Илья Азаров - Непобежденные

• Название: Непобежденные
• Автор: Илья Азаров
• Издательство: ДОСААФ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1973

Многие боевые события, мужество и героизм экипажей кораблей, воинов сухопутной обороны, жителей города-героя в последние дни севастопольской эпопеи словно воскресают перед читателями тридцать лет спустя. Непосредственный участник и свидетель этих событий член Военного совета Черноморского флота вице-адмирал И. И. Азаров был в числе тех, кто выполнял труднейшие задачи по организации питания блокированной военно-морской базы, вывозу раненых и эвакуации гражданского населения. В начале войны Азаров был членом Военного совета Одесского оборонительного района, поэтому он хорошо знал по опыту, что нужно осажденному, прижатому к морю городу. Авторский рассказ построен на достоверном материале и ярко отображает боевую обстановку, действия бойцов, командиров, политработников всех родов войск, их боевое содружество, объединенное глубокой убежденностью в неизбежности нашей победы над фашизмом.

---

Через несколько дней приказом командующего Северо-Кавказским фронтом от имени Президиума Верховного Совета СССР личный состав лидера «Ташкент» был награжден орденами и медалями Советского Союза. На Черноморском флоте не было ни одного надводного корабля, где имел бы боевые правительственные награды весь личный состав.

Перед отъездом в Москву Евгений Петрович Петров рассказал мне о своих впечатлениях во время похода в Камышевую бухту. Он почти все время находился на мостике и видел, как действовали моряки при налетах вражеской авиации и атаках торпедных катеров. Писатель был покорен настоящей воинской доблестью, величием и красотой духа советского человека.

— Кто видел этих моряков в бою, тот не может без восхищения думать о каждом из них. Я не раз вспоминал, с каким восторгом вы, Илья Ильич, рассказывали мне о командире и экипаже «Ташкента», и думал, что эти люди, их дела и подвиги достойны еще большего восхищения.

Евгений Петрович рассказал об одном из эпизодов, показавшемся ему примечательным. Это было после продолжительного налета вражеской авиации. Закончилась стрельба, и на мостик принесли свернутые парусиновые подвесные койки с пробковыми матрацами. Как объяснил Петрову комиссар Коновалов, этими койками должны были обставить мостик, чтобы укрыть его от осколков и тем самым уберечь командира и команду ходового мостика.

— Видел я, как вестовой принес Ерошенко китель с орденом Красного Знамени. Я понимал, что командир не случайно надел его. Впрочем, комиссар объяснил это, по-моему, очень верно. Орден — это совесть не только командира, но и всего экипажа… Должен признаться, — продолжал Евгений Петрович, — что мне было к вечеру не по себе. Днем иначе: я видел атакующие самолеты и маневры корабля, а в наступивших сумерках давила неизвестность. На мостике говорили о возможной атаке торпедных катеров торпедоносцев, и это действовало на меня удручающе. Положение пассажира во время боя незавидное — все заняты чем-то, а ты наблюдатель, зритель… Правда, рассуждали о возможном нападении торпедных катеров настолько буднично, что я постепенно успокоился, но все время поглядывал направо, так как понял из слов командира, что ожидать атаку нужно правого борта. И все-таки я был ошеломлен, когда в первый момент тревоги голоса сигнальщиков, с боевых постов наблюдавших за морем, слились с залпом и вспышками огня. Пришел я в себя, когда стрельба уже прекратилась и катера отвернули…

В незаконченном очерке «Прорыв блокады» Е. Петров так описывал приход лидера в Камышевую бухту:

«…И вот мы увидели в лунном свете кусок скалистой земли, о котором с гордостью и состраданием думает сейчас вся наша советская земля. Я знал, как невелик севастопольский участок фронта, но у меня сжалось сердце, когда я увидел его с моря. Таким он казался маленьким. Он был четко обрисован непрерывными вспышками орудийных залпов. Огненная дуга. Ее можно было охватить глазом, не поворачивая головы. По небу непрерывно двигались прожекторы, и вдоль них медленно текли вверх огоньки трассирующих пуль. Когда мы пришвартовались к пристани и прекратился громкий шум машин, сразу стала слышна почти непрерывная канонада. Севастопольская канонада июня 1942 года».

Петров был свидетелем разговора между командиром и комиссаром, когда старпом Орловский доложил, что на борт уже принято более тысячи раненых, в том числе женщин и детей.

Ерошенко и Коновалов посоветовались и решили принять еще тысячу человек.

А моряки между тем разносили воду в чайниках. Днем на берегу негде было укрыться от палящих лучей июньского солнца, с водой было плохо: ее доставляли ночами с 35-й и 73-й батарей в цистернах. Этого, конечно, не хватало, и раненые изнемогали от жажды.

Григорий Андреевич Коновалов рассказывал мне позже, как во время налета авиации, когда у крупнокалиберного пулемета на мостике кончились патроны, а подносить их было некому, потому что подносчик нес в это время вахту, Петров бегал вниз и подавал коробки с лентами на мостик. В Камышевой бухте он носил вместе с моряками тяжелораненых.

