Себастьян Фолкс - И пели птицы...

• Название: И пели птицы...
• Автор: Себастьян Фолкс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-905891-38-0

«И пели птицы…» — наиболее известный роман Себастьяна Фолкса, ставший классикой современной английской литературы. С момента выхода в 1993 году он не покидает списков самых любимых британцами литературных произведений всех времен. Он включен в курсы литературы и английского языка большинства университетов. Тираж книги в одной только Великобритании составил около двух с половиной миллионов экземпляров.

Это история молодого англичанина Стивена Рейсфорда, который в 1910 году приезжает в небольшой французский город Амьен, где влюбляется в Изабель Азер. Молодая женщина несчастлива в неравном браке и отвечает Стивену взаимностью. Невозможность справиться с безумной страстью заставляет их бежать из Амьена…

Начинается война, Стивен уходит добровольцем на фронт, где в кровавом месиве вселенского масштаба отчаянно пытается сохранить рассудок и волю к жизни. Свои чувства и мысли он записывает в дневнике, который ведет вопреки запретам военного времени.

Спустя десятилетия этот дневник попадает в руки его внучки Элизабет. Круг замыкается — прошлое встречается с настоящим.

Этот роман — дань большого писателя памяти Первой мировой войны. Он о любви и смерти, о мужестве и страдании — о судьбах людей, попавших в жернова Истории.

Амбициозный, мучительный, бередящий душу, вызывающий бессонницу, этот роман не безупречен — всего лишь великолепен.

New Yorker

Абсолютно заслуживает всех своих наград и почестей… Одна из лучших книг, когда-либо прочитанных мною.

Los Angeles Book Review

He могу вспомнить другую книгу, так же сильно потрясшую меня… которая могла бы сравниться с этой в отображении возможностей человеческого духа.

Daily Mail

Глубоко волнующий, блестяще написанный роман о войне и любви.

The Times

Текст гипнотической силы! Трагический и чувственный одновременно.

New York Times Book Review

---

8

У Рене Азера никаких подозрений касательно происходившего в его доме не возникло. Над добрыми чувствами, которые он питал к Изабель, взяли верх гнев и досада на свое телесное бессилие, на неспособность овладеть миром ее чувств. Он не любил ее, но при этом желал, чтобы она прониклась к нему чувствами. Азер понимал, что жена жалеет его, и разъярялся от этого еще пуще. Терзания его произрастали, как верно угадала Изабель, из ощущения своей вины. Азер помнил, какое удовольствие доставляла ему мысль о том, что он стал первым мужчиной, вторгшимся в ее тело, такое молодое в сравнении с ним, помнил восторженный трепет, который пронизал его, что уж греха таить, когда она закричала от боли. И помнил недоумение в ее взгляде. Он чувствовал, что Изабель в большей, нежели первая его жена, мере способна откликаться на физический акт любви, но, увидев недоумение на ее лице, решил скорее подчинить себе жену, чем завоевать ее терпением. В то время Изабель, хоть она и казалась отцу слишком своенравной, была все же достаточно кротка и невинна, чтобы во всем уступить мужчине, который отнесся бы к ней с предупредительностью и любовью, но от Азера не дождалась ни того ни другого. Муж пробудил в ней чувственные и плотские аппетиты и оставил их неудовлетворенными, бросив все силы на безуспешную борьбу с собственными изъянами.

Что до Стивена, оснований не доверять ему Азер не видел. О деле англичанин определенно знал многое, в особенности для человека его лет, с Меро и рабочими ладил. Нельзя сказать, что Стивен так уж нравился Азеру, — если бы его спросили почему, он ответил бы, что в молодом человеке присутствует некая холодность, обособленность. В Стивене эти черты проявлялись по-иному, и все же именно их Азер не любил в себе. И уж во всяком случае, для записного волокиты Стивен представлялся ему слишком погруженным в себя, слишком необщительным. Ловеласы, полагал Азер, вмиг выдают себя игривыми разговорчиками, они обыкновенно и красивее, и остроумнее, чем Стивен, и стараются увлечь женщину, являя ей откровенные соблазны. Тот же Берар, вне всяких сомнений, был в молодые годы изрядным дамским угодником, думал Азер. А тихая учтивость Стивена никакой угрозы не представляла, он, хоть и выглядел старше настоящих своих лет, оставался мальчишкой. Английский костюм сидел на нем превосходно, волосы у него были густые, однако красавцем Азер его не назвал бы. Стивен был в его доме постояльцем, платным гостем, который пусть и требовал от Азера внимания несколько большего, чем Маргерит, но в число домочадцев все-таки не входил.

