Алексей Тепляков - «Непроницаемые недра»: ВЧК-ОГПУ в Сибири. 1918–1929 гг.

• Название: «Непроницаемые недра»: ВЧК-ОГПУ в Сибири. 1918–1929 гг.
• Автор: Алексей Тепляков
• Издательство: АИРО-XXI
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-91022-042-7

Монография посвящена малоизученной теме организации и деятельности региональных чекистских органов. Автор рассматривает вопросы красного и белого террора, показывает переход от стихийных партизанских расправ над сторонниками колчаковской власти к «упорядоченному» истреблению политических противников большевиков органами полномочного представительства ВЧК по Сибири. Подробно анализируются строительство многоуровневой чекистской машины на территории огромного края, агентурно-оперативная работа, психология, быт и нравы провинциальных чекистов.

---

Боявшиеся гласности власти старались покрывать даже самые очевидные проступки «своих». Так, Павлуновский на заседании Сиббюро ЦК 6 июня 1921 г. вступился за бывшего чекиста Л.Г. Леонидова и партийца Смирнова, отданных под трибунал за избиения крестьян, изнасилования и пьянство во время кампании по выполнению продразвёрстки в Новониколаевском уезде, заявив: «Публично судить этих работников нельзя, так как тогда придётся неизбежно осудить вместе с ними и всю продполитику». Председатель Сибревкома согласился с мнением полпреда ВЧК[254].

Рассматривая дело группы 4 чекистов-транспортников и 20 местных партийцев, убившей в конце 1921 г. на ст. Топки несколько человек «с целью истребления гадов» (среди них были три работника железной дороги и командир роты 182-го полка) и покушавшихся на убийство члена Томского губкома РКП(б) Никитина, а также священника, Сиббюро ЦК в мае 1922 г. постановило, что расстрела к убийцам применять не следует. Бывали, правда, случаи подчёркнуто жёсткого отношения к бандитствующим коммунистам, но они относились к более позднему времени. Например, рассмотрев 27 марта 1924 г. дело Жирова и Нежданова, организовавших в 1921 г. «подпольную ЧК» и обвинявшихся в расстрелах и грабежах, Сиббюро указало суду «не останавливаться перед вынесением высшей меры наказания», а по итогам процесса постановило «настаивать перед ЦК РКП о приведении приговора в исполнение»[255].

В 1921–1923 гг. в период массового повстанчества в Якутии (численность мятежников доходила до 10 тыс.) «красный бандитизм» был повальным. Местный партийный лидер И.И. Барахов позднее писал: «Как в прифронтовой полосе, так и в г. Якутске, вымогательства, истязания, таинственное исчезновение людей (аресты в масках) стали обычным явлением. Уже в ноябре [1921 г.]…выплыли дела двух сотрудников Губчека Боруна и Корякина (оба уголовные ссыльные рецидивисты) по обвинению их в изнасиловании заложниц, жён скрывшихся якутов, в зверской пытке над ними и над якутами, заподозренными в сочувствии или в поддержке бандитов. Дело это кончилось тем, что Борун просидел несколько дней в тюрьме и был освобожден, а Корякин скрылся». При председателе губчека А.В. Агееве «пытки, порки, шомпола, избиения не прекращались», причём Агеев лично избивал даже женщин.

Следует отметить, что крайняя жестокость местных властей была откликом на соответствующие установки центра. Приказ Полномочной комиссии ВЦИК № 171 от 11 июня 1921 г. санкционировал расстрел заложников из мирного населения на территориях, охваченных повстанчеством. Известный приказ командующего 5-й армией И.П. Уборевича от 22 сентября 1921 г., обращенный к населению Енисейской, Иркутской и Якутской губерний, объявлял о самых жестоких мерах в борьбе с повстанцами. В Якутии, например, в «неблагонадёжных» селениях в порядке террора расстреливали каждого пятого жителя.

Только с марта 1922 г. военно-чекистские отряды в Якутии начали отказываться от практики поголовного истребления пленных повстанцев. Как отмечал полгода спустя М.К. Аммосов, сожалея о слишком широком применении террора в Якутии, «одержав победу над своим бандитизмом, партия одержала тем самым победу над повстанческим движением». Но эта коррекция карательной политики не означала наказаний для тех представителей властных структур, кто оказался замешан в преступлениях против населения. Весной 1922 г. сменивший арестованного и изгнанного Агеева Ф.Н. Богословский, ранее давший согласие убрать из ГПУ шестерых особенно отличившихся в бандитизме сотрудников, категорически отказался это сделать. Руководство Якутии в конце концов волевым порядком прекратило все дела, заведённые против бандитов[256]. В подобном снисходительном отношении наиболее наглядно проявилось идейное родство власти и её криминализированного крыла.

