Вадим Проскурин - Восемь дней Мюллера

• Название: Восемь дней Мюллера
• Автор: Вадим Проскурин
• Жанр: Научная Фантастика

---

В кабинете Мюллера не нашлось, на кухне тоже, и рабы понятия не имеют, где хозяин, все как один. Неужели опять в подвале кого-то режет? И точно, режет. Женщину, немолодую и жирную, лицо скальпом закрыто, брюхо вскрыто, внутренности кучкой в тазике, грудная клетка тоже вскрыта, сердце на столе, нездоровое, кстати, сердце, не красное, а серое какое-то. Помнится, Ион с Мюллером однажды бухали, Мюллера пробило поделиться знахарской премудростью, стал рассказывать про сердечные приступы и рассказал много интересного. Оказывается, сердечный приступ чаще всего случается не просто так, типа, остановилось сердце ни с того, ни с сего, и помер человек, обычно не так. Перед тем, как сердце остановится, кровяные прожилки в сердечном мясе забиваются всякой дрянью, мышца становится не красная и упругая, а серая и дряблая, потом проходит сколько-то времени, и раз! Остановилось. Вот и с этой теткой, по всему видно, так вышло. Жалко тетку.

— Привет, Мюллер! — поздоровался Ион.

Мюллер вздрогнул. Он когда погружается в работу, от всего окружающего отрешается, ничего не замечает, кроме разделанного тела, а когда зовут — пугается. Однажды Ион попробовал не окликать Мюллера голосом, а неожиданно хлопнуть по плечу, но вышло еще хуже — Мюллеру почудилось, что мертвец ожил и нападает, Мюллер как завизжал, как замахал скальпелем, Ион едва увернулся. Нет уж, пусть лучше Мюллер пугается. К тому же, это забавно.

Но сегодня Мюллер испугался слабо и как-то неуверенно. дернулся, зыркнул туда-сюда и пробормотал негромко и монотонно:

— А, это ты…

— У тебя через час лекция, — сообщил Ион.

Мюллер спокойно, но в грубых выражениях объяснил, что на лекцию не пойдет.

— Что, интересный случай? — спросил Ион.

— Да нет, не особо, — ответил Мюллер и пожал плечами. — Приступ как приступ. Еще печень увеличена от пьянства, вон, гляди, — он нагнулся, порылся в тазике, нашел нарезанную ломтями печень, выложил на стол один ломоть, затем другой. И продолжил тем же ровным голосом: — Жировое перерождение видишь?

— Угу, — неуверенно кивнул Ион.

Никакого жирового перерождения он не видел, но Мюллер лучше знает, он ведь гений.

— Начальная стадия, — сообщил Мюллер. — С такой печенью жить да жить. Как думаешь, лет пять с такой печенью можно прожить?

— Не знаю, — пожал плечами Ион. — Наверное, можно.

— А десять? — спросил Мюллер.

Ион задумался.

— Нет, — сказал он после долгой паузы. — Думаю, десять лет с такой печенью не прожить.

— Вот и я так думаю, — кивнул Мюллер.

Бросил печень обратно в тазик, взял в руки надрезанное сердце, покрутил, тоже бросил в тазик.

— Ну, все ясно, — сказал Мюллер. — Пора заканчивать.

Протянул руки к голове покойницы, взялся за скальп, стал натягивать обратно на пустоголовый череп. Стало видно лицо женщины, Ион глянул на него и ахнул:

— Да это же Лайма!

— Да, Лайма, — согласился Мюллер. — Ночью во сне померла. Прихожу утром, думаю, чего не встает, а она холодная.

— Лайма, — повторил Ион.

— Хорошая смерть, — сказал Мюллер. — Раз, и готово, и мучиться не надо, не как при гангрене или, скажем, при раке. Тоже хочу так помереть, без страданий. А ты, Ион?

— Чего? — автоматически переспросил Ион. — Ах да…

Он смотрел на лицо Лаймы, расплывшееся от переедания, но не уродливое, нет, из всей ее фигуры лицо сохранилось лучше всего, красные щеки, красный нос — ерунда, это ее почти не портит, и тонкие фиолетовые ниточки вдоль кровеносных жил… Она даже красивее стала, чем при жизни, что-то в ней появилось будто бы не от мира сего…

— Да, ты прав, я тоже заметил, — сказал Мюллер.

— Я вслух говорю или ты мысли читаешь? — спросил Ион.

— Вслух, — объяснил Мюллер.

Они помолчали. Затем Ион сказал:

— Не ходи сегодня на лекцию.

— Не пойду, — кивнул Мюллер.

— А я бы не смог свою жену так разрезать, — сказал Ион.

— Я тоже, — сказал Мюллер. Перехватил изумленный взгляд товарища и пояснил: — Здесь не Лайма лежит, это только плоть, сарк, как древние говорили. Лаймы больше нет.

— Все равно я не смог бы, — сказал Ион. — Страшно. Да и боги…

— Чего боги? — не понял Мюллер.

— Разгневаются, — сказал Ион. — Ну, могут разгневаться, это же все-таки… Не хочу пророчить…

— Да ну, забей, — отмахнулся Мюллер. — С богами у меня все схвачено. Птааг мне помогает, тем более как раз пять лет прошло…

— Чего? — переспросил Ион.

