Любовь Воронкова - Старшая сестра

• Название: Старшая сестра
• Автор: Любовь Воронкова
• Издательство: Государственное Издательство Детской Литературы Министерства Просвещения РСФСР
• Жанр: Детская проза
• Год: 1963

Эта книга – о судьбе девочки-пионерки Зины Стрешневой. У неё умерла мать. Потерять так рано мать – само по себе тяжёлое горе. Но Зине, старшей сестре, пришлось принять на себя заботу о хозяйстве, о младших братишке и сестрёнке, постараться сохранить тот же уклад жизни, что был и при матери. Для этого нужно большое мужество, и этого мужества у девочки не всегда хватало.

Не совсем гладко сложилась у неё жизнь и в школе, и в пионерском отряде. У Зины были срывы, были и тяжёлые дни, когда она падала духом. Может, и совсем плохо обернулось бы дело, если бы не поддержали её друзья.

Эта книга – о дружбе настоящей и ненастоящей, о мужестве и долге, о принципиальности и подлинно пионерском поведении в жизни.

---

Бабушка бросила на стол нож, которым резала хлеб:

– К обману?! Это к какому же обману? Это с каких же пор у тебя мать в обманщиках ходит? Да если я не ко двору, то я ведь и уехать могу! Слава богу, дорогу в свой собственный дом мне ещё вьюгой не замело. А то очень-то надо! Ходи тут за ними, обшивай да обмывай, а потом тебе тут всякие грубые слова будут говорить! Вот ещё, да нешто я не могу собраться да уехать?

Отец долго объяснял бабушке, что обижать её не собирается, что он просит её жить, как она хочет, но только пусть не заставляет детей молиться богу, в которого они не верят, что это лицемерие и обман, а обмана он не переносит… А бабушка в ответ только одно и повторяла, что ей недолго собраться да уехать. А если трудно одному с детьми, то кто же ему мешает жениться! Взял да женился бы, вот и хозяйка в доме была бы. А уж она, бабушка-то, довольно поработала на своём веку, ей и в деревне на печке неплохо…

Зина убежала в кухню и стояла там, пока не затихли голоса. Вышла в кухню тётя Груша, вздохнула и прогудела своим простуженным голосом:

– Вот нравная старуха! Ишь ты, как схватилась! А на вид – прямо святая…

Неслышно объявилась в кухне и Анна Кузьминична:

– Ого! Слышали? А всё небось из-за ребят. Ох-ох, уж где ребята, там и брань, известно!

Наконец в комнате стало тихо, и Зина ушла из кухни. Антон, заплаканный, сидел в углу дивана. Изюмка, прижавшись к коленям отца, исподлобья сердитыми глазами смотрела на бабушку. У отца над бровями лежали две тёмные морщины, а бабушка резкими движениями собирала со стола посуду и ни на кого не глядела.

Зина тихо прошла к своему столику.

«Больше никогда ничего не скажу отцу, – думала она. – Бедный! Вон какой он сразу стал измученный… Ой, мамочка, почему тебя нет на свете!»

Она незаметно прошла в спальню. И там, подойдя к портрету матери, висевшему на стене, посмотрела в её улыбчивое, с ямочками лицо, в её светлые глаза, которые словно спрашивали: как живёте, мои детки? Хорошо ли вам? Поглядела и немножко успокоилась. И ещё крепче решила:

«Никогда больше ничего не скажу отцу. Сами справимся! Да теперь и бабушка угомонится, не будет больше толковать про богов. Наверно, не будет, раз папа ей сказал».

Но на другой день, когда она пришла от Фатьмы, к которой ходила заниматься, Изюмка весело рассказала ей:

– Зина, Зина, а где ж ты была так долго? А нам бабушка сказку рассказывала, как Илья-пророк ехал на конях, а боженька его на небо к себе взял, и вместе с лошадьми и с телегой.

Зина сердито сжала губы. Но тут же овладела собой и усмехнулась.

– Ну, что это за сказки! – сказала она. – Вот я тебе прочитаю сказочки, так уж сказочки: про царя Салтана и про Балду. Завтра принесу книгу. Картинки там какие! Вот увидишь тогда. А то Илья-пророк с лошадью на небо поехал! Да разве это интересно!

КРАСНЫЙ АМАРИЛЛИС

Антон аккуратно выполнял классное поручение. Его подшефное окно было всегда в порядке, цветы зеленели. Антон поливал их, как научила учительница: не часто, потому что зима, и как следует, чтобы весь ком земли был смочен, а не только верхний слой. Он наливал воды в горшок и следил, как она постепенно проходила сквозь землю и выступала на поддоннике.

Потом он снимал с бегонии пожелтевшие листочки. Протирал сырой тряпочкой жёсткий тёмно-зелёный фикус. И старательно опрыскивал водой пушистую шапку аспарагуса – этот цветок любил влагу.

– Вот какой хороший садовник наш Антон! – сказала сегодня учительница. – Поглядите, какое зелёненькое у него окно! Из всех окон самое хорошее. Это потому, что он хорошо выполняет поручение класса.

– А завтра ещё лучше будет! – сказал Антон.

– Чем же лучше? – спросили ребята.

Но Антон сделал загадочное лицо:

– Увидите!

А когда прибежал домой, то сразу сунулся к цветам. Интересовал его только один горшок – луковица амариллиса. Там, рядом с двумя молодыми нежно-зелёными длинными листьями, поднимался толстый росток с тугой почкой на верхушке.

– Скоро расцветёт! – радостно крикнул он. – Зина! Зина, погляди-ка, уже можно в школу тащить!

Но Зины не было дома. На его зов из кухни пришла бабушка:

– Ты что кричишь? Кого тащить?

