Мо Янь - Устал рождаться и умирать

• Название: Устал рождаться и умирать
• Автор: Мо Янь
• Издательство: «Торгово-издательский дом „Амфора“»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-367-03281-9

В книге «Устал рождаться и умирать» выдающийся китайский романист современности Мо Янь продолжает своё грандиозное летописание истории Китая XX века, уникальным образом сочетая грубый натурализм и высокую трагичность, хлёсткую политическую сатиру и волшебный вымысел редкой художественной красоты.

Во время земельной реформы 1950 года расстреляли невинного человека — с работящими руками, сильной волей, добрым сердцем и незапятнанным прошлым. Гордую душу, вознегодовавшую на своих убийц, не примут в преисподнюю — и герой вновь и вновь возвратится в мир, в разных обличиях будет ненавидеть и любить, драться до кровавых ран за свою правду, любоваться в лунном свете цветением абрикоса…

Творчество выдающегося китайского романиста наших дней Мо Яня (род. 1955) — новое, оригинальное слово в бесконечном полилоге, именуемом мировой литературой.

Знакомя европейского читателя с богатейшей и во многом заповедной культурой Китая, Мо Янь одновременно разрушает стереотипы о ней. Следование традиции классического китайского романа оборачивается причудливым сплавом эпоса, волшебной сказки, вымысла и реальности, новаторским сочетанием смелой, а порой и пугающей, реалистической образности и тончайшего лиризма.

Роман «Устал рождаться и умирать», неоднократно признававшийся лучшим произведением писателя, был удостоен премии Ньюмена по китайской литературе.

Мо Янь рекомендует в первую очередь эту книгу для знакомства со своим творчеством: в ней затронуты основные вопросы китайской истории и действительности, задействованы многие сюрреалистические приёмы и достигнута максимальная свобода письма, когда автор излагает свои идеи «от сердца».

Написанный за сорок три (!) дня, роман, по собственному признанию Мо Яня, существовал в его сознании в течение многих десятилетий.

Мы живём в истории… Вся реальность — это продолжение истории.

Мо Янь

«16+» Издание не рекомендуется детям младше 16 лет

---

— Вот уксус, вот! — Это влетел с флакончиком уксуса Мо Янь. Вот уж скор на ногу. И рвения хоть отбавляй. Воистину из тех, что, услышав шум ветра, знают, что пойдёт дождь. — Достучался в буфет, открыли, так этому гаду Лю Дунгуану только наличные подавай. А я говорю, мол, это для секретаря Хуна, на его счёт запиши. Тут он замолк и налил чуток…

Третьему Суню пришлось попотеть, чтобы обездвижить катавшегося туда-сюда Цзиньлуна. Тот лягался и кусался, по части бешеной энергии не уступая Цзефану. Цюсян вставила ему в рот флакончик и плеснула. Из горла вылетел странный звук — так петух давится какой-нибудь ядовитой тварью не в силах не проглотить, — глаза закатились, одни белки в лунном свете.

— Задохнулся мой сыночек, ах ты злыдня этакая… — заголосила Инчунь.

Хуан Тун похлопал Цзиньлуна по спине, и изо рта и носа у того брызнула вонючая кислятина…

ГЛАВА 28 Хэцзо против желания выходит замуж за Цзефана. Хучжу добивается своего, став супругой Цзиньлуна

Прошло два месяца, но ни одному из братьев — ни Цзефану, ни Цзиньлуну — лучше не стало. Плохо было с душевным настроем и у сестёр Хуан. Мо Янь в своём рассказе пишет, что у тебя, Цзефан, и впрямь с головой было неладно, а Цзиньлун всё изображал. Прикидываться сумасшедшим — всё равно что набрасывать на лицо ярко-красную материю, чтобы всё прикрыть: и стыд, и всевозможные грязные дела. Ну двинулись умом оба, о чём тут ещё говорить? Свиноферма наша в это время стала широко известной. В короткую передышку до сбора урожая в уезде задумали провести ещё одно мероприятие с посещением Симэньтуни и изучением опыта по выращиванию свиней. Предполагалось участие представителей других уездов. В этот критический момент обезумевшие Цзиньлун и Цзефан всё равно, что лишили Хун Тайюэ обеих рук.

