Мо Янь - Устал рождаться и умирать

• Название: Устал рождаться и умирать
• Автор: Мо Янь
• Издательство: «Торгово-издательский дом „Амфора“»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-367-03281-9

В книге «Устал рождаться и умирать» выдающийся китайский романист современности Мо Янь продолжает своё грандиозное летописание истории Китая XX века, уникальным образом сочетая грубый натурализм и высокую трагичность, хлёсткую политическую сатиру и волшебный вымысел редкой художественной красоты.

Во время земельной реформы 1950 года расстреляли невинного человека — с работящими руками, сильной волей, добрым сердцем и незапятнанным прошлым. Гордую душу, вознегодовавшую на своих убийц, не примут в преисподнюю — и герой вновь и вновь возвратится в мир, в разных обличиях будет ненавидеть и любить, драться до кровавых ран за свою правду, любоваться в лунном свете цветением абрикоса…

Творчество выдающегося китайского романиста наших дней Мо Яня (род. 1955) — новое, оригинальное слово в бесконечном полилоге, именуемом мировой литературой.

Знакомя европейского читателя с богатейшей и во многом заповедной культурой Китая, Мо Янь одновременно разрушает стереотипы о ней. Следование традиции классического китайского романа оборачивается причудливым сплавом эпоса, волшебной сказки, вымысла и реальности, новаторским сочетанием смелой, а порой и пугающей, реалистической образности и тончайшего лиризма.

Роман «Устал рождаться и умирать», неоднократно признававшийся лучшим произведением писателя, был удостоен премии Ньюмена по китайской литературе.

Мо Янь рекомендует в первую очередь эту книгу для знакомства со своим творчеством: в ней затронуты основные вопросы китайской истории и действительности, задействованы многие сюрреалистические приёмы и достигнута максимальная свобода письма, когда автор излагает свои идеи «от сердца».

Написанный за сорок три (!) дня, роман, по собственному признанию Мо Яня, существовал в его сознании в течение многих десятилетий.

Мы живём в истории… Вся реальность — это продолжение истории.

