Андрей Жвалевский - Те, которые

• Название: Те, которые
• Автор: Андрей Жвалевский
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9691-1121-9

Новый роман в жанре brain fiction продолжает традиции «Мастера сглаза» и «Мастера силы». На сей раз переплелись судьбы четырех очень необычных людей. Первый путешествует из тела в тело, второй проживает жизнь заново, третий обладает даром исцеления, четвертая… четвертой не довелось родиться, но она тоже человек. Сначала кажется, что судьба случайно сталкивает их друг с другом, но постепенно становится понятно – случайностей не бывает…

---

Комната поплыла перед глазами…

Стоп! Я же слепой, что за новости?!

Только тут я осознал, что верчу в руках свою новую штучку, поглаживаю ее, то сильнее, то слабее нажимая на ее разные части. Нервные окончания на кончиках пальцах находят шероховатости, как клавиши на диковинном инструменте. И рождают мелодию в моей голове. Неожиданную мелодию.

Комната плывет, но я ее вижу!

Здесь очень темно, свет проникает только через приоткрытую дверь. Я усмехнулся – экономный Миша включает лампочку на потолке, только когда сам тут находится. И верно: зачем слепому свет?

Верстак темный, даже в полутьме он выглядит темнее всего окружающего. На нем в строгом порядке разложены инструменты. Порядок – мера вынужденная, иначе я буду шарить в поисках нужного напильника по полчаса. Выглядит это довольно зловеще: разложенные строго по ранжиру пилы, пассатижи, напильники, надфили, молотки и молоточки.

На стенах ничего нет. Или я просто не вижу? Трудно понять.

Смотрю на себя. Темная роба, вся в опилках и стружках.

Начинает покалывать в висках. Кажется, слишком большая нагрузка для моего не совсем здорового мозга.

Я выпускаю тактильную картину из рук – и сразу погружаюсь в привычную темноту.

Назову эту штуковину «Пианино». Или «Очки»?

В голове все еще плывет. Провожу рукой по робе – она вся в опилках и стружках.

* * *

Когда я переоделся и поднялся в гостиную, в ней пахло дорогим коньяком. Я даже не смог определить марку. Миша встретил меня у дверей и бережно препроводил в кресло.

– Коньячку? – бесцветно спросил Дмитрий Алексеевич из соседнего кресла. – Или это мешает творчеству?

– Ну… на сегодня я, кажется, закончил, – я пожал плечами и протянул ладонь на голос.

Рука, которая вложила в ладонь бокал, коснулась меня краешком, но и этого было достаточно. Холеная рука. Чистая, не липкая. Здоровая кожа. Хорошо бы еще ногти потрогать, но и без них ясно, что эти руки никогда не держали в руках кайло.

Я приподнял бокал, приветствуя собравшихся, поднес его к носу и блаженно вдохнул.

Запах… Какой дурак сказал, что коньяки пахнут клопами? Коньяк пахнет летом. Не в смысле, что он издает аромат только в три летние месяца. Нет, зимой и летом он пахнет летом: полуденным солнцем; нагретой каменистой почвой виноградника; ягодой, которая когда-то была крупной, налитой соком, а теперь сморщилась на полпути к изюму; сохнущими досками из лимузенского дуба для бочки; и снова солнцем, но уже закатным…

Запах… Я всегда был неравнодушен именно к ароматам. Жаль, что мне ни разу не удалось побывать в шкуре парфюмера. Ах, какие букеты я бы создавал! Но ладно, тактильные картины – тоже неплохой выбор. В каком-то смысле даже лучший, ведь до меня их никто не делал. По крайней мере, я о таком не слышал.

И вкус оказался хорош. Виноградный сок, густой и тягучий, без лишнего сахара, без видимых признаков спирта. Немного растворенная и чуть подогретая виноградина. И что-то еще, для чего есть только одно определение – «вкус хорошего коньяка». Если бы Миша еще догадался предварительно разогреть бокал…

Но, знаете, это все увертюра. Самое интересное начинается потом, когда напиток скатывается по пищеводу в желудок. Тут следует замереть и ждать. Резкое жжение говорит о подделке. Отсутствие реакции пищевода – тоже о подделке, но уже другого типа. Правильный коньяк должен разогревать внутренности медленно, но неуклонно.

Кажется, я до сих пор под воздействием «Пианино». На лирику тянет.

Я выдохнул с искренним блаженством.

– Да вы гурман, – в голосе гостя не было насмешки. – Сразу видно художника.

Миша еле слышно сопел на диване.

– Я ведь не настоящий художник, – признался я.

И вдруг вспомнил, что с момента переселения в нынешнюю оболочку я еще ни разу не потреблял алкоголь. А такой алкоголь, кажется, не потреблял никогда.

– Я знаю, – сказал Дмитрий Алексеевич. – Я внимательно изучил вашу биографию. Особенно с момента, когда она решительным образом изменилась.

Я напрягся.

– И работы ваши очень интересны.

– Вам что больше понравилось? – встрепенулся я.

Это хорошая тема, можно попытаться понять больше об этом странном человеке.

