Роберт Стоун - В зеркалах

• Название: В зеркалах
• Автор: Роберт Стоун
• Издательство: Азбука
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-389-03455-6

Роберт Стоун — классик современной американской прозы, друг Кена Кизи и хроникер контркультуры, лауреат Национальной книжной премии США за роман «Псы войны». Его первый роман «В зеркалах» получил престижную премию имени Фолкнера, присуждающуюся за лучший дебют, и стипендию Гуггенхейма. Роман был экранизирован Стюартом Розенбергом (учитель Дарена Аронофски), главные роли исполнили Пол Ньюмен, Джоанн Вудворд и Энтони Перкинс.

Не менее примечательна история русской публикации «В зеркалах»: перевод был издан в журнале «Иностранная литература» сокращенным по цензурным соображениям почти на треть, а книгой выходит впервые — и впервые полностью; один из авторов исходного перевода, знаменитый Виктор Голышев, для настоящего издания восстановил все купюры.

Итак, Рейнхарт — бывший кларнетист и талантливый интерпретатор Моцарта, бывший радиоведущий, а ныне алкоголик без кола и без двора — приезжает в Новый Орлеан. Помыкавшись по злачным местам Латинского квартала и лабиринтам своего расщепленного сознания, он получает работу на местной радиостанции и встречает красавицу Джеральдину. В чем загвоздка? В том, что былое оставило неизгладимый след на лице Джеральдины и в ее душе. Загвоздка в том, что владеющий радиостанцией луизианский миллионер мнит себя вождем ультраправого подполья и в его далекоидущих планах Рейнхарту отведена отнюдь не последняя роль…

---

Рейни шел вдоль машин, ища темноты. Тоска по свободе жгла его горло, как жажда; жуткие краски утра сгущались вокруг него. Сердитые вопли толпы раздавались в насмешку над его слабой рысцой в темноте.

Он остановился в грязи, вытянув шею, выставив подбородок, напрягая все тело в стремлении преодолеть охватившее его ощущение болезненного бессилия.

Потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, думал он.

«Потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных. Для сего примите всеоружие Божие, дабы вы могли противостать в день злый и, все преодолевши, устоять».

— Оставьте меня, — сказал он. — Дайте мне лечь.

Всеоружие Божие, подумал он и со стыдом посмотрел на свои руки. Пальцы беспомощно корчились. Тошно было от мыслей о собственной крови и плоти.

На него была возложена миссия, но не нашлось бы человека, столь бесполезно скроенного. Его сознание было бредом, тело — конвульсиями. Всеоружие Божие.

Чтобы пришел покой, он должен избавиться от всего комплекса своих немощей. Не будет свободы, покуда он не бросит свою бесполезную излишнюю массу против стали мира.

Он смотрел на шоссе, на сверкавшие быстрые машины, проносившиеся мимо. Его сердце забилось чаще, он следил за поющими шинами.

Темно-зеленые стены стадиона были опоясаны огнями. Вот она — стальная броня. У бокового входа стоял охранник — метрах в тридцати от въездных ворот. Если идти крадучись, он успеет покрыть половину пути, прежде чем за ним погонится патрульная машина. Он войдет — мимо охранника или несмотря на охранника. А войдя, уже не остановится.

Еще один пробег. Он будет искать пуль и огня. Всеоружие Божие.

Никчемный, думал он, готовясь броситься вперед. Никчемный и презренный.

«Я болен, — говорил он себе. — Когда-то я был здоров». Теперь ему оставалось только одно — освободиться.

Он пробрался вдоль маленького грузовичка, кузов которого был частично закрыт брезентом, и поглядел на охранника. Пригнувшись к земле возле грузовичка, он заметил, что к борту приклеен плакат с красной надписью; надпись почти вся была скрыта брезентом. Под брезентовой крышей он разглядел сваленную в кучу старую мебель и бочонки, полные до краев битой фарфоровой посудой, безделушками, семейными фотографиями, старыми книгами.

Рейни настороженно огляделся и отогнул брезент.

В густом сумраке он медленно разобрал надпись:

Вы не распнете

С. Б. Протуэйта

на Кресте золота.

Рейни застыл, глядя на надпись. Со стадиона донесся рев, и он услышал, как тысячи ног загремели по деревянным скамьям.

— Хочешь получить монтировкой по кривым зубам? — спросил его кто-то.

В кабине грузовичка сидел человек. Рейни не рассмотрел его лица, увидел только синюю фуражку железнодорожника.

— Кто вы такой? — спросил он. — Что вы намерены делать со всем этим?

— Это мое дело. Чего ты шаришь у моей машины?

— Кто такой Протуэйт? — требовательно спросил Рейни. — Вы тоже из «возрожденцев»?

— Из «возрожденцев»? — рявкнул хозяин грузовичка. — Ах ты, крыса-переросток! Ну-ка покажись!

Рейни осторожно приблизился к дверце грузовика, и они уставились друг на друга в смутном свете лампочек на стенах стадиона.

— А я тебя видел в бинокль, — сказал хозяин грузовичка. — Я видел, как ты взывал к черным. Я думал, полицейские тебя прихватили.

Это был совсем уже старик с длинным костистым лицом. Из-под фуражки на лоб выбивалась прядка седых волос. У него были очень большие круглые голубые глаза с широкими полумесяцами белой гладкой кожи под ними.

— Заботься о своих черных, а я позабочусь о Протуэйте. Я отсюда в «черной Марии» не уеду.

— Кто вас сюда прислал? — спросил Рейни.

