Эдуард Вильде - В суровый край

• Название: В суровый край
• Автор: Эдуард Вильде
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1965

Роман «В суровый край» (1896) рисует социальные процессы эстонской деревни.

---

— Ты бы поджарила им кусочек мяса… И ложку масла возьми из горшка… Ты ведь знаешь, куда мы спрятали мешок с мясом и масло.

От этого неожиданного совета мать так и обомлела, ее точно по голове ударили. Она не верила своим ушам; несколько часов назад рычал, как лев, а теперь сам велит…

— Подождите, ребятки, — сказал Яан Микку и Маннь, — мать поджарит свинины. Вам, я вижу, сухой хлеб уже надоел.

С проворством, какого трудно было ожидать от больной старухи, Кай разожгла в печи огонь и принесла большой кусок мяса. Дети, глотая слюнки, прыгали и плясали вокруг нее с блестящими глазенками. Яан бросился на кровать, закрыл лицо руками и долго лежал неподвижно.

Низкая, тесная лачуга наполнилась сладкими запахами. Сало шипело и трещало на сковороде — лучшая музыка, какую когда-либо доводилось слышать обитателям хижины. Вкусный, щекочущий ноздри запах подымался к черному потолку — самый приятный запах на свете. Микк и Маннь вертелись точно на горячих углях; они готовы были схватить со сковороды недожаренные куски.

И вот наконец миска с мясом, хлеб и свежее масло стоят на столе! Горшок с мутным салачным рассолом отодвинут подальше. Микк и Маннь, тонкие, как спички, стоят у стола — они еще не притронулись к мясу, но уже поедают его глазами. С какой жадностью набросились они на свинину! Дети не ели, а прямо-таки пожирали ее. Сало стекало у них по пальцам, капало с губ, лица сплошь были вымазаны жиром. Даже маленькой Лийзи мать сунула кусочек мяса в кулачок. Крепко, как ястребенок, держала она в коготках свою добычу, обсасывая ее, и щечки девочки лоснились от жира… Никому из сидевших за столом и предававшихся этому чудесному занятию и в голову не приходило спросить, как попала сюда эта божественная еда, откуда и кто ее принес…

Один Яан не сел к столу. Мать несколько раз приглашала его, но он говорил, что не хочет есть. Повернувшись на бок, он наблюдал за пирующими, видел, как они с невыразимой радостью разделываются со своим злейшим врагом — голодом; в их открытых глазах светилось умиление и даже какое-то благоговение перед миской с мясом, они не могли оторвать от нее взгляда. Снова и снова протягивали они к ней вымазанные салом руки. И Яану вспомнилось, как он утром кормил поросенка…

— Сынок, ты что же, так и не сядешь? — спросила мать в третий раз.

— Нет. Ешьте вы…

— Да здесь всем хватит, иди!

— Оставьте меня в покое, я не хочу. Останется корка хлеба — мне и довольно.

— А мясо?

— Мяса я не хочу.

«Новая причуда», — подумала мать, продолжая торопливо есть.

И как будто эта картина нуждалась в большем количестве зрителей, в дом вдруг вошла Анни.

Яан вскочил, словно кто-то его сбросил с постели. Лицо его исказил испуг, он смотрел на Анни, как на привидение. Надо же ей было прийти в такую минуту… Что, если она начнет расспрашивать? К счастью, в углу, где, дрожа, стоял Яан, было довольно темно, и девушка не заметила, как он изменился в лице.

Запах мяса сразу же ударил ей в нос, и радость осветила лицо девушки, когда она увидела сидевших за столом. Просто и дружески Анни поздоровалась со всеми, пожав матери руку и погладив детей по головкам.

— О, у вас сегодня, кажется, свежее мясо, — весело сказала она. — Видно, скотинку какую-то зарезали.

— Поросенка утром забили, — отозвался из угла Яан.

Кай, которая тоже страшно испугалась и напрягала ум, тщетно подыскивая ответ, теперь, словно оправившись от столбняка, закивала головой и повторила:

— Да, рано утром прирезали поросенка. Ничего не поделаешь, есть совсем уж нечего стало… Мясо еще слишком свежее, чтобы есть, да уж с солью как-нибудь…

Анни подошла к Яану и протянула ему руку. Почувствовав, как дрожат его пальцы, она с тревогой взглянула на него.

— Ты что — нездоров?

— Да…

— Так скорее ложись в постель… Руки у тебя какие горячие… Надо беречься, ты всегда так легко одет…

Между тем настроение детей круто изменилось. Услышав о поросенке, они переглянулись. Лоснящиеся от сала личики Маннь и Микка уже не сияли радостью. У рта Маннь появилась плаксивая складка. Их рты двигались все медленнее, они жевали неохотно, словно мясо сразу утратило для них свой вкус.

— Зачем зарезали поросенка? — захныкала Маннь. — Разве он не мог еще пожить? И подрос бы…

— Что он плохого вам сделал? — вторил ей Микк. — Потихоньку зарезали, да еще и ни слова не сказали, когда есть садились.