Да и что ни говори, главным для Азера была фабрика. Занимаясь посреди ее лязга неприятной бумажной работой, принимая важные решения, он редко вспоминал о доме, о детях, об Изабель.

Через неделю после беспорядков он сказал Стивену, что тот может вернуться к работе, хотя от посещения организуемых Меро собраний ему лучше воздержаться. Опасность забастовки, судя по всему, уменьшилась; малышу Люсьену, с удовольствием констатировал Азер, распалить страсти рабочих не удалось. Услышав от Стивена, что тот не прочь переждать еще день-другой, Азер удивился, ибо полагал, что молодому человеку скучно сидеть в доме, где у него всего-то и компании, что Изабель да Лизетта, однако согласился отложить возвращение Стивена на фабрику до начала следующей недели.

На посланную Стивеном в Лондон телеграмму пришел ответ в виде подробного письма его работодателя. Он может остаться в Амьене до конца месяца, но после этого должен немедленно представить на Леденхолл-стрит письменный доклад. Стивен счел, что ему повезло, — он сумел выговорить себе три дополнительные недели, — и послал в Лондон успокоительную телеграмму. Изабель он о дне своего отъезда ничего не сказал; дата представлялась Стивену слишком далекой, чтобы тревожиться, а каждый день в Амьене был настолько полон событиями, что ему казалось, будто жизнь его коренным образом меняется прямо на глазах.

Наступили выходные, на которые была назначена рыбалка на Анкре. Берары принять в ней участие не смогли — заболела тетя Элиза, и потому к поезду на Альбер отправились лишь Азеры с Маргерит и Стивеном в придачу.

Перед вокзалом простиралась огромная мощеная площадь; входом в него служила застекленная арка, увенчанная островерхой часовой башней. Уверяли, что вокзал этот предвосхитил работу, проделанную в Париже Османом. Амьен во всем старательно подделывался под столицу, однако жители его гордились тем, что правильную дорогу указал ей именно их вокзал. Справа стояли в ряд ожидавшие седоков конные экипажи, а под двумя газовыми фонарями выстроились, также рядком, ручные тележки. Слева от входа был разбит строгих очертаний сквер с тремя расположенными под разными углами овальными газонами, вносившими некоторое разнообразие в строгость вида, который открывался подходившим к вокзалу с улицы пассажирам.

Кассовый зал был наполнен семействами, которые надумали выбраться за город, на природу. По платформе, лязгая колесами, разъезжали взад-вперед тележки, толкаемые торговцами, предлагавшими публике вино и начиненные сыром или сосисками багеты. Ко времени появления Азеров окна большого вокзального ресторана уже запотели от испарений, вылетавших из кухни, где варился к обеду суп. Когда открывались вращающиеся двери, из них истекали едва уловимые запахи кресс-салата и щавеля, а за дверьми различались официанты в черных жилетах и длинных белых передниках, которые несли из неведомой дали к столикам подносы с чашками кофе и рюмками коньяку и выкрикивали в сторону буфетной стойки заказы посетителей. На самом дальнем от кухни краю зала возвышался высокий кассовый аппарат; сидевшая за ним седовласая женщина стальным пером заносила в учетную книгу получаемые ею суммы.