Ещё позвонили из ревкома коммуны, мол, ожидается приезд делегации штаба военного округа по тылу, тоже для обмена опытом, вместе с ними должны были прибыть лично местное и уездное начальство. Хун Тайюэ собрал самых головастых в деревне искать выход из создавшейся ситуации. В рассказе Мо Яня у Хун Тайюэ весь рот обсыпан волдырями, глаза в кровяных прожилках. Он пишет также, что ты, Цзефан, валялся на кане, уставившись в пространство и всхлипывая, как крокодил с перерезанными черепно-мозговыми нервами, а мутные слёзы стекали, как конденсат с края котла, в котором готовят корм для свиней. В другой комнате сидел с отрешённым взглядом Цзиньлун, словно курица, которая чуть не отравилась, наевшись мышьяку. Когда кто-то входил, он поднимал голову, раскрывал рот и по-дурацки хихикал.

Как пишет Мо Янь в своём рассказе, в то время, когда все умники Симэньтуни повесили головы и пали духом, беспомощно опустили руки, не зная как быть, он явился на совещание с готовым планом в голове — что называется, уже видя бамбук, ещё не нарисовав его. Полностью доверять ему нельзя, в своих рассказах он вечно ходит вокруг да около, как говорится, ловит ветер и хватает тень, так что его слова можно лишь принять к сведению.

Когда Мо Янь ввалился на совещание, Хуан Тун тут же вытурил его. Но тот не только не ушёл, а вырвался и уселся на край стола, болтая короткими ножками. К нему подскочил и схватил за ухо Сунь Бао — его уже сделали командиром роты ополченцев, а по совместительству начальником безопасности. Хун Тайюэ махнул ему, чтобы отпустил.

— Никак и вы, батюшка, сума спрыгнули? — подначил он. — Что у нас в Симэньтуни за фэн-шуй такой — одни выдающиеся личности, такие вот, как вы, вырастают?

Далее в печально известных «Записках о свиноводстве» Мо Янь пишет так:

— Я-то в своём уме, и нервы у меня крепкие и прочные, как стебли тыквы-горлянки, десяток плодов на них качаются, как на качелях, и не отрываются. Так что даже если весь мир с ума сойдёт, мне это не грозит, — шутливо сказал я. — А вот ваши двое полководцев сума-то посходили. Знаю-знаю, над этим вы сейчас голову и ломаете, чешете за ухом и трёте щёки в растерянности, будто выводок обезьян, угодивших в колодец.

— Верно, как раз над этим голову и ломаем. Нам даже до обезьян далеко, мы как ослы, которым из грязи не выбраться. И какой ловкий ход вы предложили бы, господин Мо Янь? — И, наложив ладонь одной руки на кулак другой, Хун Тайюэ сложил их на груди в поклоне — так просвещённый государь в старых романах приветствует образованного человека. Но хотел он, главным образом, поглумиться надомной на потеху остальным. А самый действенный способ противостоять этому — прикинуться дурачком, чтобы это его якобы остроумие оказалось игрой на цине перед коровами, пением перед свиньями.

Я указал на оттопыренный карман френча, который он не снимал и не стирал пять зим и шесть лет.

— Что такое? — опустил глаза на свой френч Хун Тайюэ.

— Курево, — говорю. — Папиросы у тебя в кармане, марки «Янтарь».

А эти папиросы тогда стоили по три цзяо девять фэней пачка, дорогущие и известные, совсем как «Главные ворота». Такие даже секретарь коммуны не каждый день мог себе позволить. Пришлось Хун Тайюэ вытащить их и угостить всех.

— А ты, шалопай, насквозь видишь, что ли? Тогда разве тебе место у нас в Симэньтуни, вот уж недооценили твои возможности!

