Виктор Гюго - Девяносто третий год

• Название: Девяносто третий год
• Автор: Виктор Гюго
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4444-2210-6

«Девяносто третий год» — оправленная в художественную форму хроника драматических событий Великой французской революции.

Перевод под редакцией Е. Н. Киселева (1901).

---

Маркизу оставалось теперь заботиться лишь о том, как бы подальше уйти. Ему даже незачем было переодеваться, так как с самого своего прибытия в Бретань он не снимал свое крестьянское платье, полагая, что этим он свою знатность не умалит. Он ограничился тем, что отстегнул от пояса шпагу и бросил в сторону как ее, так и перевязь.

Когда Гальмало и маркиз вышли из подземного хода в расщелину, остальных пятерых — Гинуазо, Гранара — Золотой Ветки, Брен д'Амура, Шатенэ и аббата Тюрмо здесь уже не было.

— Они, как видно, даром времени не теряли, — заметил Гальмало.

— Последуй и ты их примеру, — сказал маркиз.

— Господин маркиз желает, чтобы я покинул его?

— Без сомнения. Ведь я это уже говорил тебе. Бежать удобно только поодиночке. Там, где проберется один, двоих поймают. Мы вдвоем обратили бы на себя внимание; ты был бы виновником, что захватили бы меня, а я — что захватили бы тебя. Я и без тебя хорошо знаю местность.

— Значит, господин маркиз, остается при том, что все соберутся у Говэнова камня?

— Да, завтра в полдень.

— Я буду там. Мы все там будем. Ах, господин маркиз, — воскликнул он, — когда я подумаю о том, что мы с вами были вдвоем в открытом море, что мы были одни, что я желал убить вас, что вы были моим господином, что вы могли напомнить мне о том и что вы этого не сделали! Ах, что вы за человек!

— Да, Англия, одна только Англия, — проговорил маркиз, как бы не слушая его. — Другого средства нет! Через две недели англичане должны быть во Франции.

— А мне нужно еще отдать подробный отчет господину маркизу. Я исполнил все ваши поручения.

— Мы об этом потолкуем завтра. Кстати, ты, быть может, голоден?

— Немного, господин маркиз. Я так спешил к вам, что не успел сегодня поесть.

Маркиз вынул из своего кармана плитку шоколада, разломил ее пополам, отдал одну ее половину Гальмало, а сам принялся есть другую.

— Господин маркиз, — проговорил Гальмало, — направо от вас — ров, налево — лес.

— Хорошо. Оставь меня. Ступай своей дорогой.

Гальмало повиновался и пошел по направлению к лесу.

Вскоре послышался треск сухих сучьев, и затем все смолкло. Уже через несколько секунд не было ни малейшей надежды напасть на его след. Лесистая часть Бретани, дикая и непроходимая, являлась лучшим союзником для беглецов. Человек здесь не исчезал, а, можно сказать, растворялся. Эта-то возможность для бунтовщиков скрываться в одно мгновение ока заставляла республиканские армии действовать как бы ощупью в этой постоянно отступающей Вандее, против этих опасных беглецов.

Маркиз остался неподвижен. Он принадлежал к числу тех людей, которые стараются ничего не испытывать; но тем не менее он невольно полною грудью вдохнул в себя свежий воздух, после того как вдыхал в себя так долго лишь запах крови и трупов. Чувствовать себя вполне спасенным после того, как он считал себя безвозвратно погибшим; чувствовать себя полным жизни после того, как уже видел перед собой разверстую могилу; уйти от смерти и возвратиться к жизни — это было даже для такого человека, как Лантенак, большим потрясением. И хотя ему уже не раз приходилось испытывать подобные повороты судьбы, он не мог не ощущать некоторого минутного содрогания в своей закаленной душе. Он должен был сознаться сам себе, что он был доволен. Но он поспешил обуздать это чувство, почти похожее на радость.

Но который же был час? Он вынул свои часы, нажал пружину и прислушался к их бою. К немалому его удивлению, оказалось, что было всего десять часов. Человеку, только что пережившему одно такое потрясение, когда все его существование ставилось на карту, всегда свойственно удивляться, что такие важные для него минуты не длиннее других. Сигнальный пушечный выстрел сделан был незадолго до солнечного заката, штурм Тургской башни начался полчаса спустя, между семью и восемью часами, когда начало смеркаться. Таким образом, этот ожесточенный бой, начавшийся в восемь часов, окончился к десяти. Вся эта трагическая эпопея продолжалась менее ста двадцати минут. Катастрофы совершаются порой с быстротой молнии; события способны сжимать время. Но если хорошенько вдуматься в это явление, то нельзя будет не прийти к заключению, что удивительным скорее представлялось бы обратное, а именно двухчасовое сопротивление этой горсти людей неприятелю, превосходившему их силой в двести раз, эта продолжительная геройская борьба девятнадцати против четырех тысяч.

