Наталья Норд - ремя Вспомнить. Хроники Метрополии. Часть 1

• Название: ремя Вспомнить. Хроники Метрополии. Часть 1
• Автор: Наталья Норд
• Жанр: Фэнтези

---

Сегред не нашел, что ответить. Костер зашипел, выстрелил в воздух золотистыми брызгами. Пес посмотрел на огонь.

'Саги наверняка говорили тебе, что зло неистребимо, потому что рождается из человеческих желаний. Иногда, когда спираль перерождений образует брешь в людской нравственности, оно крепнет и нападает, отвоевывая себе право на установление своего царства на земле. Тогда все то, в чем есть слабина, начинает сомневаться в превосходстве добра над злом и, вообще, в том, где начинается одно и заканчивается второе. Свет всегда надеется, что тьма одумается, поэтому терпит до последнего, страдая - такова его сущность. Но добро, доведенное до отчаяния, - это могущественная сила. Еще много лет отведено на то, чтобы прочувствовать наступление тьмы, удостовериться, что в очередной раз ад возродился на земле. Потом в крови и страданиях возродятся живые боги, возродится человеческий Дух. Так почему же таким, как ты не начать действовать прямо сейчас, пока зло не утянуло в пучины людские судьбы?'

― Да кто ты такой, вообще? Говоришь, что многого не помнишь, а сам рассуждаешь, как заправский саг! Учишь меня, что делать! Так боишься за свою проклятую душу, что заделался проповедником? Четыре храма и пятый, это ж надо - святоша, ставший пленсом!

'Не смейся надо мной! ― пес рыкнул и шагнул вперед, ступив на горячие угли, но словно не замечая этого. Сегред напрягся, глядя исподлобья . ― Я действительно многого не помню, я с трудом воскресил свое имя. И я не святоша! Я не помню, кем был, но я знаю, что никогда не искал у бесовиков никаких даров! Теперь я это знаю! Ты никак не хочешь выслушать меня до конца, охотник! Что, если прямо перед твоим приходом, здесь, в храме, я вспомнил человека, отобравшего мою душу? Вспомнил, как он это сделал. Что, если таким способом он может сотворить ЭТО с любым человеком, даже с тем, кто не заключал никаких сделок с Повелителем Смерти?'

****

― Белый, как овечка, несчастный обманутый, ― Сегред глотнул чаю, вкусного, терпкого травяного напитка, приготовленного по рецепту Джерры.

Уф, хорошо! Имбирь, нотка мяты, листья сладкой акации - совсем не та горькая бурда, что довозят до поселка и выдают за чай с Восточных островов редкие нынче в этих местах купцы.

― Тебе следовало сразу мне об этом рассказать, ― слова сагини прозвучали резко. Джерра сидела, напряженная, с выступившими на скулах красными пятнами. ― Или переговорить с сагом Торжем. Это очень серьезно.

― Что? Да я два дня ходил вокруг тебя, ища совета, а ты все 'да' и 'нет', и то невпопад!

― Прости, все мысли были в Тай-Бреле. Я виновата. Ты прав.

Сагиня встала, подошла к открытом очагу посреди комнаты, сняла с треноги пузатый чайник. Воду следовало остудить, чтобы с паром из трав не ушел весь аромат. Джерра перелила кипяток в серебряный кувшинчик для охлаждения, а в глиняный чайничек сыпнула горсть смеси для чая. Сагиня хмурила лоб, бормотала что-то неодобрительное, и Сегред угрюмо следил за ней. Он еще и остался виноватым в том, что ждал, изводился от сомнений и не находил отзыва. Он вдруг заметил, что Джерра еще больше похудела за время отсутствия. Ее и так тонкие руки превратились в птичьи лапки, нос заострился, шерстяные рубаха и штаны, украшенные на вороте теплыми янтарными бусинами, утянуты были в складки поясом, чтобы не болтались. Сегред внутренне смягчился, прокашлялся, похвалил пироги и чай. Сагиня улыбнулась ему тонкими обветренными губами, спросила:

― Что еще сказал тебе пленс, прежде, чем ушел?

― Да хитрости всякие. Что в селении Родники, по четвертой развилке от тракта на Буэздан, живет какой-то табеллион, который может подтвердить, что Бран не убийца. Что, вроде как, бесовик какой-то хотел изничтожить всю его семью, а Бран всех спас. Еще говорил, что человек, который превратил его в пленса, якобы отобрал его тело для другого человека, а Бран был какой-то важной шишкой, и бесовики хотели его подчинить. А Бран, видя, что такое дело, сам уже решил тело бросить и идти на Ту сторону. Вранье все. Как такое возможно?

― Возможно, ― Джерра поджала губы. ― Повтори еще раз его слова о том бесовике.

Сегред повторил.

― Все сходится. Я же рассказывала тебе о тех, кто пересаживает пленсов в чужие тела. Зачем же ты меня так долго ждал? Почему не договорился с ним о встрече? Как теперь его найти?

― Он...он говорил, что будет приходить в тот храм, что там к нему возвращается память...Джерра, но я...

― За четверть сезона с отступником много чего произойти могло. Ты же истребитель, должен был определить, что он правду говорит. Как так, что не почувствовал?

