Василий Аксенов - «Юность». Избранное. X. 1955-1965

• Название: «Юность». Избранное. X. 1955-1965
• Автор: Василий Аксенов
• Издательство: Правда
• Жанр: Поэзия
• Год: 1965

Книжка, которую вы сейчас держите в руках, товарищ читатель, не просто сборник повестей или стихов, каких у нас издается во множестве. Это своеобразный отчет авторов, объединенных вокруг журнала «Юность» за десять лет дружной деятельности под крышей журнала.

---

Борис Дубровин

Из цикла «Океанская земля».

Колодец на заставе

Дневальный усталый
По воду к речке не ходит:
Стенами скрыт.
За занавеской льняной
Под крышей заставы
Вырыт в столовой колодец —
Тело бодрит
Свежестью ледяной.

Даже неловкий
С этой премудростью ладит:
Ворот вращается,
Поскрипывает с утра,
Два метра веревки —
И бледно мерцающей глади
Донце касается
Побрякивающего ведра.

Наш друг терпеливый —
Колодец в темном закутке.
Как он сквозь тьму
Чувствует близость росы!..
В нем дважды отливы,
Дважды приливы за сутки,
Мы по нему
Даже сверяли часы.

Надежные стены
От мира его откололи,
Звезды и зори
Ему никогда не видны.
Но, странное дело.
Скрытый от взглядов колодец —
Малое море
Отдано власти луны.

Светлана Евсеева

Рыбачки

Ждите мужчин пропавших.
Всеми морями пропахших.
Наши мужчины придут!
С мужчинами так бывает:
Вдруг пропадут.

Нескончаема наша вера,
И любая из нас постигала:
Беспокойны мужчины, как ветры.
Высоки, будто белые скалы.

Мы вас ждали три дня и три года.
Мы ботинки отдали в починку,
Мы поставили в свежую воду
Пестики и тычинки.

Как без вас день и ночь моросило!
Как тоске нашей ветер вторил!
Уши — раковины морские:
В них все время гремело море!

Не бывали мы в той передряге.
Ни на краешек, ни в середку
Не садились к лихому гуляке
В егозливую хлипкую лодку.

Ждите мужчин пропавших.
Всеми морями пропахших.
Наши мужчины придут!
С мужчинами так бывает:
Вдруг пропадут.

Мать

В нашем домике допотопном
Помню женщин одних в семье.
Помню: туфли твои дотоптаны,
Платье выцвело на спине.
Я мечтала тогда девчонкой,
Как бы мне суметь накопить,
Снять самой с тебя мерку бечевкой,
Платья в городе накупить.
Называли тебя вдовою.
Помню все я твои труды.
Как верблюдицею худою
С огорода влекла пуды.
Постоишь у ворот молчаливо.
Не откроет хозяин ворот.
Я не помню в семье мужчины
Посреди бытовых забот.
До сих пор ты не так одета.
Руки маленькие черны.
Нет, никто не виновен в атом.
Кроме той мировой войны!

Весна

Дрова несет уборщица.
В пальто и шубах вешалка.
Весна. На голой рощице
Качается скворешенка.

Когда весна упрочится
Для гнезд, для певчих горлышек!
Весна. На голой рощице
Качается воробышек.

Лето

Дух мой проник
В материю простую.
Ношу я белый воротник
Да юбочку вплотную.

Не наглухо, не целиком
Такой загар здесь спрятан.
Что кажется: я шла пешком
В Москву из древней Спарты.

Июль в сандалики обут
В цветах, резных, плетеных.
Асфальт попеременно мнут
Два пальца обнаженных.

Я уличная толчея,
Цирк, «Форум», «Панорама»!
В метро мне кажется, что я
Привыкший к свету мрамор.
В метро мой образ многолик:
Снопы. Венки. Пирую!
Ношу я белый воротник
Да юбочку вплотную!

Былина

Я доила коров. Выгребала навоз.
И на рынке, где грубые вкусы.
Гребешки покупала для жирных волос
И стеклянные красные бусы.

Еду в новую область. Трясусь на возу.
Кость широкая в ситце лаптастом.
Заскорузлой рукою хватаю вожжу:
Я Орина, смугла и скуласта.