Мо Янь

«16+» Издание не рекомендуется детям младше 16 лет

---

Раздаётся пронзительный крик, и я чувствую, что копыта упёрлись во что-то упругое. Присмотрелся, и душа воспылала гневом. Оказывается, моим отсутствием воспользовался этот бешеный ублюдок, живущий за стеной, имэншаньский хряк Дяо Сяосань. Как ни в чём не бывало забрался в мои покои и дрыхнет. Всё тело аж зачесалось, глаза готовы были выскочить из орбит. Каково видеть, как эта уродливая, грязная туша развалилась в моём с таким тщанием устроенном гнёздышке! Ах, бедная моя золотистая пшеничная соломка! Увы вам, мои несчастные алые благоухающие абрикосовые листочки! Этот ублюдок осквернил мою постельку, с него наползло омерзительных вшей, нападало перхоти от стригущего лишая. К тому же можно заключить, что он проделывает такое не впервые. Грудь горит от гнева, сила сконцентрировалась на макушке, даже слышу скрежет собственных зубов. А этот тип лежит себе, бесстыжая рожа, ухмыляется, да ещё кивает в мою сторону. Потом встаёт, невозмутимо подбегает к абрикосу и мочится. Я, как существо исключительно воспитанное, соблюдаю правила гигиены и всегда справляю малую нужду в строго определённом месте в углу у юго-западной стены. Там есть дыра наружу, и я всегда стараюсь попасть в неё, чтобы моча выливалась туда и в хлеву ничего не оставалось. А под абрикосом выполняю упражнения, там земля чистая и гладкая, словно выложенная мраморными плитками. Всякий раз, когда я цепляюсь там за ветки и делаю подтягивания, мои копытца, соприкасаясь с землёй, звонко цокают. И вот теперь это чудесное местечко загажено мочой этого поганца! Если можно стерпеть такое, то чего же тогда стерпеть нельзя? Это древнее изречение[153] в те времена было популярным, нынче его не часто услышишь. У каждой эпохи своё слово в ходу. Я собрался, как великий мастер цигун,[154] разбивающий головой каменные стелы, нацелился этому ублюдку в брюхо, вернее, в его недюжинных размеров причиндалы, и пошёл на него. Страшная сила отдачи отбросила меня на пару шагов, задние ноги подкосились, и я шлёпнулся задом на землю. Одновременно я увидел, как этот ублюдок, высоко задрав задницу, обделался: из него, как из пушки, ударила струя жидкого дерьма, со свистом ударила в стену и рикошетом отскочила. Всё это произошло в один миг, то ли во сне, то ли наяву. Наиболее реальным в этой картинке было то, что он валялся, как мёртвый, у стены, как раз там, где справлял большую нужду я, — самое место для такого вонючего бурдюка. Всё тело этого ублюдка подёргивалось, конечности прижаты, спина выгнута как у напускающей на себя грозный вид дикой кошки, глаза полузакрыты, видны одни белки — ну просто буржуазный интеллигент под исполненным крайнего презрения взором трудового народа. Немного кружилась голова, свербило в носу, выступили слёзы. Все силы пришлось положить на этот раз: не врежься я в тушу этого ублюдка, кто знает, мог и стену пробить насквозь и вылететь наружу, оставив в ней круглую дыру. Подостыв, я чуть струхнул: гнусное поведение этого ублюдка, который самовольно забрался в моё ароматное гнёздышко и испоганил его, безусловно, возмутительно, но не убивать же его за это. Проучить разок можно, но доводить до смерти — ясное дело, перебор. Конечно, Цзиньлун, Хун Тайюэ и остальные заключат, что Дяо Сяосаня убил я, но мне за это вряд ли что будет, они же надеются, что я своим инструментом поросят им понаделаю. Тем более Дяо Сяосань откинул копыта в моём загоне, позволил себе лишнего, как говорят в Шанхае, сам смерти искал. У людей принято защищать свою святую землю, не жалея крови и даже жизни, а у свиней территория разве не священна? У всех животных есть свои уделы — у тигров, львов, собак, у всех без исключения. Запрыгни я к нему в загон и загрызи его до смерти, виноват был бы я. Но ведь это он забрался на моё ложе и помочился там, где я гимнастику делаю, вот и получил по заслугам. Рассуждая так и сяк, в душе я был вполне спокоен. Сожалел лишь об одном: что напал неожиданно и сзади, когда он справлял нужду. Хотя это не тот случай, когда делают осознанный выбор, но и не сказать, чтобы я действовал открыто и честно. Когда узнают, это может повлиять на мою репутацию. Этот ублюдок определённо заслуживает смерти, вне всякого сомнения, но, по правде говоря, смерти я ему не желаю, потому что чувствую бурлящую в нём дикость. Это первозданный дух гор и лесов, дух земных просторов. Как на древних наскальных рисунках, как в героическом эпосе, передаваемом из уст в уста, в нём вольно разливается дыхание первобытного искусства. Всего этого как раз и не хватало в ту насыщенную преувеличениями эпоху и, конечно же, не хватает в наши дни, когда всё так наигранно и чёрное выдаётся за белое. Мне стало жаль своего сородича, и я, сдерживая слёзы, подошёл к нему и провёл копытцем по заскорузлому брюху. Кожа у этого типа дёрнулась, и он хрюкнул. Живой! Обрадовавшись, я почесал ещё раз, и тот хрюкнул снова. Одновременно приоткрылись чёрные глазки, но тело оставалось недвижным. Надо думать, сокрушительный удар он получил по причиндалам, а это место у всех самцов самое уязвимое. В деревне женщины, бывалые да сварливые, случись им противостоять мужчине, знают, как быть: нагнуться и заграбастать это дело. А когда оно у тебя в руках, он у тебя в руках тоже — что хочешь с ним, то и делай, хоть верёвки вей. Так что этот ублюдок хоть и не помер, но уже никуда не годится. Неужто после такого удара всмятку его хозяйство восстановится?

