Виктор Гюго - Девяносто третий год

• Название: Девяносто третий год
• Автор: Виктор Гюго
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4444-2210-6

«Девяносто третий год» — оправленная в художественную форму хроника драматических событий Великой французской революции.

Перевод под редакцией Е. Н. Киселева (1901).

---

— А все же им не удалось захватить всех. Девятнадцать человек — это еще далеко не все. В этом списке не значится ни Приу, ни Бенжамен Мулен, ни Гупиль из Андульеского прихода.

— Ни Лориен из Монжана, — вставил другой.

— Ни Брис-Дени, ни Франсуа Дюдуэ из Лаваля, — раздалось в толпе. «Ни Гюэиз из Лонэ-Вилье». «Ни Грежис». «Ни Пилон». «Ни Фильёль». «Ни Мениссан». «Ни Гегаррэ». «Ни три брата Ложерэ». «Ни господин Лешанделье из Пьервилля».

— Дураки! — проворчал седовласый старик. — Разве вы не понимаете, что когда они захватят Лантенака, в их руках будет все?

— Да ведь они его еще не захватили, — пробормотал один из более молодых.

— Лантенак захвачен — захвачена душа, — продолжал старик. — Лантенак убит — убита Вандея.

— А кто такой этот Лантенак? — спросил один из мещан.

— Это — один из «бывших», — ответил другой мещанин.

— Это — один из тех, которые расстреливают женщин, — добавил третий.

Михалина Флешар услышала эти слова и проговорила:

— Это верно.

На нее оглянулись.

— Да, да, меня расстреляли, — продолжала она. Эти слова «меня расстреляли» произвели на толпу странное впечатление: живое существо вдруг объявляло себя мертвецом. Ее начали разглядывать несколько искоса. Ее внешний вид, действительно, производил тяжелое впечатление: вся трепещущая, дрожащая, растерянная, озиравшаяся, как дикий зверь, и до того перепуганная, что она способна была навести страх и на других. В отчаянии женщины, при всем ее бессилии, есть что-то ужасное. Перед собой точно видишь существо, повешенное над бездной судьбы. Но крестьяне смотрят на вещи несколько грубее. Один из них пробормотал сквозь зубы:

— Должно быть, шпионка.

— Замолчите же и уходите, — шепнула ей та самая женщина, которая уже раньше заговаривала с нею.

— Да ведь я никому не делаю зла, — ответила Михалина Флешар. — Я только разыскиваю своих детей.

Женщина взглянула на тех, которые уставились на Михалину Флешар, приложила себе палец ко лбу и, мигая глазами, проговорила:

— Она говорит правду.

Затем она отвела ее в сторону и дала ей гречневую лепешку.

Михалина Флешар, даже не поблагодарив ее, с жадностью принялась есть лепешку.

— Да, — сказали крестьяне, — она ест, точно скотина. Очевидно, она не виновата.

Затем и последние разошлись; все удалились один за другим.

Когда Михалина Флешар закончила есть, она сказала крестьянке:

— Хорошо; я насытилась. А теперь укажите мне дорогу в Ла-Тург.

— Ну, вот, снова начинается! — воскликнула крестьянка.

— Мне необходимо идти в Ла-Тург. Как туда пройти?

— Ни за что вам этого не скажу, — проговорила крестьянка. — Чтобы вас там убили, что ли! Да к тому же я и не знаю дороги туда. Что же это такое, вы действительно с ума сошли? Послушайте, моя милая, у вас такой усталый вид. Хотите отдохнуть у меня?

— Мне некогда отдыхать, — ответила мать.

— У нее с ног даже кожа сошла, — проговорила вполголоса крестьянка.

— Ведь вам же говорят, — с живостью заговорила Михалина Флешар, — что у меня украли моих детей: двух мальчиков и девочку. Я иду из жилища Тельмарка-Бродяги, там, в лесу, знаете? Вы можете справиться обо мне у Тельмарка, да и у того крестьянина, которого я встретила там в поле. Этот бродяга меня вылечил. Кажется, у меня была перебита какая-то кость. Все это, действительно, было. Да вот еще сержант Радуб, и у него можно справиться. Он все скажет; ведь это он встретил нас в лесу. Трое, слышите ли, трое детей. Старшего зовут Рене-Жан; я могу доказать это; второго зовут Гро-Ален, а девочку — Жоржетта. Мой муж умер; его убили. Он был крестьянином в Сискуаньяре. У вас такой добрый вид: пожалуйста, укажите мне дорогу. Я не сумасшедшая, — я мать. Я потеряла своих детей и теперь ищу их, — вот и все. Я сама не знаю, откуда я иду. Прошлую ночь я спала на соломе в каком-то сарае. А теперь я иду в Ла-Тург. Я не воровка. Вы видите, что я говорю правду. Следовало бы помочь мне разыскать моих детей. Я не здешняя. Меня расстреляли, но я сама не знаю где.