В конце 1919 — начале 1922 гг. органы ВЧК Сибири, опираясь на помощь внутренних войск, милиции, бывших партизан и вооружённых комячеек, осуществили настоящую социальную чистку, затронувшую многие десятки тысяч нелояльных лиц. Было в основном подавлено вооружённое сопротивление режиму, уничтожены и разогнаны организации несоветских партий, осуществлены массовые репрессии против бывших офицеров, чиновников, зажиточных крестьян, интеллигенции, священнослужителей, а также уголовных элементов. Тысячи людей стали жертвами приговоров губернских и уездных чека по обычно грубо сфабрикованным делам, десятки тысяч — жертвами бессудных расправ со стороны внутренних войск, чекистов, милиции, коммунистических отрядов и ячеек. Число жертв чистки вряд ли когда-нибудь будет установлено с удовлетворительной точностью, ибо основной процент погибших падает на неучтённых жертв расправ при подавлении восстаний и повального «красного бандитизма», широко практиковавшегося местными органами власти.

Если считать число жертв подавления Западносибирского восстания равным минимум 30 тыс., а погибших при подавлении десятков других мятежей — близким к этой цифре, то с учётом жертв «красного бандитизма» и приговоров коллегий чека и трибуналов человеческие потери в Сибири могут составить цифру, близкую к 100 тыс. чел. (или ещё гораздо больше, если распространить ставшее известным количество расстрелянных Алтайской губчека — 10 тыс. в 1920 г. — на остальные регионы, а также учесть жертв партизанского террора 1918–1920 гг.). Население Сибири было крайне терроризировано массовыми репрессиями и после 1922 г. не участвовало в крупных антикоммунистических выступлениях.

Система ВЧК наглядно воспроизводила наиболее архаичные формы российского политического сыска XVII–XIX веков: абсолютизация доноса, массовые аресты, пыточное следствие, невыносимые условия содержания, использование провокаторов, тайные судилища с предопределённым приговором, применение мучительных способов казни, секретность захоронений осуждённых. И если пытки в XIX столетии перестали быть распространённым элементом политического сыскного дела, то агенты-провокаторы активно применялись царской полицией и в начале XX столетия. Однако при большевиках уже невозможно было появление таких людей, как директор департамента полиции А.А. Лопухин, способных из соображений чести и не боясь неизбежного уголовного наказания, «сдать» общественности виднейших агентов-провокаторов из экстремистского лагеря вроде Азефа. Напротив, именно провокационная работа являлась краеугольным камнем во всей системе советского политического сыска.

Был создан и культивировался особый психологический тип чекиста — внешне отважного и преданного борца с тайными и явными происками контрреволюции, а по сути — чиновника-карьериста, призванного любыми способами разоблачать и уничтожать врагов нового строя. Требование беспощадности было главным и отразилось в классической формулировке награждений — «За беспощадную борьбу с контрреволюцией». В результате интенсивной работы по вербовке агентурного аппарата удалось создать основательное осведомление, проникшее во все поры общества и концентрировавшееся как в среде лиц, враждебных режиму, так и в партийно-государственном аппарате. В принципах руководства агентурой со стороны чекистов чётко просматривается криминальный подтекст, связанный с принуждением сексотов к различным провокациям и оговорам.

Можно согласиться с мнением В.И. Шишкина о том, что уже в начале 20-х гг. в Советской России существовали государственный аппарат и карательные органы, способные осуществлять политику тотального контроля над обществом[257]. Хотя значительная часть жителей Сибири, особенно в удалённых регионах, в начале 1920-х гг. не была охвачена надёжным контролем, активная часть населения находилась под чекистским колпаком, что обоснованно позволяло властям считать своё положение достаточно прочным.

Глава 2 ВЧК-ОГПУ В 1922–1929 гг.: ЛОКАЛЬНЫЕ ЧИСТКИ

Преобразование ВЧК в ГПУ, новые структура и функции чекистского аппарата

За годы своего существования органы ВЧК с помощью целенаправленной политики РКП(б) и самого чекистского руководства были превращены в строго централизованный военизированный аппарат, укомплектованный преимущественно коммунистами и сочувствующими партии и строго проводивший в жизнь партийные директивы. Разветвлённая агентурно-осведомительная сеть позволяла чекистам контролировать все слои общества, они располагали также внушительной разведсетью за рубежом. ВЧК, будучи детищем периода «военного коммунизма», прекратила своё существование с началом новой эпохи в жизни советского государства.

Прекращение масштабных боевых действий в 1920 г. в основных центрах Советской России (на юге России, Украине, в Средней Азии, Сибири и на Дальнем Востоке гражданская война де-факто продолжалась) создали у советской верхушки иллюзию полной победы и возможности продолжать и углублять политику «военного коммунизма». Однако события первых месяцев 1921 г., связанные с широкими восстаниями в целых регионах (Западной Сибири, Тамбовской губернии) и в армии (Кронштадтский мятеж) вынудили радикально пересмотреть идеологические принципы и отступить от них ради договорённости с крестьянством. Введение новой экономической политики не означало готовности столь же радикально поступиться в политической области. Однако определённые уступки были произведены. Самой явной из них стало — несмотря на яростное сопротивление чекистского руководства — упразднение ВЧК, которое последовало практически только через год после провозглашения нэпа.