– Все, – ответил Дмитрий Алексеевич.

– Дмитрий Алексеевич, – чуть не с придыханием подсказал Миша, – скупил все, что у нас не было реализовано.

Оно, конечно, хорошо…

– И все-таки? – я грел бокал в руке.

– Под настроение, – ответил гость. – Когда хочется отдохнуть – «Эдем». Когда взбодриться – «Левиафан», посмеяться – «Варежки на рыбьем меху»… У вас очень своеобразный талант.

Все правильно. Все мои кинестетические игрушки так и действуют. «Эдем» массирует кожу головы, «Левиафан» покалывает все тело (неделю его отлаживал!), «Варежки» – портативная щекоталка пассивного типа. Но ему нравится все в равной степени. Хотя начал все-таки с отдыха… Допустим…

Я пригубил. Нет, коньяк пока не разогрелся до нужной кондиции. Для этого напитка очень много значит температура. Плохой бренди при нагревании становится отвратительным. Качественный продукт превращается в нектар.

– Дмитрий Алексеевич! – сказал я проникновенно. – Давайте к делу. Я хочу признания. Не только вашего или Михаила Леонидовича. И не только в желтой прессе. Я хочу, чтобы профессионалы признали меня своим, чтобы появились последователи…

– То есть вы хотите славы? – уточнил гость.

– Почти. Мне не нужна любая слава. Мне нужна слава в кругу людей, которые в этом что-то понимают.

– А деньги?

– На операцию. Говорят, зрение еще можно вернуть. Да и кроме операции, хотелось бы себя немного подлатать. В остальном у меня скромные запросы.

Я еще раз попробовал напиток. Уже почти температурная норма.

Воспользовавшись паузой, Миша похвастался:

– Александр Петрович замечательно готовит из очень дешевых продуктов! Хотите?

– Может быть, позже, – теперь гость говорил мягко. – Хорошо, я понял вас. Я планирую провести вашу выставку в одной очень престижной галерее. Но мне нужно гораздо больше… м-м-м… объектов. Около сотни.

Сердце ухнуло.

Все получилось очень просто. Так не бывает.

– Сколько времени вам нужно, чтобы изготовить сто тактильных картин?

Я облизал губы. Надеюсь, это не выглядело слишком пахабно.

– Полгода.

– Понятно. Тогда через три месяца – маленький вернисаж-анонс. Все, что успеете к этому сроку.

Моя рука механически поднесла бокал к губам и вылила коньяк в рот. Это меня парадоксальным образом отрезвило.

– Финансовые условия простые, – Дмитрий Алексеевич, судя по паузе, тоже отхлебнул, – я покрываю расходы, прибыль делим пополам.

И вдруг мне захотелось увидеть его, моего Мефистофеля, бога из машины, чертика из табакерки. Человека, который пришел и вот так запросто дал мне будущее. Пусть не мне – мое будущее скрыто во тьме веков, так сказать – но художнику, который чуть не погиб в этом алкаше Петровиче.

– Я хочу показать вам последнюю работу, – я поднялся, беспомощно тыча в пространство пустым бокалом.

Немедленно появилась рука Миши, которая выхватила бокал из рук.

– Принести? – спросил искусствовед.

– Я сам.

Гость ничего не сказал. Я спустился в подвал, вернулся с «Пианино» в руках, а он не произнес ни слова. Миша пытался развлечь его каким-то разговором, но получался неровный монолог. Хотя, возможно, гость отвечал кивками и мимикой.

Снова оказавшись в кресле, я принялся поглаживать «Пианино».

– Это штуковина нового типа, – сказал я. – Можно назвать ее… например, динамической кинетической картиной…

– Прошу прощения, – перебил меня Дмитрий Алексеевич, – но это сложно. Как насчет «щупалки»? Или «терки»?

Это замечание несколько сбило меня с мысли. Наверное, поэтому «Пианино» никак не начинало действовать.

– Нет, – сказал я, – я бы не хотел таких странных названий.

– Как знаете, – а вот теперь в его голосе послышалась легкая ирония.

Я, наконец, нащупал конфигурацию, которая дала эффект. Из мрака вырисовывались неясные контуры.

– Итак, – продолжил я. – Эту картину я назвал «Пианино». Чтобы оно… «зазвучало», нужно не просто прикоснуться к поверхности, а двигать по ней ладонью, продавливая поверхность в определенных точках.

«Пианино» работало, но как-то странно. Только себя я видел отчетливо, все прочее – стены, обстановка, Миша, гость – продолжали оставаться тенями и контурами с размытыми краями.

Я растерянно замолчал. Гость пришел ко мне на помощь.

– Простите, могу я попробовать?

Я безропотно протянул «Пианино». Некоторое время ничего не было слышно, кроме осторожного шуршания да Мишиного сопения. Когда он старается дышать потише, сопение выходит особенно противным.

– Чудесно, – сказал Дмитрий Алексеевич. – Не сразу удается нащупать, но потом…

– Что вы видите? – кажется, я спросил слишком резко.