— Никто меня еще ни разу никуда не присылал во внерабочие часы, — сказал старик. — Только на железной дороге. А тебя кто сюда прислал?

— Никто, — сказал Рейни. — Я пришел…

— Из-за черных, так?

— Я пришел, чтобы остановить этих. Этих…

Он поглядел на стадион. Изнутри вместе с ревом одобрения доносились сердитые и испуганные выкрики.

Старик засмеялся:

— Пришел остановить их, э? А не остановил, так?

— Нет.

— Твоим способом их не остановишь, молодой человек. Дурость, и больше ничего. По-твоему, если ты начнешь расхаживать и орать под стенами, они возьмут да и обрушатся? Чушь, верно? Только попробуй, и они расправятся с тобой, как с неграми. Как с филиппинцами. Они со всеми так обходятся, отродье шлюх и шакалов! — Он поглядел на огни стадиона и сплюнул в окошко. Глаза у него сверкали. — Патриотическое возрождение! — сказал он. — У, шакалы! Шакалы! И как ты думаешь их остановить, шнур?

— Ну… — сказал Рейни. — Никак. Я не сумею. Это очевидно.

— Очевидно, что тебе никогда ничего не добиться — этим вот путем. Я видел, как многие пробовали… Хеймаркет-сквер, Джин Дебс, Генри Джордж… да, и Даниель Де Леон, Хилстром, Большой Билл Хейуорд, Хьюи![111] Они приходят и уходят, а шакалы остаются. Тем временем они настроили небоскребов и шоссейных дорог, а под каждым шоссе, под каждым небоскребом — кости рабочих.

В ушах у Рейни звенело. Он потряс головой, словно стараясь привести в порядок мысли, и с удивлением посмотрел на старика.

На стадионе визжали женщины — от страха или от восторга, он не мог понять. Он поставил ногу на подножку грузовичка и оперся рукой на колено. Усталость терзала его тело.

— Точно тебе говорю, — продолжал старик, — в каждых пятнадцати километрах американского бетона погребены кости рабочего. Сходи-ка завтра утром на биржу и посмотри, как тамошние ребята спекулируют на пластмассе. Пластмасса — вот что им по душе, да-да! Пластмассу ведь не уничтожишь, что бы с ней ни делать. В своей бесстыжей жадности они покрыли пластмассой всю страну, куда ни погляди. Строят свою власть на пластмассе, потому что думают, будто ее не сломать. — Он высунул голову в окошко и придвинул подбородок к лицу Рейни. — Слышишь, я говорю тебе, как они думают.

— А вы действительно знаете, что стоит за этим митингом сплочения? — спросил Рейни. — Я этого не знаю.

— Не знаешь? Где тебе знать! — съязвил старик. — Желторотый дурень — вот ты кто. Да просто загляни туда, пустая башка, и увидишь, сколько они натворили мерзостей, размахивая американским флагом, размахивая этой проклятой книгой, полной суеверий, глупостей и лжи. Выкормыши банков и железных дорог, лакеи крупного капитала, марионетки, обезьяны и гиены.

Рейни закрыл глаза и прижал лоб к окошку грузовика.

— Там, за этими воротами, — самый большой из живых карликов, брат аллигаторов и долларовый страус. Все они там. И Калвин Минноу тоже.

Рейни поглядел на старика.

— Вы знаете Калвина Минноу?

— В картинных галереях Парижа, — сказал старик, — есть двадцать семь портретов Иуды Искариота. Все они не похожи между собой, но в каждом можно найти сходство с Калвином Минноу. В его теле двести шесть костей, и все — из пластмассы. Да, сэр, я его знаю. Этот скот сделал из меня бродягу.

— Погодите, — сказал Рейни. — Что вы задумали?

— Ну, я-то приехал сюда с Протуэйтова заноса не для того, чтобы маршировать под стенками. Есть только один способ заставить эту одураченную орду узреть свет разума — отправиться туда и показать им, как они заблуждаются. — Он кивнул и, прищурившись, поглядел на въездные ворота. — И не вздумайте меня останавливать, профессор. Я вас перееду и глазом не моргну.

— Вы хотите сказать, что попробуете проникнуть туда?

— Я туда проникну без всяких «попробую». Видишь ли, я давно к этому готовился. — Он несколько раз подпрыгнул на сиденье, весело усмехаясь. — Да, сэр! Я последние три дня собирал сведения о программе этой аферы. Мне все известно. Я, например, знаю, что сегодня они не меньше двух раз откроют вот эти въездные ворота. Во-первых, им нужно вон оттуда провезти на платформе оркестр для их финального трамтарарама. А во-вторых, ворота откроют, чтобы машины частной полиции выехали незадолго до конца. Погляди-ка! — продолжал он, схватив Рейни за затылок и поворачивая его лицо в ту сторону, где расхаживал охранник агентства. — Видишь того коротышку? У него рация. Как только им понадобится открыть ворота, они должны будут сообщить об этом ему. А я слежу за ним с помощью вот этой штуки. — Он вытащил бинокль и тут же спрятал, словно это был ключ к его логическим построениям. — Эх, умник! — сказал он, погладив Рейни по голове. — Мне все про них известно. Я сюда приехал не в жопе пальцем ковырять. Когда ворота откроются, я въеду на своей старухе прямо на эстраду и вправлю им мозги.

Рейни уставился на него, открыв рот.

— Если вы попробуете ворваться туда таким способом, вас почти наверняка убьют. Они хотят завести толпу. Если вы сделаете такую глупость и въедете… — Он умолк, стараясь справиться с судорогой в шее. — Въедете на стадион на грузовике, они разорвут вас в клочья.