Николай Мельниченко - Ещё вчера…

• Название: Ещё вчера…
• Автор: Николай Мельниченко
• Жанр: Биографии и Мемуары

"ЕЩЕ ВЧЕРА…" – автобиографическая повесть, начиная с довоенного времени. Автор – рабочий, инженер, офицер ВМФ, участник испытаний ЯО. "Косой взгляд на историческую науку"- публицистическая глава из книги, которую хочется показать ранее из-за ее актуальности.

---

Все военно-автомобильные страдания были потом – после четвертого курса института; здесь я их привел, чтобы были понятными наши маневры "до того". После второго курса нам предстояло сначала усвоить нелегкую науку пехотного сержанта.

В одно прекрасное утро после второго курса несколько сотен студентов загрузились в теплушки. Спустя несколько часов мы оказались на танкодроме, находящемся, как нам объяснили, недалеко от Белой Церкви. Обширное песчаное пространство, изрытое окопами и гусеницами, содержало также заросли кустов и небольшие рощицы. Безымянная речушка протекала в километре от нашего "бивака". Вдоль линейки построения стоял ряд палаток. Была жара, поэтому стенки палаток были свернуты. Палатка в таком виде – просто квадратный гриб цвета хаки, ножка которого вырастает в квадратной же ямке. Площадь ямки – наша жилплощадь. Вокруг центра по периметру ямки устроена обшитая досками ступенька шириной около двух метров и глубиной от поверхности земли около полуметра. Это наше ложе. С одной стороны ложе прорезано ступеньками лестницы, соединяющей ямку жилплощади с поверхностью земли. Капитальными сооружениями в нашем городке были штаб, туалет и столовая.

Для начала нам выдали военное обмундирование: подлатанные и свежеокрашенные гимнастерки с погонами без просветов, "кривые штаны", изобретенные французским генералом Галифе, "теплые" ремни из материала пожарных шлангов и пилотки со звездочками. Обувь можно было выбирать по вкусу: "кирзачи", снабжаемые портянками, или армейские ботинки, к которым полагались длинные серые ленты обмоток. Наш бывалый вояка Миша Шовкопляс уговаривал нас выбрать именно обмотки, в которых ногам легче бегать, но большинство предпочло сапоги, и Мише пришлось примкнуть к большинству.

Длинные узкие мешки назывались матрацами. У стога, под неусыпным надзором старшины, мы их набили соломой до состояния палки твердокопченой колбасы. Тринадцать палок, обвернутых простынями и плотно уложенных на доски ступеньки, вместе с ватными подушками и байковыми одеялами, образовали нашу коллективную берлогу на одно отделение вместе с командиром. Когда все попробовали улечься на свои "колбасы" матрацев, до боли понятным стало выражение прыгунов в воду: "прыгать солдатиком". Лежать вместе мы могли только именно в такой позе, причем руки желательно было убрать на дощатый бордюр изголовья. Совсем несладко было отделению, в котором "служил" Мауэр: он не мог поместиться даже на двух матрацах.

Первый день прошел быстро. Отбой в 22часа никого не усыпил, под квадратами палаток еще долго раздавался приглушенные взрывы смеха. Команда "ПОДЪЕМ!!!" ровно в 6-00 застала всех врасплох. Солнце уже ярко светило. Наши командиры стояли уже одетыми возле палаток. Требовалось надеть только сапоги и бежать на построение. Быстро, по взводам началась зарядка. В течение 15 минут мы с бешеной скоростью делаем знаменитый 16-тактовый комплекс упражнений, затем хватаем мыло, зубные щетки и полотенца и бегом, но строем, несемся к дальней речушке. Народ уже раскалился, хотя проснулся еще не совсем. Умываемся, обливаемся, вытираемся, бежим в обратный зад. Одеваемся, строимся. Подъем флага, объяснение задач. Расходимся за ложками. Строимся, идем в столовую, завтракаем перловой кашей, хлебом с маслом и чаем. Перекур, построение. Получаем оружие и саперные лопатки, строимся, выходим на перелески песчаного танкодрома.

Наш командир, старший лейтенант ставит задачу. Мы с боем должны захватить опорный пункт противника, расположенный на расстоянии около километра в небольшой роще. Оттуда стреляют, пока условно. Движемся рассредоточено, согласно новому БУПу – Боевому Уставу пехоты, каждая буковка которого густо полита кровью необученных бойцов и неграмотных командиров. Броски в полный рост, – только если позволяют складки местности и противник нас не видит. Основной метод передвижения – попеременное переползание, когда половина отделения прикрывает огнем ползущих. При поступлении вводных "усиление огня противника" или " противник с фланга", – окопаться для ведения кругового боя.