– Бабушка, – смеясь от радости, сказал Антон, – видишь, что цветок-то вытворяет? На улице снег, а ему хочется цвести!

– Хороший цветок! – сказала бабушка.

– Я его завтра в школу отнесу! У меня классное поручение за цветами смотреть. А я сегодня сказал, что окно моё ещё лучше будет – вот и правда будет! Как расцветёт весь красный – вот будет красиво! А нет?

– А с какой стати ты его в школу понесёшь, скажи, пожалуйста? – вдруг возразила бабушка. – Не дам я тебе его в школу! Нешто можно? И цветок хороший, и горшок денег стоит.

– Что ты, бабушка! – огорчился Антон. – Мне надо обязательно его в школу отнести. Я же обещал!

– Подумаешь, важность – обещал!

Антон глядел на неё удивлёнными глазами. А разве можно не делать, раз обещал?

– И мне тогда мама разрешила… Она мне этот цветок дала.

– Эх, мама твоя! – Бабушка, открыв комод, энергичными движениями разбирала и укладывала бельё. – Мама твоя, только дай ей волю, всё раздала бы! Копеечку беречь не умела… А жалко, что ли, незаработанного? Муж добудет!

Антон не совсем понимал, что она говорит. Он понимал только одно: бабушка плохо говорит о его маме. Антон насупился, замолчал и принялся ковырять пальцем землю в горшке своего амариллиса. Сердце его возмущалось. Ему было неприятно, что она трогает мамино бельё и кладёт его по-своему… Он смутно чувствовал, что должен защитить свою маму от бабушки, но как защитить? Бабушка большая, сердитая, её даже отец побаивается, а он, Антон, ещё вон какой маленький!

Бабушка словно угадала его мысли.

– Ну, что взъерошился, как воробей? – сказала она. – Нешто я неправду говорю? И нешто плохому учу?

– Плохому! – неожиданно вырвалось у Антона, и он тут же будто съёжился весь, испугавшись своей смелости.

– Во как! Поглядите-ка на него! – У бабушки из рук, развернувшись, выпала большая простыня. – Это родная бабушка твоя тебя плохому учит? Ах ты, глупец! Что же лучше – отдать или себе взять, а? А ну-ка, скажи? – Бабушка засмеялась, уверенная в своей правоте.

А Антон пробормотал:

– Себе взять, конечно, лучше… А если обещал?..

– «Обещал, обещал»! Ну, вчера обещал, а сегодня отказал! – сказала бабушка. – Вот и весь сказ!

Но здесь Антона сбить было нельзя. А что отец скажет? А Зина? Она скажет: ты не держишь своего слова, я тебя не уважаю!..

Антон в тоске вышел в прихожую, надел пальто, надвинул треух и отправился искать Зину.

Зина сидела у Фатьмы. В маленькой комнате было тесно. Простые, с прямыми спинками стулья жались к накрытому клеёнкой столу; из-за шкафа, занявшего целый угол, дверь в комнату наполовину не открывалась… Но Зине всегда нравилось в этой комнате. Когда-то, ещё совсем маленькими девчушками, они с Фатьмой залезали под этот стол, спускали пониже клеёнку и, затаившись, сидели там. А тётя Дарима, делая вид, что никак не может найти их, ходила по комнате, заглядывала во все углы, и в шкаф, и даже в ящик с дровами, кричала, звала их… Потом поднимала клеёнку и спрашивала:

– А это кто здесь спрятался?

И Зина с Фатьмой с визгом и смехом вылезали из-под стола.

Эта комната была для Зины как свой дом. На узенькой тахте у печки они грелись, придя с мороза; в углу за тахтой жили их куклы… На облупившемся подоконнике широкого окна, где всегда было зелено от цветов, они с Фатьмой, выполняя школьное задание, проращивали фасоль и горох…

Особенно хорошо было в этой комнате сейчас. Солнце только что село, отсвет вечернего неба наполнял комнату. Слабое сияние его лежало на жёлтой клеёнке, на белых кафелях печки, на переплётах рам, и от этого нежного тёплого освещения комната казалась нарядной и радостной.

А может быть, оттого Зине казалась эта комната такой нарядной и радостной, что ей было здесь очень уютно и спокойно. Здесь они могли с Фатьмой сколько угодно болтать и смеяться, и никто не вмешивался в их разговоры, никто не останавливал их. Дарима вечно что-нибудь делала во дворе. А когда она была дома, то это ещё лучше. Дарима сама любила и болтать и смеяться с девочками, любила выспрашивать все школьные новости: и кто как отвечал сегодня, и какую отметку получили, и что было на пионерском сборе, и когда будет какой-нибудь школьный вечер – пусть ей заранее скажут, она тоже обязательно придёт на этот вечер!

Сейчас, в этот закатный час, девочки сидели одни. Зина рисовала, расположившись посередине стола, а Фатьма, забравшись на стул с ногами и навалившись на стол, смотрела.

На подоконнике, тесно уставленном цветами, стоял на высокой подставочке красный амариллис – гордость и радость Даримы. Эту луковицу она добыла у кого-то из жильцов, заботливо выхаживала её, давала отдыхать в зимние месяцы и не забывала поливать в жару. Луковица выросла и расцвела. За окном лежал сугроб. Серебряный морозный узор, тронутый розовыми искорками, светился по краям стёкол. А красные лепестки амариллиса пламенели под лучами заката. Зина рисовала этот цветок, старательно подбирая и смешивая краски. Ей так хотелось передать красное сияние этих лепестков, их атласную свежесть и эти узенькие чёрные тычинки, доверчиво и мило глядящие из раскрытых чашечек…