— Сейчас еще не обо всем можно писать, — закончил Петров разговор со мной, — но я не забуду никогда, что видел, что слышал от раненых красноармейцев, командиров, от женщин и детей. Сколько в этих словах было горячей любви и признательности к морякам. Придет время, я обязательно напишу обо всем, что видел…

К сожалению, при возвращении в Москву Е. П. Петров трагически погиб. Он так и не успел рассказать всего, что видел при прорыве лидера «Ташкент» в осажденный Севастополь.

Прошли годы. Выступая как-то с воспоминаниями о войне на Черном море, я рассказывал об экипаже «Ташкента». В перерыве ко мне подошел невысокого роста мужчина с орденской планкой на груди и, волнуясь, стал говорить о том, что он один из вывезенных в июньские дни сорок второго года из осажденного Севастополя.

— Никогда не забудут подвиг экипажа не только те, кого вывезли из Севастополя, но и наши дети и внуки, — сказал он. — В наших сердцах навсегда сохранится признательность к морякам.

Эту признательность люди проносят сквозь годы, через всю жизнь.

Интересная встреча произошла у меня в Московском государственном институте культуры в 1962 году. Я присутствовал на студенческом диспуте о чести личной и чести коллектива. Юноши и девушки внимательно слушали рассказ о подвигах моряков в годы Великой Отечественной войны, товарищеской взаимопомощи, особенно о беспримерном переходе «Ташкента», когда мужество и героизм проявили не только отдельные люди, но и весь коллектив, весь экипаж корабля.

Диспут уже окончился, когда вдруг попросил слово один из студентов — Юрий Сердериди. Он подошел к трибуне, но никак не мог справиться с волнением, несколько раз повторял:

— Товарищи!

Собравшиеся было уходить студенты притихли.

— Товарищи! Мне трудно говорить, но я должен сейчас это сказать. Все, что рассказывал здесь адмирал о моряках «Ташкента», — правда. Мою мать и нас, троих братьев, вывезли на «Ташкенте» из осажденного Севастополя. Это было двадцать лет назад. Но сегодня я вспомнил все, что мы пережили в ожидании прихода корабля и по пути в Новороссийск… И я хочу сказать, что для нашей семьи «Ташкент» стал символом жизни, а его моряки — воплощением героизма.

После диспута Юрий Иванович рассказал мне о подробностях тех дней, потом я получил от него и от его братьев письма. Мне хочется коротко рассказать об этой семье.

…В Балаклаве в небольшом домике в конце 1941 года жили с матерью трое мальчишек — Ставр, Юра и Саша, 11, 8 и 3 лет. Отец, Иван Сердериди, воевал под Севастополем. Его часть занимала позиции на оборонительном участке, расположенном на Итальянском кладбище. Во время одного из налетов семья Сердериди перебралась в соседний подвал, где ютились четыре других семьи. Вскоре и в подвале нельзя было спасаться, и Сердериди вместе с другими ушли в горы, в бомбоубежище. Все, кто мог, ходили на передовую, рыли окопы, подносили бойцам боеприпасы. Не раз бегал к отцу и старший из братьев — Ставр, которого бойцы прозвали за его смелость и находчивость Павликом Морозовым, так и осталось у Ставра второе имя до сих пор.

В июне 1942 года семьи бойцов на подводах приехали в Севастополь, 27 июня Сердериди были на лидере «Ташкент» с ранеными.

Тяжело пришлось матери троих детей и потом, после прихода в Новороссийск, но все уже в прошлом, хотя и не забыто. Вернулся отец с войны, учились дети.

Сейчас родители Юрия Ивановича живут в Анапе, там же с семьей живет младший сын — он историк. В Тихорецке заведует районным отделом культуры Юрий Иванович. На Новороссийском мукомольно-элеваторном комбинате работает Ставр Иванович, или, как его чаще зовут, Павел Иванович. У всех братьев семьи, у каждого по дочке, а у Юрия Ивановича теперь уже две.

Вот так в жизни одной семьи, как в зеркале, отразилась жизнь всей страны: ее горе, беды, и сила, и радости. Выстояли наши люди, наша страна, и не только выстояли, но и окрепли, тверже стали в жизни и закалились в суровой борьбе, чтобы накрепко и впредь стоять и не дать повториться тому, что было пережито в годы Великой Отечественной войны.

Не забыт подвиг «Ташкента», хотя самого корабля давно уже нет. 2 июля 1942 года во время налета гитлеровской авиации на Новороссийск лидер «Ташкент» получил дополнительные сильные повреждения от попадания бомб и затонул у причала.

Мне запомнился рассказ комиссара лидера Григория Андреевича Коновалова о том, как краснофлотцы и старшины из БЧ-5, котельные машинисты, турбинисты и трюмные до налета авиации находились на палубе, а часть экипажа была на причале и на берегу.

Тревога позвала их не в укрытия, а к боевым постам. Они были верны своему долгу, стремились быть каждый на своем посту во внутренних отсеках корабля, чтобы бороться за его живучесть. Гибель корабля застала их на боевых постах…