— Послушайте, прохожая, — проговорила крестьянка, пожимая плечами, — во время революции не следует болтать такого вздора, которого никто не понимает. Вас за это могут арестовать.

— Где Ла-Тург? — воскликнула несчастная мать. — Ради Младенца Иисуса и Пресвятой Девы прошу вас, умоляю вас, скажите мне, как мне пройти в этот Тург?

— Не знаю! — резко сказала окончательно рассердившаяся крестьянка. — И если бы я и знала, то все-таки не сказала бы вам. Это нехорошее место. Вам туда незачем идти.

— А я все-таки пойду туда, — сказала Михалина и, действительно, пошла.

Крестьянка посмотрела ей вслед и пробормотала:

— Однако нужно же ее хоть покормить.

Она побежала вслед за Михалиной и сунула ей в руку еще одну лепешку, со словами: «Возьмите себе это на ужин».

Михалина Флешар взяла лепешку, ничего не отвечая, не поворачивая даже головы, и продолжала идти вперед. Она вышла за околицу селения. Здесь она встретила трех детей в лохмотьях. Она подошла к ним поближе и пробормотала про себя: «Нет, не они. Две девочки и один мальчик». Заметив, что они уставились на ее лепешку, она отдала ее им. Дети пугливо схватили ее, а Михалина углубилась в лес.

IV. Ошибка

В это самое утро, еще до рассвета, среди царившего еще в лесу сумрака, по дороге, ведущей от Жавенэ к Лекуссу, случилось следующее:

В лесной части Бретани все дороги сильно разбиты и, кроме того, дорога из Жавенэ в Паринье, через Лекусс, проходила между двух обрывистых холмов, к тому же она была очень извилиста; вообще она походила скорее на овраг, чем на дорогу. Эта дорога идет из Витрэ, и когда-то по ней проезжала карета госпожи Севинье. Вдоль дороги, с обеих сторон, тянутся изгороди. Словом, трудно представить себе лучшее место для засады.

В это утро, за час перед тем, как Михалина Флешар, пройдя другой стороной леса, зашла в первое селение, где ей довелось увидеть мрачное шествие гильотины, в лесной чаще, через которую проходит Жавенейская дорога, сразу за мостом, через реку Куэнон, собралась толпа людей, прятавшихся в густом кустарнике. Люди эти были крестьянами, одетыми в кожаные плащи, вроде тех, какие носили короли Бретани в VI столетии и которые продолжали носить крестьяне в XVIII. Они были вооружены, одни — ружьями, другие — мотыгами. Те, у которых были мотыги, только что сложили на небольшой лужайке костер из сухого хвороста и бревен, который оставалось только поджечь. Те же, у которых были ружья, расположились по обе стороны дороги и затаились. Если бы кто-нибудь мог разглядеть этих людей сквозь чащу листьев, то он увидел бы, что все они держали указательный палец правой руки у взведенных курков, направив дула своих ружей из-за ветвей на дорогу. Очевидно было, что они засели в засаду. Среди утренних сумерек раздавались отрывочные, произносимые вполголоса слова:

— Уверен ли ты в этом?

— Да, так говорят.

— Она сейчас проедет?

— Говорят, что она уже недалеко.

— Ну, так пускай же она здесь и остается.

— Нужно ее сжечь.

— Нас именно для этого и собралось здесь три деревни.

— А как же с конвоем?

— Его перебьют.

— Да верно ли, что она проедет именно по этой дороге?

— Говорят.

— Значит, ее везут из Витрэ?

— Конечно.

— А раньше слышно было, что ее повезут из Фужера.

— Из Фужера или из Витрэ — один черт.

— Это верно.

— Ну и пускай себе едет обратно.

— Конечно.

— В Паринье ее везут, что ли?

— Кажется.

— Ну, туда она не попадет.

— Ни за что!

— Тише, тише!

Действительно, нелишне было помолчать, так как начинало уже светать. Вдруг сидевшие в засаде люди затаили дыхание: послышались стук колес и конский топот. Они взглянули из-за ветвей и увидели на дороге длинную повозку, на которой что-то лежало, и конный конвой. Все это направлялось в их сторону.

— Вот она! — проговорил человек, которого можно было принять за предводителя отряда.

— Да, — подтвердил другой, — да еще с конвоем.

— В конвое всего двенадцать человек; а говорили, что их будет двадцать.

— Двенадцать или двадцать — все равно; мы всех их перебьем.

— Нужно подождать, пока они подъедут поближе.

Немного погодя повозка и конвой показались из-за поворота дороги.

— Да здравствует король! — крикнул один из крестьян, и раздался залп из ста ружей.

Когда дым рассеялся, конвоя уже не оказалось: семь всадников были убиты, остальные пятеро обратились в бегство. Крестьяне подбежали к повозке.

— Глядите-ка! — воскликнул предводитель. — Это вовсе не гильотина, а лестница.

Действительно, на повозке не оказалось ничего, кроме лестницы. Обе лошади были ранены; возчик был убит.