Два паровоза пыхтели на отполированных рельсах, за ними возвышались их тендеры. Чумазые, покрытые угольной пылью лица машиниста и кочегара являли живые свидетельства неустанных трудов инженеров и рабочих, проложивших железные пути на запад, к Парижу, и на север, к побережью; разительным контрастом этим лицам служили лоснящиеся бока окрашенных вагонов и словно сошедшая с картинки толпа дам с детьми в пастельных нарядах под разноцветными зонтиками. Грегуара, замершего в экстатическом созерцании парижского экспресса, пришлось силком тащить к платформе, у которой стояли поезда поскромнее, ожидавшие сигнала к отправке по боковым веткам, ведущим к Альберу и Бапому.

Сидя на горячих плюшевых сиденьях вагона, они смотрели, как медленно удаляется центр города. Шпиль кафедрального собора, блеснув, скрылся вдали, и поезд устремился к Лонго, прогрохотал по пересечениям с другими путями и, повернув на север, набрал скорость; вскоре усталое пыхтение паровоза сменилось мерным, частым перестуком колес.

Лизетта сидела, положив руки на колени, рядом с мачехой, посреди скамьи, с другого ее боку располагался Грегуар, а напротив — между Стивеном и Маргерит — Азер.

— Так вы собираетесь поймать самую большую рыбу? — слегка склонив голову набок, спросила у Стивена девочка.

— Не думаю. Полагаю, для этого необходимо хорошо разбираться в особенностях реки. Да и французские рыбы умнее английских.

Лизетта хихикнула.

— Впрочем, совсем не важно, какую рыбу поймаешь. Главное — удовольствие от ловли.

— Самую большую поймаю я, — заявил Грегуар. — Вот увидите.

— Могу поспорить, что Стивена тебе не победить, — сказала Лизетта.

— Кого? — переспросил Азер.

— Ты хотела сказать, месье Рейсфорда, Лизетта, — чопорно произнесла Изабель, чуть запнувшись от сознания своего лицемерия.

Лизетта обратила к мачехе недоумевающий взор:

— Правда? Ах да, наверное.

Сердце Изабель забилось почти неслышно для нее самой. Встретиться взглядом со Стивеном она не решалась, да и не смогла бы, поскольку он, услышав свое имя, пришел в замешательство и углубился в созерцание зеленого холмистого ландшафта, проплывавшего за прямоугольниками вагонных окон.

Ни Азера, ни Грегуара оговорка Лизетты ни на какие мысли не навела, Изабель же принялась подробно расспрашивать Маргерит о том, прихватила ли она из дому запасную одежду на случай, если детям захочется искупаться в реке.

— Во всяком случае, — сказала Лизетта Грегуару, — того, что ты поймаешь, никто и в рот не возьмет, не правда ли, Сти… месье?

— Что? Ну почему же? Ты ведь хороший рыбак, верно, Грегуар? Вон какая у тебя замечательная новая удочка.

Лизетта смерила брата, отвлекшего от нее, как она полагала, внимание Стивена, сердитым взглядом и до конца поездки не произнесла больше ни слова.

Второй поезд повез их из Альбера по сельской узкоколейке, протянутой от Анкра, мимо деревень Мениль и Амель, до Бокура. Выглянувшее из-за туч солнце стояло высоко над лесистым холмом, освещая зеленую долину реки. Между рельсовой колеей и водой лежали луга и большие, поросшие сорной травой участки земли. Компания спустилась по сухой тропинке к воротам в изгороди, которая тянулась футах примерно в двадцати от реки, и увидела на другом ее берегу удильщиков: одиноких мужчин и стайку мальчишек, кто-то из них сидел на раскладном стуле, кто-то на земле, опустив ноги в воду. На одних участках Анкр сужался настолько, что сильный мужчина мог перекинуть через него камень, на других разливался так широко, что переплыть на другой берег рискнул бы лишь уверенный в своих силах пловец. На разливах Анкр оставался спокойным, вода легко плескала в берега, поросшие камышом с завязшими в нем гнилыми стволами деревьев; в узких местах река местами белела от пены — там выходили на поверхность быстрые струи течения.