Из «Цанькао сяоси»[155] я почерпнул сведения о том, что моча самцов, не знавших случки, обладает живительным эффектом. Об этом упоминается в «Бэньцао ганму» великого врача древности Ли Шичжэня,[156] но не в полном объёме. В «Цанькао сяоси» в те времена только и можно было найти что-то правдоподобное; в остальных газетах, да и по радио — сплошные враки и пустословие. Вот я этой «Цанькао сяоси» и увлёкся. По правде сказать, во время своих вечерних прогулок я в основном шёл к правлению большой производственной бригады и слушал, как эту газету читает вслух Мо Янь. У него, паршивца, она тоже была любимой. Волосы у него тогда были желтоватые, уши отмороженные, драная стёганая куртка, разношенные соломенные сандалии, глаза щёлочками, в общем — урод уродом. И вот поди ж ты, этакая сволота — и весь из себя патриот, держит в поле зрения весь мир. Чтобы получить право читать «Цанькао сяоси», он сам к Хун Тайюэ подъезжал и напросился безвозмездно работать ночным сторожем.

Правление располагалось в том же главном зале усадьбы Симэнь. Там установили старый телефонный аппарат, на стену повесили две огромные батареи. Стол с тремя выдвижными ящиками, оставшийся со времён Симэнь Нао, старая трёхногая кровать в углу у стены, которая из-за отсутствующей ноги постоянно качалась. Но на столе лампа с плафоном, такой вот невиданный по тем временам источник света. За столом при свете лампы паршивец Мо Янь и читал вслух «Цанькао сяоси», страдая летом от комаров, а зимой от холода.

Ворота усадьбы начали разбирать на дрова для домен в годы «большого скачка», и с тех пор вместо них зияла пустота, уродливая, как рот беззубого старика. И мне было очень удобно незаметно пробираться туда.

После трёх перерождений память Симэнь Нао подыстёрлась, но когда я видел Лань Ланя, который по-медвежьи неуклюже ковылял лунными ночами работать в поле, когда слышал постанывания Инчунь — у неё ломило суставы, а также ссоры и ругань Цюсян с Хуан Туном, меня охватывала безотчётная тревога.

Грамотей я изрядный, но почитать самому никак не удавалось. Мо Янь, паршивец этакий, сидит с «Цанькао сяоси» в руках весь вечер напролёт, листает газету туда-сюда, то про себя, то вслух читает или, бывало, закроет глаза и излагает на память. Не щадил своих сил, негодник, нудил и нудил, просто невмоготу. Уж наизусть газету выучил, глаза красные, лоб чёрный от копоти, но держался изо всех сил, как же — за общественное масло для лампы платить не надо. Через него я и набрался сведений о том, что происходило в семидесятые годы на земном шаре, и стал свиньёй весьма осведомлённой. Знаю, например, что в аэропорт Пекина на окрашенном в серебристый, голубой и белый цвета самолёте «Дух 1976-го» прибыл американский президент Никсон с большой группой сопровождающих. Знаю, что Никсона принял в своём заставленном старинными книгами кабинете Председатель Мао. Помимо переводчика на встрече присутствовали также премьер Госсовета Чжоу Эньлай и госсекретарь Генри Киссинджер. Знаю, что Мао Цзэдун шутливо заявил Никсону: «Во время последних выборов у вас, я голосовал за тебя!» На что тот ответил тоже не без юмора: «Вы из двух зол выбираете меньшее!» Ещё мне известно, что американские астронавты на корабле «Аполлон-17» высадились на Луне, провели там научные исследования, собрали множество образцов горных пород, водрузили государственный флаг США, а потом справили нужду, надув целую лужу. Сила притяжения на Луне невелика, и моча разлетелась жёлтыми вишенками. Известно мне и то, что американские бомбардировщики за одну ночь чуть не отправили Вьетнам назад в каменный век. Узнал я также, что подаренная Китаем Великобритании большая панда Чжи Чжи после долгой болезни и безуспешного лечения скончалась в лондонском зоопарке четвёртого мая тысяча девятьсот семьдесят второго года в возрасте пятнадцати лет. Мне стало известно и то, что группа высокопоставленных японских интеллектуалов практикует уринотерапию, что моча неженатого юноши стоит бешеных денег, ценится больше, чем амброзия бессмертных… Я действительно много чего узнал, всего и не перечесть. А самое главное, я не такой болван, чтобы учиться ради учения. Познав что-то, я тут же это применяю, смело осуществляю примеры на практике. В этом на меня немного похож негодник Цзиньлун, но ведь несколько десятилетий назад я был его отцом.