Я, как заправский курильщик, выпускаю дым тремя кольцами и пронизываю прямой струйкой.

— Понятное дело, вы на меня свысока смотрите, мальчишкой-несмышлёнышем считаете. А мне вообще-то восемнадцать, я уже взрослый. Ростом да, не вышел, и лицо детское, но по уму никто в деревне со мной не сравнится!..

— Да что ты говоришь? — Хун Тайюэ с усмешкой обвёл взглядом присутствующих. — Вот уж не знал, что тебе уже восемнадцать. И тем более, что ты такой сверхумный.

Все рассмеялись.

А я себе покуриваю и чётко раскладываю им по полочкам, что, мол, болезнь Цзиньлуна и Цзефана от чувственных переживаний, такие лекарствами не лечатся, от этой напасти только по старинке избавиться можно. А именно поженить их надобно — Цзиньлуна с Хучжу, а Цзефана с Хэцзо. Как говорится, «отвести несчастье через счастье»,[191] вернее, «радостью изжить зло».

Нам нет нужды разбираться, Мо Яню ли принадлежала идея поженить в один день вас и сестёр Хуан. Но ваша свадьба действительно состоялась в один день, и я наблюдал всё собственными глазами. Проходила она в спешке, но Хун Тайюэ принял руководство на себя, чтобы превратить личное дело в общественное, мобилизовал многих деревенских умелиц, так что всё прошло весело и при большом стечении народа.

Назначили свадьбу на шестнадцатый день четвёртого месяца. Луна и пятнадцатого светила ярко, а на шестнадцатое стала ещё и полной. Большая, она висела над абрикосовым садом низко-низко и, казалось, не хотела уходить, будто специально вышла, чтобы присутствовать на церемонии. На ней несколько стрел — это в древности в неё стрелял один человек, жена которого сошла с ума.[192] И несколько звёздно-полосатых флажков, что понавтыкали американские астронавты. Наверное, в честь вашей свадьбы свиней на ферме покормили вкуснее, мешанкой из попахивающих спиртом листьев батата с добавлением смеси молотого гаоляна и чёрных бобов. Наевшись до отвала, все пребывали в благодушном настроении; кто улёгся спать в углу, кто распевал песни у стены. Ну а что Дяо Сяосань? Опершись на стенку, я потихоньку заглянул к нему в загон. И что вы думаете? Этот паршивец приладил в стену своё зеркальце и, держа правой ногой неизвестно откуда взявшуюся половинку красной расчёски из пластика, расчёсывает щетину на шее. Здоровье за последнее время он поправил: щёки вон выпирают мясистыми мешками, и морда из-за этого кажется короче, и свирепое выражение отчасти смягчилось. Когда расчёска касалась его толстой шкуры, раздавался неприятный звук, к тому же ещё летела перхоть, в свете луны она походила на «снежных» мотыльков, каких можно наблюдать в Японии на полуострове Идзу. Расчёсываясь, этот тип смотрелся в зеркальце и скалил клыки. Какое самолюбование — наверняка втюрился. Но я решил, что любовь его останется неразделённой. Не говоря уже о том, что молодая красотка Любительница Бабочек на него и смотреть не должна, даже старые свиноматки, которые уже приносили несколько пометов поросят, тоже не должны проявлять к нему интерес. Он заметил в зеркальце, что я подглядываю, и хмыкнул, не оборачиваясь:

— Ну что смотришь, приятель! Думы о прекрасном есть у людей, есть они и у свиней. Причёсываюсь и наряжаюсь не таясь, тебя, что ли, опасаться?

— Вот кабы ещё эти твои клыки торчком убрать, красавец был бы писаный, — презрительно усмехнулся я.

— Этого делать никак нельзя, — серьёзно отвечал Дяо Сяосань. — Они хоть и длинные, а всё от родителей достались, как я посмею нанести им вред, это же основы их почитания.[193] Да, это людская этика, но к свиньям тоже приложима. К тому же, может, некоторым самочкам, наоборот, нравятся мои клыки?