Филип Дик - Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов

• Название: Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов
• Автор: Филип Дик
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-58608-0

Этот том трижды уникален.

Во-первых, все пять романов Филипа Дика издаются на русском языке впервые.

Во-вторых, романы не фантастические.

В-третьих, нефантастические произведения изданы в серии фантастики.

Содержание:

1. Шалтай-Болтай в Окленде (роман, перевод Г. Яропольского), стр. 5-180

2. Разбитый шар (роман, перевод А. Александрова), стр. 181-388

3. Мэри и великан (роман, перевод Д. Симановского), стр. 389-558

4. Прозябая на клочке земли (роман, перевод А. Александрова), стр. 559-792

5. На территории Мильтона Ламки (роман, перевод Г. Яропольского), стр. 793-973

---

— На это я и рассчитываю, — сказал Фергессон, а потом ему в голову пришло кое–что еще. — Женщины в мастерскую обращаться не будут. Машины туда пригоняют мужчины.

— Как долго вы занимаетесь ремонтным бизнесом?

— Большую часть жизни.

— И как оно вам?

— Нормально. — Он почувствовал нетерпение. — Ползаешь под машинами с утра до ночи, ни сна ни продыху.

— Вам понравилось то, что вы здесь увидели?

— Да.

— Вот ведь смешная, черт возьми, штука, — сказал Кармайкл. — Давайте–ка вернемся. — Он взял Фергессона под руку, и они вдвоем направились к котловану и холму за ним. — Сюда многие являются, едут всю дорогу от города… знают ведь, что здесь не закончено, знают, что шоссе не готово, как и дома, ан нет — когда приезжают, то озираются вокруг и лаются — как собаки. Бога ради, да чего же они хотят? Я–то вижу это местечко; все, что требуется, это уметь смотреть. Через два–три года здесь раскинутся сплошные лужайки, и жены будут их поливать, и дети станут повсюду лазать. Чего им надо? Эти застройки выглядят одинаковыми? Ну так и что, они перестанут походить друг на друга, когда в них заселятся люди. Это ведь люди заставляют их выглядеть по–разному. Возьмите любые шесть кварталов пустых домов — ужас, да и только. Это люди ввозят в них личную мебель и развешивают портьеры и картины по своему вкусу.

— Сколько вы продали домов? — спросил Фергессон.

— Шесть. Нет, семь. Есть еще один продавец, в городе.

Они пересекли котлован и остановились, чтобы Фергессон мог от дышаться.

— Какие–то деньги со стороны вы привлечете? — спросил Кармайкл.

— Нет. — Он опять тяжело дышал, карабканье далось немалым трудом. Давая себе повод передохнуть, он обернулся на дома, чтобы еще раз окинуть их взглядом, прежде чем снова лезть в горку. — Я могу потянуть это в одиночку, финансовую часть.

— Но вы бы наняли механиков?

— Да, — сказал Фергессон.

— Вы женаты? У вас есть семья?

— Да, — сказал он.

Кармайкл начал неторопливо подниматься по склону холма, и Фергессон последовал за ним. Башмаки старика увязали в глине, а трава, за которую он хватался, выскальзывала у него из пальцев. Кармайкл поднимался с прямой спиной, легко и уверенно, и неторопливо говорил:

— Вам решать. Нет причин, почему бы здесь это не выгорело. У них с этой застройкой связана куча денег, и все вертится вокруг шоссе. Им приблизительно известно, когда будет продано большинство домов. В любом случае, окупаться ваши затраты начнут сразу же, потому что здесь повсюду множество подобных площадок, большинство из них заселены, и люди едут сюда из Петалумы. А на выходные здесь все забито теми, кто едет на Русскую реку[12]. Вы же видели, сколько машин на шоссе Сто один. Это загруженная зона, и загрузка все растет. Чего же здесь ждать, кроме роста?

Джим Фергессон с трудом карабкался по склону. Шагавший впереди Кармайкл все говорил и говорил, и он его слушал со всей внимательностью, на какую был способен. Ладони у него были мокрыми и зудели от порезов о края травы. В одном месте он поскользнулся и упал на влажную землю, пальцы увязли в ней, и он закрыл глаза. Кармайкл добрался до вершины и шел дальше, теперь уже медленнее, потому что чувствовал, что старик за ним не поспевает. Фергессон поднялся и стал ступать широко, чтобы в три шага закончить остаток подъема. На вершине было скопление стальных опорных балок, и, когда он достиг их, его башмак запутался в траве, выросшей между ними. Он шагнул вперед и рухнул. Из него вырвался воздух, он упал в темноту, упал так внезапно, что не смог издать ни звука. Земля притянула его, словно магнит. Он упал на нее, как металл, ничком, раскинув руки; не увидел, как вздыбилась земля, не услышал собственного падения. Только что он с трудом ковылял позади Кармайкла, и вот уже лежит ничком в грязи.

Кармайкл, продолжая говорить, сделал еще несколько шагов. Оглянувшись, чертыхнулся, вернулся и наклонился, приблизив свое безмятежное лошадиное лицо к лицу Фергессона. Тот почувствовал его присутствие и заворчал, пытаясь подняться. Но подняться он не мог. Не было сил. Он ничего не слышал, кроме отдаленного жужжания, и, хотя он помнил голос Кармайкла, не мог на самом деле понять, что это за звуки.