Под строгим взглядом сагини Сегред неохотно признал:

― Я почувствовал...знаки были от Дома, но ведь эти твари такие хитрые...

― Дело не в тварях, ― Джерра покачала головой, ― в тебе. Чему я тебя всегда учила?

― Убивать бестий. Бить в живот и все такое.

― Сегред!

― Не понимаю, чего ты от меня хочешь! Я охотник. Охочусь, выслеживаю, убиваю. Я смотрел на него и каждую секунду думал, что, скольких людей он может убить, загрызть, разорвать.

― Я учила тебя слышать, ― наставница приблизилась, взяла лицо охотника в прохладные ладони. ― Сколько раз повторяла: когда истребитель убивает, он не наказывает, а освобождает.

― Значит, я плохой истребитель., ― Сегред вздохнул, но не вырвался, не уклонился от материнского прикосновения.

― Это значит, что что-то в тебе мешает видеть ясно. Когда в глазу соринка, разве увидишь всю картину? Не тащи за собой то, что случилось давным-давно. А боги, они ведь могут прийти под разными масками. Никогда не создавай никаких правил. Ждешь одного, получишь совсем другое. Значит, пойдешь в село к табеллиону, развеешь сомнения и руины посетишь, будешь ждать, пока пленс не придет. А если не придет, найдешь ферму Перепела и дознаешься, что там и как.

― Значит, пойду. Ты наставница, я ученик у тебя, пойду, куда скажешь, ― охотник хмыкнул, не удержался и попенял. ― Вот ты говоришь, что у меня соринка в глазу, а пес сказал, что чувство вины делает меня сострадательным.

― И он тоже прав...Вот видишь! Четыре храма, как ты мог не поверить такому мудрому...существу? ― Джерра всплеснула руками, глядя на Сегреда почти с жалостью, как на оплошавшего ребенка. ― Ох, если бы я была там с собой!

― Ну так не поздно еще, пойдем вместе, ― проворчал охотник. ― Закажу для тебя у скорняка бобровое одеяло. Будешь уху варить, пока я в снежку уши себе поотмораживаю.

― Сегред! ― Джерра не выдержала и рассмеялась, качая головой.

Конечно, в другой раз она бы с ним пошла, еще бы и подгоняла. А сейчас не пойдет - охотник слышал вчера, как она молится у домашнего алтаря Богини, чтобы Вечная защитила ее ребенка, ее дочь. (Джерра думала, что ученик об этом не знает, но он знал). Молится, набирается сил и решимости, а потом поедет куда-то на восток, где ее Ласточка, по какой-то неведомой Сегреду причине, живет отдельно от матери и, может, даже не знает о том, что та жива. Охотник никогда не спрашивал у наставницы, что оставила она за порогом пятихрамия, только понимал, что с грехами и ошибками покончила, иначе не сохранила бы дар сагини.

Сегред собрался и ушел на рассвете, Джерра благословила его, стоя босиком на мерзлой земле и держа его пальцы в своих. Оба с трудом представляли, что готовил им завтрашний день и встреча со странным 'преображенным', которой они так желали.

Хрустальная речка звенела под мостом. Огромный ворон сидел на ветви клена, стоящего на краю села. Ворон был пленсом, старым существом и с птичьей, и с человечьей точки зрения, давно растерявшим большую часть людского сознания. Сегред был еще ребенком, когда охотники ранили 'преображенного', шпиона бесовиков, а толкователи выходили, оставив пленса в теле птицы. Ворон уже и тогда, много лет назад, мало понимал в суете людской, поэтому с полным безразличием остался в охотничьем поселке, по привычке продолжая нести свою службу наблюдателя и охранника. Поселковые кормили его мясом и рыбой. Случись чужаку забрести к границам, Коврах поднял бы крик, к которому по неизменному птичьему сговору присоединились бы все окрестные вороны. Каким-то образом 'преображенный' отличал обитателей Даринниц от пришлых людей, не очень, правда, жалуя купцов, пугая их хриплыми криками и навязчивым вниманием, но когда Сегред первый раз привез в поселок Джерру, ворон лишь поглядел на нее багровым глазом и будто бы кивнул.

'Боги, непостижимы ваши дела и пути', ― думал охотник, покидая границы родного села. (Ворон какое-то время следовал за ним, шумно перелетая с одной заснеженной ветки на другую, потом отстал).

Надо же, Сегред всю жизнь считал Ковраха чем-то привычным, само собой разумеющимся, в детстве дразнил его 'старым чучелом' - это когда в компании таких же сорванцов, а сам - да, побаивался, убегал от пристального взгляда, пробирающего до костей. Как-то мечтал даже, что, на зависть приятелям, подружится с 'преображенным', но Коврах никогда ни с кем не проявлял 'человечности', лишь охранничал по веткам да прилетал иногда к старенькому, дряхлому сагу Торжу - посидеть рядом с тем на лавке на заходе солнца. Странную картину представляли собой человек и птица в закатных лучах. Чего только боги не выдумают, каким только путем не наградят. Правду говорит Джерра, убеждал себя Сегред, следуя еще не утоптанной после ночного снега тропой - сердце иногда умнее головы, ведь, говорят, именно в нем живет человеческий дух.