Я былины слыхала на печке зимой,
Я дождей ожидала на пашне.
Есть такие глаза для меня, простой,
Как замочные скважины в башню.

В них заглянешь, и песенный лад на устах.
Имя милого — песня пастушья.
Я держу это имя в обеих руках,
Нараспев повторяю: Илюша!

Все отдам я: пшеницу, свинину, творог, —
Ничего не оставлю в запасе!
Дайте пару мне нежно дрожащих серег.
Для лица — самой ласковой мази!

Научите писать, выводить письмена,
Красить красками голубя, змея.
Как была, как слала от темна до темна,
Ничего, ничего не умея?!

Евгений Евтушенко

Люди

Людей неинтересных в мире нет.
Их судьбы, как истории планет.

У каждой все особое, свое,
 и нет планет, похожих на нее,

А если кто-то незаметно жил
 и с этой незаметностью дружил,

он интересен был среди людей
самою незаметностью своей.

У каждого есть тайный личный мир.
 Есть в мире этом самый лучший миг.

Есть в мире этом самый страшный час,
 но это все неведомо для нас.

И если умирает человек,
с ним умирает первый его снег,
 и первый поцелуй, и первый бой…
Все это забирает он с собой.

Да, остаются книги и мосты,
машины и художников холсты.

Да, многому остаться суждено,
но что-то ведь уходит все равно.
Таков закон безжалостной игры:
Не люди умирают, а миры.

Людей мы помним, грешных и земных.
А что мы знали, в сущности, о них!

Что знаем мы про братьев, про друзей!
Что знаем о единственной своей!

И про отца родного своего
мы, зная все, не знаем ничего.

Уходят люди… Их не возвратить.
Их тайные миры не возродить.

И каждый раз мне хочется опять
от этой невозвратности кричать.

Хотят ли русские войны? Песня

Хотят ли русские войны!
Спросите вы у тишины
над ширью пашен и полей,
и у берез, и тополей.

Спросите вы у тех солдат,
что под березами лежат,
и пусть вам скажут их сыны,
хотят ли русские войны.

Не только за свою страну
солдаты гибли в ту войну, —
а чтобы люди всей земли
спокойно видеть сны могли.

Под шелест листьев и афиш
ты спишь, Нью-Йорк, ты спишь, Париж…
Пусть вам ответят ваши сны,
хотят ли русские войны.

Да, мы умеем воевать,
но не хотим, чтобы опять
солдаты падали в бою
на землю грустную свою.

Спросите вы у матерей,
спросите у жены моей,
и вы тогда понять должны,
хотят ли русские войны!

Смеялись люди за стеной

Смеялись люди за стеной,
а я глядел на эту стену
с душой, как с девочкой больной
в руках, пустевших постепенно.

Смеялись люди за стеной.
Они как будто измывались.
Они смеялись надо мной
и как бессовестно смеялись!

На самом деле там, в гостях,
устав кружиться по паркету,
они смеялись просто так,
не надо мной и не над кем-то.

Смеялись люди за стеной,
себя вином подогревали
и обо мне с моей больной,
смеясь, и не подозревали.

Смеялись люди… Сколько раз
я тоже, тоже так смеялся,
а за стеною кто-то гас
и с этим горестно смирялся.

И думал он, бедой гоним
и ей почти уже сдаваясь,
что это я смеюсь над ним
и, может, даже издеваюсь.

Да, так устроен шар земной
и так устроен будет вечно:
рыдает кто-то за стеной,
когда смеемся мы беспечно.

Но так устроен шар земной
и тем вовек неувядаем:
смеется кто-то за стеной,
когда мы чуть ли не рыдаем.

Двойной исполнись доброты.
И, чтоб кого-то не обидеть,
когда смеешься громко ты,
умей сквозь стену сердцем видеть.

Но не прими на душу грех,
когда ты мрачный и разбитый,
там, за стеною, чей-то смех
сочесть завистливо обидой.

Как равновесье — бытие.
В нем зависть — самооскорбленье.
Ведь за несчастие твое
чужое счастье — искупленье.

Желай, чтоб в час последний твой,
когда замрут глаза, смыкаясь,
смеялись люди за стеной,
смеялись, все-таки смеялись!

«Очарованья ранние прекрасны…»