Виктор Гюго - Отверженные

• Название: Отверженные
• Автор: Виктор Гюго
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-966-14-4836-9

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.

Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

---

Он судил. Рассматривая дело, он выносил приговор. Он призвал на помощь всю сумму идей, вмещавшихся в его мозгу, для исполнения великой задачи, предстоявшей ему. Чем более он обсуждал вину этой женщины, тем сильнее росло его негодование. Очевидно, он присутствовал при возмутительном преступлении. Он был очевидцем того, как тут, на улице, общество, в лице своего представителя-собственника и избирателя, подверглось насилию и оскорблению со стороны существа, стоящего вне закона. Проститутка оскорбила буржуа. И он, Жавер, видел это своими глазами. Он писал молча.

Дописав бумагу, он подписал ее, сложил, подозвал к себе сержанта и сказал, вручая ему лист:

— Возьмите трех солдат и отведите ее в тюрьму.

Обратившись к Фантине, он сказал:

— Шесть месяцев ареста.

Несчастная вздрогнула.

— Шесть месяцев! Шесть месяцев тюрьмы! — воскликнула она. — Шесть месяцев заработка по семь су в день! Но что же станет с моей Козеттой? С моей дочерью! С моей малюткой! Ведь я должна более ста франков Тенардье, знаете ли вы это, господин инспектор?

Она ползала на коленях по грязному полу, затоптанному мокрыми сапогами всех этих мужчин, не разбирая луж, сложив руки, умоляла, валялась у них в ногах.

— Господин Жавер, — молила она, — простите меня. Уверяю вас, что я не виновата. Если бы вы видели начало истории, вы бы знали это. Клянусь вам Богом, не я виновата. Это тот господин, которого я совсем не знаю, запихнул мне ком снега под платье. Разве имеют право совать нам снег за спину, когда мы проходим смирно, не задевая никого? Меня это взорвало. Я, видите ли, не совсем здорова. К тому же он перед тем долго говорил мне разные гадости. И дурна-то я, и беззубая! Я его не трогала. Говорила себе: «Ну что ж, господину хочется позабавиться». Я вела себя вежливо, не разговаривала с ним. И вдруг он засунул мне горсть снега. Господин Жавер, добрый господин инспектор, смилуйтесь надо мной! Неужели не найдется здесь никого, кто бы вам сказал, что я говорю правду? Я действительно виновата в том, что рассердилась. Но, понимаете, в первую минуту человек не волен над собой. Вспылишь, не подумав. К тому же, если так неожиданно положат вам на спину что-нибудь холодное, растеряешься. Действительно, я напрасно помяла шляпу этому господину. Зачем он ушел? Я бы извинилась перед ним. О господи! С какой радостью я попросила бы у него прощения. Простите меня в этот раз, господин Жавер. Послушайте, вы не знаете, верно, что в тюрьме зарабатывают всего семь су в день; правительство в этом не виновато, но все-таки зарабатываешь там всего семь су, а представьте себе, что я должна заплатить сто франков, иначе мне пришлют моего ребенка. Боже мой! Где же мне держать моего ребенка при себе? Я веду такую дурную жизнь! О, Козетта моя! О, ангелочек ты Божий, что будет с тобой, с моей крошечкой! Я вам скажу, что эти Тенардье, трактирщики, крестьяне, люди, ничего не смыслящие. Подавай им денег, и все тут. Не сажайте меня в тюрьму! Видите ли, если это случится, малютку мою выгонят на улицу: ступай себе, как знаешь, зимой; смилуйтесь над бедняжкой, добрый господин Жавер. Будь она побольше, она бы могла сама заработать себе хлеб, а в эти годы что же может делать такая крошка. Право, я не совсем такая дурная женщина. Я не из подлости и алчности занимаюсь моим ремеслом. Если я пью водку, то это от горя. Я не люблю пить, но, по крайней мере, водка одурманивает. Пока я была счастлива, можно было по моему шкафу видеть, что я не беспорядочная какая-нибудь кокетка. У меня было много белья, а сосем не беспутные наряды. Господин Жавер, пожалейте вы меня.

Она говорила, припадая головой к полу, рыдая, обливаясь слезами, ломаоа руки, то прерываясь от приступа сухого глухого кашля, то еле внятно шептала, как умирающая. Горе освещает торжественным и божественым лучом отверженных. Оно преображает павшего человека. В это гновение Фантина снова была красавицей. Порой поток ее мольбы оставливался, и она нежно целовала подол длинного пальто шпиона.

И каменное сердце тронулось бы такой мольбой, но ничто не способно тронуть деревянного сердца.

— Ну, — сказал Жавер, — я выслушал тебя. Все ли ты сказала? А теперь марш в тюрьму на шесть месяцев! Сам Господь Бог Саваоф не властен отменить этого!

При такой торжественной ссылке на Самого Саваофа Фантина поняла, что приговор ее решен.