Ухватив старика за руку, Кармайкл пытался поднять его. Он поднимал его обеими руками, но Фергессон не шелохнулся; Кармайкл не способен был сдвинуть его с места, а Фергессон чувствовал свой собственный вес, тяжелый и мертвый, плотно прихваченный магнетической землей. Он попал в западню и не мог ничего ни сделать, ни произнести; мог только ждать. И надеяться, что Кармайкл найдет выход.

— Эй! — позвал Кармайкл, обращаясь к нескольким рабочим на склоне холма. — Здесь требуется помощь.

Рабочие подошли к нему. Фергессон не чувствовал ни испуга, ни того, что он оказался в дурацком положении; он ощущал лишь слабую тошноту и начинающуюся боль в груди. В его сознании отпечатывались очертания стальных опорных балок. Они были под ним. Давление превратилось в боль, и он сморщился.

— Что случилось? — спросил кто–то из рабочих.

— Он упал, — сказал Кармайкл.

Они подняли старика на ноги, перевели его в стоячее положение. Фергессон обнаружил, что он стоит и что с него спадают комья грязи и раздавленные сорняки. Однако давление в груди так и осталось; он поднял руку и машинально пригладил волосы. Собственное лицо показалось ему отекшим и сочащимся влагой, как будто из него струилась кровь.

— Спасибо, — сказал Кармайкл, и рабочие разошлись. — Эй, — обратился он к Фергессону. — Ну вы и грохнулись!

Фергессон кивнул. Боль в груди лишала его дара речи. Он коснулся ее своими оцепеневшими пальцами, но не почувствовал ровным счетом ничего. Говорить он тоже не мог. Теперь он испугался.

— Пойдемте в офис, — сказал Кармайкл. Придерживая Фергессона за плечо, он привел его к лачуге с крышей, покрытой толем. — Чашку кофе?

— Нет, — сказал Фергессон. Его голос звучал разлаженно и словно бы доносился издалека. Он как будто слышал его по телефону. — Мне надо возвращаться.

— Хотите сесть в свою машину?

Фергессон кивнул, и Кармайкл подвел его к припаркованному «Понтиаку». Кармайкл открыл дверцу, и старик забрался за руль. Он откинулся на мягкое сиденье и большими глотками всасывал воздух. От воздуха у него саднило в горле, как будто его он тоже ободрал при падении. Подняв руку к грудной клетке, он надавил на нее.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Кармайкл.

Он кивнул.

— Надо было смотреть на эту мокрую землю, с ней шутки плохи.

— Да, — сказал Фергессон.

В голове у него начало проясняться, и он стал осознавать, что к чему. Но боль в груди свидетельствовала, что внутри у него что–то повреждено; он дрожал от испуга и хотел, чтобы Кармайкл оставил его в покое. Ему не терпелось вернуться в Окленд.

Кармайкл, опершись на дверцу машину, долго говорил, продолжая свои рассуждения как ни в чем не бывало. Его бесконечное спокойствие нарушено не было: старик упал, а Кармайкл организовал, чтобы его подняли на ноги. Старик обливался потом, откинувшись на сиденье своего автомобиля, и думал, как доехать обратно. Он был уверен, что справится; сможет, если понадобится, съехать с дороги. Решив ехать прямо сейчас, он открыл глаза и перебил агента по продажам:

— Спасибо, мистер Кармайкл. Увидимся.

Правой рукой он включил зажигание, ногой надавил на газ. Мотор завелся.

— Погодите, — сказал Кармайкл. — Я дам вам свою карточку.

Фергессон принял карточку и сунул ее себе в карман. Он отъехал на ярд, а Кармайкл шагал рядом. Глядя через ветровое стекло, Фергессон моргал, когда пот просачивался сквозь брови и затекал в глаза. Боль стала интенсивнее, не такой приглушенной, как прежде; он почувствовал, что она локализуется в сердце, и внезапно понял, что у него был сердечный приступ: не сильный, легкий, случившийся из–за ходьбы в гору и волнения.

— До свидания, — сказал он и кивнул; автомобиль тронулся с места и покатил по дороге.

— Увидимся, Джим, — сказал Кармайкл.

Он исчез из поля зрения Фергессона. Звук его голоса растаял. Фергессон вел машину, вцепившись в руль обеими руками. Проехав около мили, он приостановился и снова откинулся на сиденье, стараясь устроиться поудобнее. Боль, казалось, ослабевала. Это его радовало.

К тому времени, когда он снова отыскал шоссе, ему уже вполне удавалось сидеть прямо. Спазм ослабел — или боль утихла. Трясущейся рукой он впервые переключился на высокую скорость. Рев двигателя стал тише.

Он все еще был испуган и, ведя машину, напевал самому себе: «Бом–бом, бом–бом». Это ничего не означало, и он никогда прежде не издавал подобных звуков, не было случая, чтобы его губы снова и снова повторяли такие звуки, как будто они были чем–то важным. «Бом–бом». Он испытал облегчение, когда по обе стороны увидел Сан–Рафаэль, потому что это означало, что вскоре он окажется на мосту и поедет обратно к Ист–Бэю. «Бом–бом», — сказал он себе, вслушиваясь в собственный голос. Силы его восстановились, и он повторил это громче. Полуденное солнце припекало, из–за чего пот стекал у него по щекам и заливался под воротник. Куртка сковывала его движения, а когда он пошевелился, то почувствовал подергивание ткани. Возможно, подумал он, стальные балки рассекли ему грудь.