Вадим Проскурин - Восемь дней Мюллера

• Название: Восемь дней Мюллера
• Автор: Вадим Проскурин
• Жанр: Научная Фантастика

---

В последние годы хобби Мюллера перестало быть просто хобби, а стало существенным источником пополнения семейного бюджета. Обычно знахари перебиваются с хлеба на молоко, а мясо едят только по праздникам, но Мюллер был не простым знахарем. Все знали, что он только прикидывается простолюдином, а на самом деле дворянин, закончил в свое время медфак с отличием, но разорился из-за кризиса и вынужден зарабатывать знахарством. В глаза ему ничего такого не говорили, чтобы не расстраивать, Мюллер старательно делал вид, что стесняется слишком благородного происхождения, а коллеги делали вид, что в это верят (а многие реально верили), и потому старательно изображали, что считают его простолюдином. Но платили Мюллеру намного больше, чем обычно платят простолюдину. Кроме того, все знали, что Мюллер пишет большой трактат, в котором собирает воедино все медицинские знания, накопленные просвещенным человечеством от начала времен. В углу кабинета у Мюллера стоял особый стол, заваленный неимоверным количеством бумаги и пергамента. У посетителей этот стол вызывал благоговение, дополнительно повышающее гонорар. И, наконец, Мюллер реально был хорошим знахарем, его пациенты выздоравливали быстрее, чем у коллег, а умирали реже.

Вопреки распространенному мнению, лечить людей совсем не трудно. Если бы Мюллер писал свой трактат не для широкой публики, а только для практикующих знахарей, трактат получился бы совсем коротким, он бы состоял только из двух правил: не берись за безнадежные случаи и не рискуй без нужды. Если Мюллер видел, что больной страдает чем-то по-настоящему опасным, Мюллер сразу говорил: извините, дескать, но эту болезнь я лечу не слишком хорошо, а такой-то лекарь — очень хороший специалист, знает толк как раз в этой болезни, очень рекомендую. После таких слов больного чаще всего тащили к указанному специалисту и именно он в итоге оказывался виноват. Реже родственники настаивали, чтобы Мюллер лечил лично, тогда Мюллер говорил, что никаких гарантий не даст, и родственникам приходилось мириться с этим. Как ни странно, после пары умерших пациентов врачебный авторитет Мюллера только укрепился, а в народе распространилось убеждение, что этот знахарь мастер угадывать, кто жилец, а кто нет. А один раз Мюллер сказал, что больной умрет, а тот выжил, после этого все стали говорить, что Мюллер такой великий мастер, что иногда может вылечить даже обреченного на смерть. Мюллер подумал тогда, что ему помогает Птааг, но проверять не стал, решил не тревожить божество из-за пустяка. Если уж беспокоить Птаага, то не из-за служебных дел, а из-за Лаймы.

Мюллер по-прежнему любил Лайму, Лайма по-прежнему любила Мюллера, и для стороннего взгляда у них в семье все было хорошо. Но у них не все было хорошо. Мюллер хорошо видел, какой глубокий след оставила в душе Лаймы та ведьмовская история. Сам-то он перенес ее на удивление легко, и даже то, что в итоге почти наверняка стал воплощением Омена Разрушителя — это его почти не волновало. Чем бы Мюллер ни стал, этим его сделал Птааг в ответ на молитву, и если светлый бог сделал Мюллера воплощенным разрушителем вселенной, значит, были на то причины. Есть много легенд, повествующих о разных людях, которые не поверили в замыслы светлых богов и сдуру встали на темную сторону. Мюллер не собирался следовать их примеру, он верил Птаагу безраздельно. А скрывать свою природу ему было несложно, не такой уж большой труд выстругать точную копию волшебной палочки и пользовать вместо настоящей.

Раньше Мюллер не знал, как мало магии применяется в реальной жизни, и насколько важна вера пассивного субъекта, что на него действуют магией, а не просто исполняют варварский танец. Имитация волшебной палочки, лишенная колдовской силы, чаще всего действует не лучше и не хуже настоящей волшебной палочки. Иногда Мюллеру казалось, что Птааг специально замутил эту тему, чтобы Мюллер узнал, как мало силы в магии и как много силы в людской вере. Но потом Мюллер думал, зачем Птаагу, чтобы Мюллер это знал, и не находил ответа. Честно говоря, он боялся искать ответ. После ночи длинных ножей Мюллер решил, что не будет больше обращаться к Птаагу без веских причин, и за прошедшие с тех пор пять лет веских причин не было ни одной. Когда родилась безымянная дочка, та, что быстро умерла, Мюллер собрался было воззвать к Птаагу, но повитуха отсоветовала, объяснила, что девочка все равно не жилец, и если вдруг выживет, то будет доживать свои дни бестолковой уродиной. Мюллер молиться не стал, девочка умерла, а потом Мюллер понял, что повитуха не просто так сказала ему то, что сказала, это на самом деле Птааг намекнул, дескать, я за тобой приглядываю, не суетись, все нормально. Мюллер понял намек и не стал принимать мелкие неприятности близко к сердцу.