— Не бери в голову, ерунда, - сказал Мюллер. — Долго объяснять, да и не нужно. Это наше с Птаагом дело, только нас двоих касается. Птааг добрый, меня любит, все сделает, как надо.

— А как надо? — спросил Ион.

— Не знаю, — пожал плечами Мюллер. — Такие вещи узнаешь только задним числом. Боги на то и боги, что непостижимы. Вот, помнится, однажды….

Мюллер отошел от стола в угол, к умывальнику, стал намыливать руки. Сколько же на них кровищи, слизи всякой, мясных ошметков… А он стоит и не замечает… Впрочем, на его месте… не приведи боги оказаться…

Губы Мюллера шевелились, рот открывался и закрывался, Мюллер рассказывал какой-то занимательный случай. Ион слушал и ничего не слышал. Ему показалось вдруг, что все вокруг ненастоящее, что он больше не главврач Ион, личный дворянин (хотя после революции уже не важно, личный или потомственный), а какой-то сказочный персонаж, чья единственная функция — стоять с выпученными глазами и оттенять Мюллерово горе, как на сцене второстепенные актеры стоят с такими же дурнысм глазами, а примадонна умерла, герой-любовник рыдает либо, наоборот, пытается вести себя как обычно, вот как Мюллер сейчас, хотя нет…

В какой-то момент Ион заметил, что Мюллер больше не моет руки, а стоит, как застывшая статуя с остекленевшими глазами, уставившись в одну точку, а из уголка рта стекает слюна. Неужели удар хватил? Что он только что говорил про непостижимость богов? Все схвачено, да? Жили и умерли в один день, как в сказке? Но в сказках благородный герой не выпускает любимые кишки в тазик. В сказках цветочки, птички, бабочки…

Краем глаза Ион уловил движение, повернул голову и тоже застыл как статуя.

Лайма больше не лежала на спине, улыбаясь грязному потолку распоротым животом. Теперь Лайма лежала на боку, одной рукой она держала тазик, а другой рукой запихивала свои внутренности обратно в живот. Какой-то мелкий орган, не то почка, не то селезенка, выскользнул из окровавленных пальцев, заскользил по выскобленному столу, скатился на пол, улетел прочь, Лайма не заметила.

— Вуду, — прошептал Ион. — Раста… Зомби…

Вспомнились нелепые росказни, что она якобы была ведьмой… нет, бывших ведьм не бывает… да какие к чертям росказни?! Он сам лично присутствовал при той встрече Мюллера с Лаймой, Мюллер клялся, что она чиста, но нему любому дураку было видно, что она нечиста, прельстила, сучка, парня мордашкой и сиськами, Ион тогда пожалел их, не стал перепроверять, подумал, раз крови на руках у нее нет (была бы кровь — не поволокли бы в больницу, на месте порешили бы), так пусть сами промеж собой разбираются, сколько можно смотреть, как эти дуры-малолетки в пламени визжат дурными голосами… Однако, удивительно, как забытая история прорастает в памяти, словно диковинный цветок или фигура-фрактал, о каких рассказывал один заезжий дервиш, только что, казалось, ничего не было в памяти, кроме нескольких общих слов, и вдруг — бабах! Целый букет подробностей. Мюллер и Лайма, молодые, напуганные и счастливее всех на свете, а сами еще не знали, что счастливые…

Лайма закончила возиться с тазиком, она теперь больше не улыбалась вскрытым животом и не было у нее вскрытого живота, нормальный у нее живот, целый, ни раны, ни шрама, и меньше стал, чем раньше… ах да, вот валяется лишний жир и лишняя кожа, эти свои детали она не стала приделывать обратно, фигуру бережет…

Иона вытошнило. Сразу, без предисловий, без надсадного кашля, без изжоги, как брызнуло из горла, да как далеко…

— Милая, мозг забыла, — прозвучал в тишине голос Мюллера.

Лайма к этому времени уже натянула скальп на свод черепа, и теперь взбивала руками каштановые волосы, когда-то очень пышные, да и теперь в целом неплохие, учитывая возраст…

Лайма охнула, схватилась за голову, стрельнула глазками в мужа, виновато улыбнулась и пожала плечами, дескать, и вправду забыла, прости.

— Как же ты без мозга, любимая? — спросил ее Мюллер.

— Она не без мозга, — прозвучал чей-то голос. — Будь она без мозга, она бы не шевелилась и не улыбалась. И речь бы не понимала.

— И то верно, — улыбнулся Мюллер. — Спасибо, Ион, вразумил. И тебе спасибо, Птааг, а я, дурак, не поверил, что ты поможешь.

В этот момент Ион понял две вещи. Во-первых, голос, который только что прозвучал, принадлежал ему, Иону. А во-вторых, он, Ион, только что наблюдал чудо. И никакая это не черная магия, да простят боги грамматики невольный каламбур. ЭтоЮ скорее, обратное явление, святая благодать светлых богов в лице Птаага, да святится что-то там у него, никогда не помнил, как к каким богам надлежит обращаться…