Однако пора было уходить. Гальмало, очевидно, находился уже далеко, и маркиз сообразил, что и ему незачем оставаться здесь дольше. Он снова опустил часы в карман, но не в тот самый, в котором они были прежде, так как он только что заметил, что они находятся там в соприкосновении с ключом от железной двери, который незадолго перед началом атаки передал ему Иманус, и что, таким образом, стекло его часов может разбиться о ключ; затем и он собирался было направиться в лес.

Поворачивая влево, он заметил что-то вроде отблеска зарева. Он обернулся и сквозь кустарник, отчетливо выделявшийся на красном фоне в мельчайших своих подробностях, заметил в овраге какой-то яркий свет. Он пошел было в ту сторону, но затем спохватился, что ему незачем оказываться на виду; да и, наконец, какое ему было дело до этого света? Он пошел в том направлении, которое указал ему Гальмало, и стал приближаться к лесу.

Вдруг, уже успев углубиться в терновник и скрыться в нем, он услышал над своей головой страшный крик. Этот крик раздался, по-видимому, с вершины площадки, над самым рвом. Маркиз поднял глаза и остановился.

Книга пятая IN DEMONE DEUS[7]

I. Найдены, но потеряны

В то время, когда Михалина Флешар увидела башню, залитую красноватым светом заходящего солнца, она находилась от нее на расстоянии чуть больше лье. Несмотря на свою крайнюю усталость, она не задумалась пройти это расстояние. Женщины слабы, но матери сильны.

Итак, она пустилась в путь. Солнце зашло; сначала наступили сумерки, потом — совершенная темнота. По дороге она услышала, как на какой-то отдаленной, но невидимой ею колокольне пробило сначала восемь, потом девять часов; вероятно, то была колокольня в Паринье. Иногда она на секунду останавливалась, прислушиваясь к неопределенным ночным звукам. Она шла все время прямо, ступая стертыми в кровь ногами по дикому терновнику. Она шла на слабый свет, исходивший от отдаленной башни, обрисовывавший ее очертания и придававший ей таинственные формы. Этот свет становился более ярким, когда звуки усиливались, и затем снова исчезал.

Местность, по которой шла Михалина Флешар, поросла травой и вереском; но на всем пути ей не попалось ни одного дома и ни одного дерева. Дорога шла все время в гору и на горизонте как бы упиралась в темное звездное небо. Вид башни, которую она постоянно имела перед глазами, придавал ей силы на то, чтобы совершить этот трудный подъем. Башня медленно, но постоянно росла.

Свет и звуки исходили из башни, как мы только что сказали, с перерывами, представляя собой мучительную загадку для несчастной матери. Вдруг они прекратились; все погасло и замолкло; наступили мертвое, зловещее молчание и темнота.

В эту самую минуту Михалина Флешар дошла до вершины плато. Она увидела у своих ног ров, дно которого терялось среди ночной тьмы. На некотором расстоянии перед собой она увидела колеса, откосы, амбразуры: это была республиканская батарея, а еще далее, при слабом свете тлевших артиллерийских фитилей, она увидела большую постройку, казавшуюся еще более темной, чем окружавшая ее мгла. Постройка эта состояла из моста, быки которого уходили в ров, и из какого-то возвышавшегося на этом мосту здания; и мост и это здание прислонялись к чему-то темному и круглому: это и была башня, составлявшая цель долгого путешествия несчастной матери.

В окнах и амбразурах башни мелькали какие-то тени, и, по доносившимся оттуда звукам, можно было заключить, что то была толпа людей: несколько таких же теней появилось и на верхней площадке башни. Возле батареи были разбиты палатки и стояли часовые; но последние среди глубокой темноты не заметили ее.

Она подошла так близко к мосту, что, казалось, могла достать его рукой; но ее отделял от него ров. Однако сквозь темноту она успела разглядеть, что здание на мосту было трехэтажное. Она остановилась в раздумье и нерешительности перед рвом и этим зданием. Что это было такое? Неужели Ла-Тург? Голова у нее закружилась. Она в недоумении спрашивала себя, зачем она здесь?

Она всматривалась, вслушивалась — и вдруг все скрылось из ее глаз. Густое облако дыма внезапно появилось между нею и тем, на что она смотрела. Яркий свет ударил ей в глаза, и она вынуждена была их зажмурить. Когда она снова раскрыла их, то вокруг нее уже было не темно, а совершенно светло; но то был не яркий солнечный свет, а зловещий свет огня. В нескольких шагах от нее начинался пожар. Дым из черного стал ярко-красным, и из него выбивалось пламя. Оно то появлялось, то опять скрывалось, крутясь и извиваясь, точно молния или змея. Пламя это, словно длинным языком, выходило из какого-то темного пространства: это было окно, решетка которого уже раскалилась докрасна, в нижнем этаже мостового здания. Изо всего здания можно было различить одно только это окно. Дым застилал все, даже возвышенность, и на алом фоне пламени выделялся только край оврага.