А Лайма так не смогла. Не потому, что обстоятельства сложились непреодолимо, просто вначале она не захотела их преодолевать, а потом стало трудно. Жалко, что Мюллер не сразу понял, насколько важна была для Лаймы вся эта дворянская херня. Сам-то Мюллер еще в детстве приобрел здорового цинизма на всю жизнь, а Лайма всегда жила в чистом, повсюду рабы увиваются, куда ни плюнь — сразу вытрут. А как подросла, пошли кавалеры, благородные ухаживания, культура, все дела… Тогда она говорила, что все остоебенило, что она изголодалась по свободному сексу без реверансов и словоерсов, трахай меня крепче, мой любимый зверь… Эх, молодость…

А хорошо все же, что Мюллер ни черта тогда не понял. Если бы понял, не женился бы, и пошла бы его молитва сатирам под хвост. Мюллер не забывал, что Лайму ему подослал Птааг, а обстоятельства, при которых это случилось, как бы намекают: радуйся, чепушило, что вышло хоть так, а то жил бы как дурак до старости с Дунькой Кулаковой вместо жены. Если бы найти жену для Мюллера было легко, вряд ли Птааг замутил бы все это дело с ведьмами-растаманками.

Очень странно, что Мюллер узнал о раставедьмах только после того, как помолился Птаагу и встретил Лайму на улице. Позже Мюллер наводил справки, ведьмы появились в столице за год до того момента, и в их больнице каких-то ведьм не раз освидетельствовали, просто Мюллер об этом почему-то не знал. А когда он спрашивал, почему он этого не знал, все удивлялись и говорили, что у него башка из дерева. Мюллер тоже улыбался, дескать, оценил шутку, а сам думал, что верно одно из двух: либо у него башка реально из дерева, либо Птааг, когда отвечал на его молитву, изменил не только настоящее, но и прошлое, притом очень аккуратно изменио, чтобы не испортить настоящее ни в какой малости, чтобы даже очень внимательный наблюдатель не пропалил вмешательство Птаага в законы природы. Хотя кому может понадобиться палить светлого бога? И кого может бояться светлый бог? Впрочем, богов много…

Иногда Мюллеру казалось, что можно поставить специальный опыт, чтобы узнать, вмешивается ли Птааг в прошлое. Взять, например, ящик, посадить внутрь кота и положить рядом какую-нибудь волшебную хреновину, которая с некоторой вероятностью сработает и тогда кот помрет. И если такой ящик закрыть и не подглядывать, то получится, что кот с одной стороны жив, а с другой мертв, и если бы можно было выразить это двуединство какой-нибудь математикой… Или по-другому — взять очень маленький шарик, чтобы любое внешнее воздействие, пусть даже столкновение с одним-единственным кусочком света, стало бы для него существенным… Нет, ерунда все это. Как оно может помочь узнать о подвижности прошлого? Без вмешательства Птаага такой опыт не поставить, а если вмешательство неизбежно, то проще самого Птаага спросить, чем провоцировать черт знает на что. А еще лучше не спрашивать. А то спросишь, жив ли кот, а Птааг вспомнит, что включить ту самую волшебную хреновину… но тогда время смерти будет видно по степени разложения… но если довести труп до разложения, все будет ясно по одному запаху, так что открывать ящик будет не нужно, и опыт не получится… да ну ее к чертям, эту мозгодрочку!

Раньше, когда Лайма была девочкой, Мюллеру казалось, что она думает и чувствует в точности так же, как он сам, только с поправкой на женский пол. Мюллер не понимал, что сам был в то время мальчиком-подростком, а мальчики-подростки видят то, что хотят видеть, а чего видеть не хотят, того не видят. Он знал, что Лайма любит танцевать, но не придавал этому значения, дескать, все бабы дуры, а какая конкретно баба какая конкретно дура — не суть важно. И когда все подруги в одночасье бросили Лайму, перестали с ней дружить, а при случайных встречах шарахались как от чумной, Мюллер тоже не придавал этому значения.

— Да пошли они к Рьяку в жопу! — отвечал Мюллер на все жалобы жены. — Давай лучше я тебя еще раз полюблю.

И он любил ее еще раз, и она забывала все свои печали. Потом вспоминала снова, но Мюллер опять любил ее, и она опять забывала. Как-то раз Мюллер сидел в кабаке с господином Ионом и одним заезжим знахарем, так тот знахарь говорил, что есть такая философия, будто у влюбленных в сердце вырабатывается что-то вроде маковой настойки, и оттого они все время будто пьяные, а потом, когда любовь проходит, это похоже на похмелье. Мюллер тогда решил, что чувак гонит, а потом вернулся к Лайме, они перепихнулись, и он понял, что только что был как похмельный, а теперь стал как опохмеленный, и рассказал Лайме про эту философию, но она ничего не поняла и обиделась, и пришлось ее снова трахать, чтобы не обижалась. Ах, какое было время…