Она упала лицом на пол, шепча:

— Помилуйте меня.

Жавер повернулся к ней спиной.

Солдаты подхватили ее под руки.

За несколько минут перед тем в полицейскую контору вошел никем не замеченный человек. Он притворил за собой дверь, прислонился к косяку и слушал отчаянные мольбы Фантины.

В то мгновение, как солдаты взяли под руки несчастную, чтобы заставить ее насильно подняться на ноги, он сделал шаг вперед, выступил из тени и промолвил:

— Прошу вас подождать минутку!

Жавер окинул его взглядом и узнал господина Мадлена.

— Извините, господин мэр… — проговорил он, снимая шляпу и кланяясь ему со сдержанной досадой.

Слова «господин мэр» произвели странное действие на Фантину. Она мгновенно поднялась с пола, как призрак, вырастающий из земли, отмахнулась от солдат обеими руками, двинулась прямо к мэру, раньше чем успели ее остановить, и поглядела на него в упор растерянными глазами.

— А, так вот ты каков, господин мэр! — вскричала она, захохотала и плюнула ему в лицо.

Господин Мадлен отер лицо и обратился к Жаверу:

— Инспектор Жавер, освободите эту женщину.

Жавер почувствовал, что рассудок его мутится. Он испытывал в это мгновение одно за другим и почти одновременно самые сильные впечатления, какие встречались в его жизни. Видеть, как проститутка плюнула в лицо мэру, было уже таким чудовищным явлением, о возможности которого он не посмел бы помыслить в минуты самых черных предположений. С другой стороны, в тайниках его души происходило смутное сопоставление между общественным положением этой женщины и тем, чем мог быть этот мэр, и тогда этот возмутительный поступок приобретал самый естественный характер. Но когда он увидел мэра, сановное лицо, смиренно отирающим лицо после плевка и говорящим: «Отпустите эту женщину на свободу», с ним сделалось головокружение, — так он был поражен; у него разом отнялась способность мыслить и говорить, сумма истинного удивления превышала его силы. Он онемел.

Слова мэра произвели не менее сильное действие на Фантину. Она подняла обнаженную руку и ухватилась за край печки, как человек, у которого подкашиваются ноги. Она озиралась кругом и принялась бормотать шепотом, точно в бреду.

— Отпустить на свободу! Освободить меня! Я не проживу шести месяцев тюрьмы! Да кто же это сказал? Невозможно, чтобы это сказал он! Я ослышалась. Этого не мог сказать злодей мэр! Не правда ли, добрый господин Жавер, это сказали вы, что меня следует отпустить? О! Позвольте мне рассказать вам все, и тогда вы, наверное, выпустите меня. Злодей мэр, этот старый негодяй мэр один виноват во всем. Вообразите себе, господин Жавер, что он прогнал меня с фабрики из-за дрянных бабьих сплетен в мастерской. Разве это не гадость? Выгнать бедную девушку, которая честно трудится. После я уже не могла зарабатывать достаточно и случилась моя беда. Во-первых, господам полицейским следовало бы запретить тюремным поставщикам сбивать цену бедным людям. Я сейчас объясню вам, в чем дело. Вы живете шитьем рубашек, зарабатывая по двенадцать су, и вдруг цена падает до девяти — становится нечем жить. Делай, как знаешь. У меня маленькая Козетта, и я была принуждена сделаться дурной женщиной. Понимаете ли вы теперь, что виной всему этот мерзавец мэр. Конечно, я виновата в том, что растоптала ногами шляпу того господина буржуа перед офицерской кофейной. Но он первый испортил мне платье снегом. У нашей сестры всего одно шелковое платье для выхода по вечерам. Вы видите, что я никогда не делала зла нарочно. Ей-богу, господин Жавер, я говорю правду. Я вижу других женщин гораздо хуже меня, а между тем они живут счастливее. О, господин Жавер, скажите по правде, ведь это вы приказали отпустить меня? Наведите справки, спросите у моего домохозяина: я плачу ему теперь в срок исправно; вы узнаете, что я веду себя прилично. Ах, Господи! Пожалуйста, извините меня, я нечаянно повернула ручку душника и надымила.

Господин Мадлен слушал ее с глубоким вниманием. Пока она говорила, он пошарил в жилетном кармане, достал кошелек и поглядел в него. В кошельке ничего не оказалось: он спрятал его обратно.

— Сколько, вы говорили, за вами числится долга? — спросил он у Фантины.

Фантина, глядевшая на одного Жавера, обернулась к мэру.

— Разве я с тобой разговариваю? — спросила она грубо, затем повернулась к солдатам: — А видели вы, как я ему плюнула в рожу? Ах ты, старый бездельник, мэр, ты и сюда пришел стращать меня, — а что взял, я не боюсь тебя. Я боюсь господина Жавера. Я боюсь одного доброго моего господина Жавера!