоваться истинной сущностью, чтобы общаться истинно, если ему было необходимо общаться? Насколько достойнее необходимость способствовала бы < проявлению > честности, чем хитрости! 3. Ты вводишь достаточно жалкого бога именно из-за того, что он смог явить своего Христа лишь в облике недостойной, и притом чуждой, вещи. Ведь в некоторой степени[622] будет прилично пользоваться недостойным, если оно — наше, как не будет подобающим пользоваться чужим, даже достойным. Почему он не пришел облеченным в некую иную более достойную сущность, а лучше всего — в свою, дабы не казаться нуждающимся в недостойной и чуждой? 4. Если мой Творец вступил в общение с человеком посредством тернового[623] куста и огня,[624] а позднее — посредством облака и шара[625] и воспользовался телами из первоэлементов при представлении Себя <людям>, то эти примеры божественного могущества достаточно показывают, что Бог не нуждался в снаряжении из ложной или даже подлинной плоти. Впрочем, если уж мы стремимся к точности, никакая сущность не достойна того, чтобы в нее облекался Бог. 5. Во что бы Он ни облекался, Он делает это достойным, лишь бы это было без обмана. И поэтому как он (Маркионов бог) мог посчитать большим позором истинную плоть, чем ложную? Но он прославил ее прикосновением.[626] Сколь значимой будет плоть, призрак которой оказался необходимым высшему богу!

Глава 11. О глупости Маркиона, учившего, что Христос его бога не претерпел рождения

1. Все эти вымыслы о воображаемой телесности Христа Маркион усвоил с тем намерением, чтобы свидетельство о <Его> человеческой сущности не подтверждало также факта Его рождения и чтобы таким образом нельзя было отстаивать принадлежность Христа Творцу, так как Тот был провозглашен рождающимся и благодаря этому плотским. И здесь Понтиец поступает совершенно глупо: словно верить в то, что в Боге плоть нерожденная, было бы не легче, чем в то, что она ложная, особенно если ангелы Творца заранее подготовили эту веру, общаясь <с людьми> в истинном, но, однако, нерожденном теле. 2. Ведь и известной Филумене было проще убедить Апеллеса[627] и прочих перебежчиков из лагеря Маркиона в том, что Христос действительно носил плоть, но, однако, не связанную с рождением, позаимствованную у первоэлементов. И если Маркион опасался, как бы вера в плоть не ввела также и веру в рождение, то, без сомнения, тот, кто казался человеком, считался, разумеется, рожденным. 3. В самом деле, некая женщина воскликнула: Блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, питавшие Тебя.[628] А каким образом о Его Матери и братьях было сказано, что они стоят за дверями?[629] Конечно, когда и Сам Он объявлял Себя Сыном Человеческим, исповедовал этим Себя рожденным.[630] 4. И мы рассмотрим эти главы в свое время. Теперь, хотя я отложил все это до исследования евангельских текстов, однако, <я настаиваю на том,> что утверждал выше: если в любом случае должен был считаться рожденным тот, кто казался человеком, напрасно <Маркион> думал, что вера в рождение будет устранена идеей воображаемой плоти. 5. Что дал тот факт, что неистинно существовало то, что считалось истинным, — как плоть, так и рождение? Или если ты скажешь: «Пусть людское мнение будет, каким угодно», — то ты оказываешься почитающим своего бога подложным именем, если он знал, что является иным, чем тот, каким он заставил считать себя людей. И ты[631] уже мог приписать ему также воображаемое рождение, чтобы уклониться от решения этог о вопроса. 6. В самом деле, некоторые девицы иногда сами себе кажутся беременными или из-за <задержанной выплаты> кровяной подати, или изза какой-нибудь болезни, вызывающей вздутие.[632] Во всяком случае, <Маркионов бог> был должен разыграть сцену с призраком так, чтобы ему «отплясать» и то, что связано с происхождением плоти, раз уж он все равно исполнил роль этой самой сущности. Ты отверг, конечно, ложь рождения: ведь ты представил истинной саму плоть.[633] Даже истинное рождение Бога, надо думать, есть нечто в высшей степени позорное. 7. Давай уж, обрушься на это священнейшее и почетнейшее дело природы, бросься на все то, чем ты являешься; истреби источник плоти и души, назови утробу, мастерскую по изготовлению столь великого живого существа, т. е. человека, стоком для нечистот; подвергни гонениям нечистые и постыдные муки беременности и родов и потом грязный, тревожный, потешный[634] уход за самим новорожденным. Однако, когда ты все это ниспровергнешь для того, чтобы доказать, что оно недостойно бога, не будет рождение недостойнее смерти, детство — распятия, кара — <человеческого> естества, а плоть — приговора.[635] 8. Если Христос действительно претерпел это, рождение <для него> было меньшим <позором>; если он, будучи призраком, допустил ложь, мог и родиться ложно. Думаю, что мы, утверждая, что Богу более соответствует истинность, чем ложность того обличья, в котором Он явил Своего Христа, достаточно показали, что те главные доводы Маркиона, при помощи которых он доказывает существование иного Христа, совершенно несостоятельны. 9. Если был истинным — был плотью, если был плотью — был рожден. Ибо то, на что нападает сия ересь, утверждается, когда опровергается то, при помощи чего она нападает. Итак, если Он будет считаться плотским, так как Он рожден, и рожденным, так как Он плотский, так как Он не был призраком, то должно будет признать, что Он — именно Тот, о Котором, грядущем во плоти и рожденном, возвещали пророки Творца, а именно, что Он — Христос Творца.