Все вроде ясно, вперед. Лейтенант идет с нами в полный рост. Неосторожно поднявшемуся он говорит: "Вы убиты". "Убитые", даже дважды и трижды, не отдыхают спокойно на ложе смерти, а ползут далее наравне с живыми. Сигнал: "Противник справа". Отстегиваем свои саперные лопатки и начинаем окапываться лежа: из рощи-то стреляют! Копать стрелковую ячейку лежа очень трудно, особенно тем, кто лопату держит в руках первый раз в жизни. Лейтенант и сержанты – командиры отделений учат, как правильно и быстро окопаться. Сухой грязный песок легко поддается лопате, но как вода снова заполняет уже отрытое пространство. Окапываемся мучительно долго. "В бою вы все бы уже полегли", – грустно отмечает лейтенант. Солнце стоит уже почти в зените и шпарит немилосердно. Пить хочется неимоверно, но лейтенант разрешает только пригубить баклажку: питье в бою вредит, пот будет заливать глаза и снижать точность стрельбы. Наши нарядные ярко зеленые гимнастерки стают цвета хаки от пота и пыли. В дальнейшем они так пропитаются нашим военным потом, что станут почти белыми, и будут стоять на земле вертикально без всяких вешалок, как рыцарские доспехи.

Дни потянулись за днями. Предоставим слово студенческому фольклору: почти строевой песне на мелодию "Вот солдаты идут…".

Вот курсанты идут запыленной дорогой.
Ничего не поют: еле двигают ноги.
Впереди лейтенант Очеретный шагает.
Позади их сержант (2 раза) всех сачков подгоняет.
Вот курсанты идут, на плечах у них скатки,
За спиной автомат, бьют по ж…е лопатки.
Кто-то прет пулемет, на ходу спотыкаясь,
Еле ноги плетет (2 раза) диким матом ругаясь.
Вот курсанты идут, клубы пыли глотают.
Каждый раз отстают и обмотки мотают.
Рот от жажды раскрыв, о Днепре вспоминают,
Но команда "Бегом!" их мечты прерывает.
Вот курсанты бегут, жаркий день проклиная.
Бутсы ноги им жмут, пузыри натирая.
Но команда "Ложись!" к жизни их возвращает,
И, дыша тяжело, пот с лица вытирают.
Вот курсанты опять по дороге шагают.
Штурмовой полосой лейтенант их пугает.
Но угрозы слова уж на них не влияют.
И улыбка у них на лице возникает.
Вот курсанты идут, в лагерь шаг направляя,
Быстро шмотки кладут, кружки-ложки хватают.
А столовая вновь пресной кашей встречает,
Но с охотой они эту кашу глотают.
Вот курсанты уже на поверку шагают.
И знакомую речь старшина им толкает.
Вот, отбой возвестив, громко пушка стреляет.
Полчаса лишь спустя их Бойчук отпускает.
Вот курсанты сидят, в темноте раздеваясь.
По постелям ползут, в бок локтями толкаясь.
И друг друга они по привычке ругают.
Лишь часа через два лагерь весь засыпает.
Вот курсанты лежат, быстро ночь пролетает.
Вдруг команда "Подъем!!!" всех с постели срывает.
И, ужасно бранясь, все портянки мотают,
И по пальцам они до конца дни считают…

Этот фольклор, не страдающий пушкинской краткостью и выразительностью, чудом сохранившийся в моем архиве, с протокольной точностью описывает нашу военную жизнь. Впрочем, не все было так уныло. А песни были и другие, обычно – военные, строевые. Однажды вечером, предельно усталые, два взвода сварщиков брели под командой молодого, но уже достаточно тупого замполита. Хорошо отдохнувший во время наших боев, замполит вдруг гнусавым голосом завопил: "Запевай!!!". Чтобы заткнуть его бодрость, я затянул нечто, совершенно непотребное, рискуя нарваться на вывод из строя и длительные "разборы полетов".

Полночь, полночь вот уже пробила,

А Марьяна позабыла, что должен я придти…

Шагающий народ уловил ритм популярного фокстрота и замер, если это можно сказать о шагающей полусотне бойцов. Не разобравшись, что к чему, замполит неожиданно дал команду: "Подпевай!" Тогда полусотня глоток во всю мощь выдохнула слова, поставившие весь лагерь "на уши": до сих пор никто таких слов не пел!

О, Марианна, сладко спишь ты, Марианна!

Мне жаль будить тебя, я стану ждать!

Шаг строя четко печатался под этот ритм и могучий хор во всю глотку проорал припев два раза. Я затянул второй куплет, слова которого сейчас уже не помню, и хор дважды потряс припевом засыпающий лагерь.

Бодрый замполит, кажется, получил втык за нашу "строевую", но мы ее продолжали время от времени "озвучивать". Фирменной же песней сварщиков стала ария Певца за сценой из оперы Аренского "Рафаэль"(?). Я тогда собирал пластинки классической музыки, эта ария мне нравилась, и я, дурачась, иногда ее "вопил" в подходящей обстановке. Однажды меня поддержал Толя Венгрин, затем – Юра Высоцкий, который был певцом настоящего, институтского хора, работавшего на высоком уровне. Несколько человек "солистов" с чувством вытягивают необычные для строя слова и яркую мелодию: