Йоханнес Зиммель - Я признаюсь во всём

• Название: Я признаюсь во всём
• Автор: Йоханнес Зиммель
• Издательство: ООО «Мир книги»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-8405-0508-0

Вполне благополучный писатель-сценарист, к тому же разбогатевший в результате удачной банковской аферы, неожиданно узнает, что смертельно болен. Нет, он не кончает с собой — он ждет своего часа, не предпринимая ничего, чтобы его отдалить. Год — слишком маленький срок для жизни. Но в него могут уложиться два убийства и большая любовь, неожиданное прозрение и желание сделать добро совершенно посторонним людям. Автор не дает оценок поступкам своего героя — он заставляет нас размышлять об этом.

---

— Нет, спасибо.

— Спите спокойно, мистер Чендлер. Она ушла.

Я выключил свет и лежал в темноте. На потолке шевелились тени от листвы. Лаяла собака. Потом наступила тишина. Я попытался думать о завтрашнем дне, но чувствовал себя очень слабым. Медсестра дала мне сильное снотворное. Постель была мягкая и теплая, веки тяжелели. Может, позвонить Иоланте? Я размышлял. С каждой минутой возможность что-либо соображать таяла, позвонить становилось большой физической проблемой. У меня было чувство, что от слабости я не смогу поднять руку. У меня не было сил. Все стало безразличным.

Когда я почти уснул, зазвонил телефон.

Я вскочил и поискал рукой трубку. Когда я ее наконец нашел, я приложил ее к уху и опять опустился на подушку. Это была Иоланта.

— Меня не хотели с тобой соединять. — Ее голос звучал глухо и как будто издалека. — Но я настояла.

— Да, Иоланта, — медленно сказал я.

— Ты уже спал?

— Мне дали снотворное.

Тишина.

— Ты не позвонил, — сказала она.

— Да.

Опять тишина.

— Ну ничего, — сказала она.

— Иоланта…

Я мог говорить только отдельными словами, я лежал на трубке, мне казалось, я не смог бы ее удержать.

— Да?

— Они будут оперировать меня. Завтра.

— Да.

— Мне жаль, что я не позвонил.

— Ничего страшного.

Долгая тишина.

— Ты еще здесь? — спросила она.

— Да.

— Всего хорошего, Джимми.

— Спасибо.

— Больше мне нечего сказать.

— Я знаю.

В трубке что-то шуршало. Мы молчали.

— Иоланта, у тебя есть дома виски?

— Да.

— Выпей глоток.

— Хорошо, Джимми. — Через мгновение она спросила: — Ты думаешь об этом?

— Да, — сказал я. Я действительно думал об этом.

— О нашем последнем…

— Да, — сказал я.

— И ты мне позвонишь — потом?

— Да.

Опять тишина.

Потом:

— Ты не рассердишься, если я сейчас положу трубку?

— Нет, — сказал я. — Спокойной ночи. Не забудь про виски.

— И думай об этом.

— Да.

Потом она сказала:

— Если… если все будет плохо, Джимми, я убью себя вероналом. А об этом я тоже думаю. Это так мило, что мы оба об этом думаем, да?

— Да, — сказал я, — это мило.

18

День начался для меня в шесть часов утра.

Поесть мне не дали, зато меня посетил парикмахер. Он быстро и уверенно выполнил свою работу. Сначала он состриг мне волосы ножницами, потом стриг электрической машинкой, а после намылил мне голову и побрил ее. Он считал, что должен беседовать со мной, и рассказывал о своих детях.

Их было трое, два мальчика и одна девочка. Мальчики были здоровыми, а девочка все время болела. Он очень волновался за нее. Его звали Кафанке, он был из Берлина, но уехал оттуда из-за бомбежек. В 1945 году он приехал в Мюнхен. Это был очень милый парикмахер. В полседьмого он закончил работу.

— Желаю счастья, мистер Чендлер, — вежливо сказал он, прощаясь. После него пришла доктор Ройтер.

Она прекрасно выглядела, просто вызывающе — хорошо выспавшаяся и ухоженная. Она принесла шприц для инъекций и попросила меня оголить правое бедро. Я снял пижамные брюки. Она вонзила иглу.

— Так, — довольно сказала она.

— Что вы мне вкололи?

— Успокоительное, — сказала она. — Попозже вам сделают еще один укол.

— Зачем?

— Чтобы вы хорошо себя чувствовали, мистер Чендлер. Вот увидите, средство чудесным образом вас успокоит.

— Я не волнуюсь.

— Да, я вижу, — сказала она и улыбнулась. — У вас есть какие-нибудь пожелания?

— Я хочу посмотреть на себя в зеркало.

— Лучше не надо, — засмеялась она.

— Вы должны исполнить последнюю волю приговоренного, — настаивал я.

— Хорошо, — сказала она и достала зеркальце из шкафа. Она держала его передо мной, а я рассматривал себя. Я выглядел ужасно. Кожа головы покраснела, были видны следы от нескольких срезанных прыщей. Кости черепа рельефно выступали.

— Спасибо, — сказал я.