Глава 12. Объяснение, почему слова Исаии об Эммануиле касаются пришедшего Христа

1. Ссылайся теперь, как ты имеешь обыкновение, на это сравнение Христа <с воином> у Исаии, утверждая, что оно ни в чем не соответствует <твоему Христу>. «Ибо, во-первых, — говоришь ты, — Христос у Исаии должен будет называться Эммануилом.[636] Во-вторых, Он <должен будет> получить силу Дамаска и добычу Самарии против царя ассирийцев.[637] Однако Тот, Кто пришел, появился не под подобным именем и не совершил никакого военного дела».

2. Но я тебе посоветую вспомнить то, что непосредственно примыкает к обоим отрывкам. Присоединен ведь и перевод <слова> Эммануил: «С нами Бог»,[638] дабы ты учитывал не только звучание имени, но и его значение. Ибо сочетание еврейских звуков, которое есть Эммануил, есть сочетание звуков своего народа, значение же их, которое есть «с нами Бог», благодаря переводу является общим <для всех>. Поэтому исследуй, не применяется ли это выражение «с нами Бог» (которое есть Эммануил) по отношению к Христу с тех пор, как просиял Христос. 3. И, думаю, ты не будешь отрицать это, поскольку и сам называешь <Его> «с нами Бог», [говорится][639] т. е. Эммануил. Или если ты настолько неоснователен, что, поскольку у тебя говорится «с нами Бог», а не «Эммануил», отрицаешь, что пришел Тот, Чьей принадлежностью является называться Эммануилом, словно бы это слово не означало «с нами Бог», то ты обнаружишь, что у иудеев христиане, и даже маркиониты, упоминают Эммануила, когда хотят сказать «с нами Бог», как и всякий <другой > народ, при помощи какого бы сочетания звуков он ни говорил «с нами Бог», провозгласит <Его> Эммануилом, значением слова отсылая к его < еврейскому> звучанию. 4. И если Эммануил означает «с нами Бог», а Бог, Который с нами, — это Христос, Который пребывает также и в нас, ибо все вы, крестившиеся во Христа, во Христа облеклись,[640] то столь же определенно Христос пребывает в значении имени, которое есть «с нами Бог», сколь и в звучании имени, которое есть Эммануил. И таким образом оказывается установленным, что уже пришел Тот, о Котором заранее было сказано как об Эммануиле, ибо значение пришедшего — Эммануил, т. е. «с нами Бог».

Глава 13. Объяснение, почему слова Исаии о силе Дамаска и добыче Самарии касаются пришедшего Христа