— Ну вот, теперь, когда наелись, начинают привередничать, — засмеялась мать. — А кто рот кривит, когда на столе только салака да похлебка, а?

— Лучше салаку да похлебку есть, чем такого хорошего поросеночка.

Это сказала Маннь. Точно так же думал, по-видимому, и Микк, — глаза их, полные слез, отражали одинаковые чувства. Словно устыдившись того, что они утолили свой голод мясом «такого хорошего поросеночка», малыши отошли от стола.

— Ничего, дети, — успокаивала их гостья, — к весне Яан купит вам другого поросенка.

Анни забежала не по делу: ей хотелось поглядеть, все ли здоровы. Поговорив немного с матерью, Яаном и детьми, она собралась уходить. Отец с Мари уехали утром в город делать закупки к свадьбе — это важное событие должно состояться в ближайшее воскресенье — и могут скоро вернуться, поэтому она торопится. Прощаясь, Анни еще раз велела Яану лечь; с тревогой вглядывалась она в похудевшее, помятое лицо юноши. Обычно ясные глаза его сегодня смотрели так мрачно и отчужденно…

И в эту ночь Яан не сомкнул глаз. У него поднялся жар. Сердце его точил какой-то злой червь. Кто ты теперь? Что с тобой теперь будет? — спрашивал он себя безжалостно. Давно ли ты выгнал воров из своего дома, выгнал со всем их добром, гордо и гневно крикнув им вдогонку: «Пусть я с семьей голодаю, но я честный человек и таким останусь, что бы ни случилось!..» А сейчас, какую-нибудь неделю спустя? Ах ты жалкий человечишка, бахвалился своей силой, а на самом деле оказался бессильным… Кто давал слово матери и невесте не якшаться с ворами? Кто сердился на тех, кому в каждом бедняке чудится вор или его сообщник? Кто чванливо спорил с виргуским хозяином, когда тот вздумал явиться в твой дом с обыском? Ведь ты готов был убить их всех только за то, что они оскорбили тебя своим подозрением! А теперь? Если бы Андрес явился теперь? О, какую груду чужого добра нашел бы он в доме человека, который считает себя честным! Что бы ты ему теперь ответил? О-о, каким злорадством сияла бы откормленная рожа Андреса, если бы он мог сказать, поглаживая бороду: «Видишь, я все-таки был прав!» А если бы Анни узнала, что Яан, за честность которого она готова была поручиться головой, нарушил свое слово и не порвал с компанией взломщиков и жуликов, в которую попал будто бы случайно! Эх ты, ничтожество, на тебя хорошая, честная девушка и плюнуть-то не захочет!.. Яан был искренне убежден, что Анни, узнав всю правду, сразу порвет с ним. Ведь и он на ее месте поступил бы так же.

Часа в четыре утра Яан вскочил с постели, торопливо оделся, поставил в печь большой котел и стал носить в него воду. Затем он быстро растопил печь. Когда вода в котле нагрелась и нож был наточен, Яан разбудил мать.

Кай спросила, что ему нужно.

— Пойдем поросенка резать, — ответил Яан.

— Все-таки резать?..

— А как же? Ведь есть-то нам нечего!

— Я думала…

— Нет! Оттуда ни крошки больше не возьмем. Чужой кусок у меня в горле застрянет… Я хочу есть свое.

Мать поднялась.

Говорили они шепотом, чтобы не разбудить детей. Ведь те ни в коем случае не должны были ничего видеть и слышать. Яан забил поросенка в хлеву при свете коптилки, плотно прикрыв двери, чтобы визг не разбудил детей.

Когда Микк и Маннь встали, чтобы идти в школу, все было кончено. У детей не возникло никаких подозрений. Наевшись мяса, они с вечера никак не могли уснуть, долго вертелись в постели, и только рассвет принес им облегчение и сон.

Разрезая тушку, Яан горько усмехнулся:

— Такой свининой не объешься!

— Тощий, — вздохнула Кай, — такого не то что резать, есть жалко.

— Зато свой, не чужой!

В голосе Яана опять послышалось раздражение, и мать больше с ним не разговаривала.

XI

Мучения Яана, ставшего укрывателем краденого, возрастали с каждым днем. Ведь легко может случиться, что к нему снова придут с обыском. Кражи в округе участились, и полиция была поднята на ноги.

Волость Лехтсоо, как и несколько соседних, считалась в этом скудном краю одной из самых бедных, в чем были в одинаковой мере повинны и природа, и местный помещик. Бедных хозяев-арендаторов здесь было почти столько же, сколько голодных бобылей и одиноких безработных людей. Зажиточных хуторян вроде виргуского Андреса, который одним из первых приобрел усадьбу в то время, когда условия покупки были более благоприятны, здесь встречалось сравнительно мало. Цены на зерно и лен с каждым годом падали, безземельных и безработных становилось все больше. Многие уходили в города, но многие оставались в деревне, перебиваясь кое-как. Хозяева искали выхода в том, что сокращали число работников и урезывали им плату, а безработные батраки и безземельные — в том, что по ночам сокращали и урезывали достаток богатеев.