— Я вас предупреждала! — Она опять рассмеялась, положила зеркальце на место и ушла.

Я впадал в полусонное состояние. Все звуки стирались, мне опять было все безразлично. Я потерял ощущение времени, мне казалось, прошло минут пять, когда пришла медсестра. Оказалось, прошло уже полчаса.

После второй инъекции я погрузился в легкую дремоту. Несколько раз приходила и уходила доктор Ройтер. Я видел ее через полузакрытые глаза, слышал, когда она разговаривала со мной, я делал, что она говорила, но потом сразу же забывал ее слова. У меня были пожелания относительно удовлетворения определенных потребностей, но я еще не дошел до того, чтобы их озвучить.

— Госпожа доктор, — услышал я себя, — есть еще кое-что, о чем я хочу попросить. Речь идет о моей фирме. Надо… — Но на этом отрезке моей речи я потерял голос, способность концентрироваться исчезла, мои мысли путешествовали легко и свободно. Я забыл, что хотел сказать. Нет, я еще знал это. А потом уже не знал. И вообще это было не так важно. Не было ничего очень важного. И все казалось достаточно приятным…

Пришел огромный парень в белом халате и вкатил в палату операционную тележку. Он подошел ко мне, поднял меня из кровати как маленького ребенка, положил на тележку, накрыл простыней и повез к выходу. Я был невыразимо далеко от всего, но мог воспринимать все, что было вокруг меня, — голоса и лица, двери, окна, грузовой лифт.

Мы доехали до предоперационной, которая находилась вверху под крышей. Здесь великан оставил меня одного. Рядом разговаривали несколько человек. Инъекция уже действовала во всю свою силу. Я слышал голоса, но не понимал слов, я уже не знал, что они обозначают. Казалось, время безмерно расширяется, минуты превращались в часы. Почему ничего не происходило? Почему ко мне никто не подходит? Почему, наконец, меня не забирают? Но вскоре меня забрали, великан и медсестра. Они ввезли меня в операционную. Огромные окна операционной были затемнены, горели сильные лампы. Они подняли меня с тележки и положили на операционный стол под светящимся серебряным шаром. Надо мной склонились незнакомые лица. Они действительно были мне незнакомы? Неожиданно мне показалось, я узнал доктора Вогта.

— Как вы себя чувствуете? — спросило лицо, которое напомнило мне Вогта. Оно плавало в молочном свете блестящего купола.

— Хорошо, спасибо, — сказал я, но я уже не слышал собственного голоса. Лицо уплыло.

Медсестра закрепила мои руки. Теперь я не мог больше шевелиться. В следующее мгновение у меня зачесался нос. Он чесался невыносимо, я пытался подавить раздражение, но мне это не удавалось. Нос чесался все сильнее.

— Нос, — сказал я.

— Что? — спросила медсестра.

— Почешите его, пожалуйста.

Она выполнила мою просьбу.

Со всех сторон подошли люди в белом и посмотрели на меня.

— Пожалуй, начнем, — сказал один из них.

Забряцали инструменты. Что-то зажужжало.

Невидимые руки коснулись моего голого черепа. Нет, думал я, нет же! Я же еще в сознании, я же все вижу и чувствую. Как вы можете начинать, если я все чувствую?

У меня опять зачесался нос.

Может, через час я умру, подумал я. Может, я вижу этот зал в последний раз. Может, в этот момент заканчивается моя жизнь …

На лицах были маски. Кто-то провел холодным предметом по моей голове. Если я умру, подумал я, я ничего не оставлю после себя. Ни печали, ни друга, ничего прекрасного, никаких достижений, никаких воспоминаний. Никакой ненависти. И никакой любви. Никакого примера. Ничего. Если порассуждать, моя жизнь не была красивой. Или все же… Иногда она была прекрасной. Несколько часов. Я попытался вспомнить какой-нибудь из таких часов. Но мне ничего не приходило в голову.

Нос опять начал чесаться.

— Пожалуйста, сестра, — пробормотал я. Она почесала меня левой рукой. А правой воткнула мне иглу в предплечье. Это было последнее, что я помню. В следующий момент свет погас, голоса стихли, и я провалился в шахту глубокого темного колодца.

19

На дне колодца стало опять светло.

Он был похож на задворки. Здания вокруг представляли собой руины, окна — темные дыры. Было холодно, небо было серым. Здесь валялись рухлядь и мусор всех видов, множество отходов и нечистот. Под голым каштаном стояла скамейка. На скамейке сидела Иоланта. Я увидел ее сразу же, как вошел во двор, и подошел к ней.

— Извини, я опоздал.

— Ничего, — ответила она, — я жду всего два года.

На ней была длинная светлая одежда, похожая на роскошную ночную сорочку. Она встала и пошла по пустынному двору.

— Нам надо торопиться, — сказала она, — поезд скоро отходит. Через мгновение она добавила: — Он последний.

Мы быстро пошли вперед, хотя земля была очень неровной. Казалось, наши ноги почти не касаются ее, мы парили над ней, как в полете. Мы покинули двор и вошли через низкий грязный коридор внутрь руин.