1. Равным образом ты учитываешь только звучание названий, когда «силу Дамаска», «добычу Самарии» и «царя ассирийцев» понимаешь так, словно бы они предвещали принадлежащего Творцу Христа как воителя, не обращая внимания на то, что Писание говорит выше[641]: Ибо прежде, чем <ребенок> научится называть отца и мать, Он примет силу Дамаска, добычу Самарии против царя ассирийцев.[642] 2. Тебе нужно прежде посмотреть на указание возраста: может ли здесь идти речь о Христе как о <взрослом> человеке, не говоря уже о том, чтобы Он был полководцем. А именно, будет ли младенец призывать к оружию своим писком, давать знак к началу войны не трубой, но погремушкой, указывать направление удара по врагу не с коня, колесницы или крепостной стены, но с шеи или спины своей кормилицы или няньки и таким образом овладеть Дамаском и Самарией вместо < материнских > сосцов? 3. Другое дело, если у понтийцев младенцы < этого > варварского народа рвутся в сражение, приняв, думаю, сначала солнечную ванну с умащением, затем вооружившись пеленками и получив плату маслом,[643] младенцы, которые метать копья научаются прежде, чем разжевывать <пищу>.[644] Действительно, если природа нигде не допускает, чтобы сражались прежде, чем становятся мужами,[645] чтобы принимали силу Дамаска прежде, чем узнают, как называть отца и мать, то следует, чтобы это возвещение понималось как иносказательное. «Но и Деве, — говорит <Маркион>, — природа не позволяет рожать, и, однако, верят пророку». И правильно делают. 4. Ибо он подготовил веру в невероятную вещь, объяснив, что она станет знамением: Потому, — говорит, — даст вам Господь знамение: вот, Дева зачнет в чреве и родит Сына,[646] Знамение же от Бога, если это не некая чудесная необычайность, не было бы знамением. Да и иудеи, если когда-нибудь для того, чтобы нас смутить, осмеливаются лгать, что якобы не Деву, 5. но молодую женщину,[647] которой предстоит зачать и родить, упоминает Писание, побеждаются тем доводом, что никаким знамением не может казаться обыкновенное дело, т. е. беременность и роды у молодой женщины. Следовательно, с полным основанием будут верить[648] в материнство Девы, которое предназначено стать знамением; в воинственность же младенца — без всякого основания, ведь здесь отсутствует объяснение < этого чуда как> знамения. Но < Писание >, наделив небывалое рождение функцией знамения,[649] после этих слов о знамении в другом уже месте объявляет о том, как питают Младенца, Который будет вкушать мед и масло[650] — 6. и это, конечно, сказано не как знамение [того, что Он не будет потакать злу],[651] ведь это[652] есть принадлежность детского возраста, — но Знамением являются слова, что> Он примет силу Дамаска и добычу Самарии против царя ассирийцев.[653] Учитывай Его возраст и ищи смысл предвещенного, но, прежде всего, верни истинному Евангелию то, что ты похитил у более позднего:[654] и пророчество становится понятным по мере того, как возвещается о его исполнении. В самом деле, пусть те восточные волхвы ожидают первых дней младенчества Христа,[655] чтобы одарить Его золотом и фимиамом:[656] и принял Младенец силу Дамаска без сражения и оружия. 7. Ведь, кроме того, что известно всем, <а именно, > что сила Востока, т. е. его мощь и могущество, обычно заключается в золоте и благовониях, не подлежит сомнению, что и силу прочих народов Творец назвал золотом, как сказано через Захарию: И Иуда расположится у Иерусалима и соберет всю силу окрестных народов, золото и серебро.[657] 8. Но о том приношении золота < говорит > также Давид: И будет дано Ему от золота Аравии[658] — и опять: Цари арабские и сабейские преподнесут Ему дары.[659] Ведь Восток обыкновенно считал волхвов царями, а Дамаск ранее считался относящимся к Аравии,[660] прежде чем он был приписан к Сирофиникии после разделения Сирий;[661] его (Дамаска) силу Христос тогда принял, приняв его знаки, т. е. золото и ароматы. В качестве же добычи Самарии <Он получил> самих волхвов, которые, после того как постигли Его, почтили дарами и, преклонив колени, поклонились Ему как Богу и царю, воспользовавшись свидетельством указующей и предводительствующей звезды, оказались «добычей Самарии» — т. е. идолопоклонства — уверовав во Христа. 9. Ибо Он под именем Самарии как бесславной из-за идолопоклонства, из-за которого она отпала от Бога при царе Иеровоаме,[662] заклеймил идолопоклонство. Ибо не является для Творца необычным метафорически заменять одно слово другим на основании сопоставления Ассоциирующихся с ними> преступлений. Ведь и князьями содомскими Он называет князей иудейских, и сам народ именует народом гоморрским;[663] и Он же говорит в другом месте: Отец твой — Аморрей, и мать твоя — Хеттеянка,[664] — из-за схожего нечестия тех, которых некогда Он назвал даже Своими сынами: Я породил и возвысил сыновей,[665]10. Так и под Египтом у Него иногда подразумевается весь мир при обвинении <его> в суеверии и злословии.[666] Так и Вавилон у нашего Иоанна является образом Римского города, столь же великого, гордого царством и борющегося со святыми Божьими.[667] Пользуясь этим же методом, Он и волхвов нарек именем самаритян; волхвов, у которых было отнято в виде добычи то, чем они владели вместе, как мы сказали, с самарянами — идолопоклонство. Под словами же «против царя ассирийцев» разумей: «против Ирода», против которого, не сообщив ему тогда о разыскиваемом им с целью убиения Христа, волхвы действительно выступили.[668]