Андрей Трубецкой - Пути неисповедимы (Воспоминания 1939-1955 гг.)

• Название: Пути неисповедимы (Воспоминания 1939-1955 гг.)
• Автор: Андрей Трубецкой
• Издательство: Контур
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997

Воспоминания о лагерном и военном опыте Андрея Владимировича Трубецкого, сына писателя Владимира Сергеевича Трубецкого.

---

Ушел. Ни капли не стало легче, а даже наоборот.

Он быстро вернулся.

— Идем!

Что за странный человек? Почему он так активно принял участие в моих поисках? Я ему ничего не обещала. Он даже по собственной инициативе на свои деньги купил поллитра начальнику конвоя. Все это было неприятно. Затягивался какой-то узел. Подсознательно, не думая особенно, к чему все это приведет, слушалась Семена во всем.

А Семен говорил:

— Если нас задержат или будут спрашивать, ты меня не знаешь, я тебя не знаю. Поняла?

— Как же я тебя не знаю, когда мы все утро ходим вместе?

— Ничего, мы еще сейчас с тобой под ручку пойдем. Скажешь — привязался.

И он подает мне свою забинтованную руку, которую я беру своей перевязанной. Так идем дальше.

Я чувствую себя загнанным зайцем. Хотелось убежать подальше от этой путаницы. Но мы шли туда, где был Андрейка, и я не могла не идти.

До кирпичного завода от гостиницы километра два. Прошли зону. Шли по полотну железной дороги, вышли в поле, прыгали через какие-то канавы и пришли к огороженному колючей проволокой большому участку. Солнце начинало припекать. Метрах в двадцати за первой проволокой шла вторая. За ней копошились на низких буграх люди. Это был кирпичный завод. Значит, там работали заключенные, находящиеся под особым наблюдением. Где-то там был он. Мы подошли вплотную к первому проволочному заграждению.

Куда он меня тащит? Зачем? Безумство!

Семен должен был попытаться пройти с пропуском через вахту в зону, а потом как-нибудь протащить меня под видом своей ухажерки. От этого я категорически отказалась и сказала, что буду сидеть и ждать его возвращения. А он найдет Андрея, расспросит его, узнает все.

Отчаянные головы! Но тогда я была совершенно спокойна. Все чувства атрофировались.

Мы перелезли через первую проволоку и шли уже между двумя проволоками. На нас, казалось, не обращали внимания ни на вахте, ни в зоне. Я села на камушек метрах в пятнадцати от вахты. Вторая, внутренняя проволока была в пяти метрах.

Слышу, Семена не пропускают. Он так и этак — не пропускают.

Прошло минут пятнадцать. Стараюсь не глядеть за проволоку туда, где работают, но невольно голова поворачивается сама. Замерла на камне. Очки очень плохо помогали, ничего не могла разглядеть. Старалась представить себе, глядя за проволоку, что должна делать ухажерка в таком положении?

Больше того, должно быть, так же подсознательно боялась увидеть Андрея сломленным, хотя знала, что этого не может случиться. Знала, что не может сломиться его сильный дух, с честью прошедший огонь и воду. А между тем иногда закрадывалась непрошенная мысль. Также ли, высоко подняв голову и смело глядя вперед через все испытания, проходит он последние медные трубы?

Мне показалось, я сижу очень долго. С вахты доносится то смех, то добродушная ругань. Солнце палило немилосердно.

Вдруг совершенно явственно, близки услышала знакомый родной и совершенно бодрый голос:

— Еленка!

Волна, теплая, ясная залила с головы до ног. Ни один мускул не дрогнул, только приложила палец ко рту и замерла. Поймет или не поймет?!

На это никто не обратил внимания. На вахте заняты были разговором: двое солдат крутились на турнике тут же у самых ворот, солдаты на вышках окаменели то ли от жары, то ли от уважения к службе, а он стоял, широко расставив ноги, стройный, бодрый, загорелый, прежний, родной ... и смотрел на меня.

И тут совершилось то, чего я не ожидала. Андрей бодрым маршем направился к вахте и громко по-военному отчеканил:

— Гражданин начальник, разрешите обратиться!

Что он сказал еще не знаю, только через две секунды слышу страшную ругань с вахты.

Вылетел разъяренный солдат с Семеном. Семен крикнул меня, и нас с ним повели, повели прочь от кирпичного завода под конвоем.

Повели нас в управление к оперуполномоченному. Пошли, не оглядываясь. Страшно не было ни капли, а даже, наоборот, интересно. В боковом кармане у меня лежала крошечная иконка Божьей Матери.

Солдат продолжал ругаться. Всю дорогу грозился. Бедный отчаянный Семен молчал. Я что-то говорила, а сама думала о том, что вот лопнула, наконец, глупая, страшная пружина, и можно было действовать начистоту. От этого стало легче, надо было только выбросить сейчас лишние адреса.

Оперуполномоченного не оказалось. Велели ждать. Остановились у входа в управление. Тут стояло еще несколько синих фуражек, с которыми завел разговор наш конвойный (это был не солдат-конвойный, а наш надзиратель из зоны, всегда сопровождавший бригаду на работу. — А.Т.). Пока они переговаривались, Семен успел шепнуть: «Ты меня не знаешь, я тебя не знаю».

Ладно. На душе стало свободно и легко, и даже появилось озорное чувство. Пошла в уборную, выбросила ненужные бумажки. На обратном пути меня уже поджидал конвойный. Семен был уже там.

С легким сердцем вошла в кабинет оперуполномоченного. Он сидел в конце комнаты за большим письменным столом, не шевелясь, положив локти на стол. Перед ним — Семен. Села через стул от Семена. Конвойный встал у двери.

Опер, не шевелясь, глядя в упор оловянными глазами, стал отрывисто спрашивать:

— Откуда вы его знаете? — он кивнул на Семена.

— А я его не знаю.

— Почему же вы очутились вместе на кирпичном заводе?

— Он показал мне дорогу.

— Зачем вам понадобился кирпичный завод?

— Я ищу мужа. Спрашиваю каждого встречного, где его найти. Некоторые мне говорили о кирпичном заводе.

— Кто говорил?

— Не знаю. Никого здесь не знаю. Приехала сегодня ночью. Чужие люди.

— А разве вы не знаете, где надо спрашивать?

— Знаю. Я здесь была утром. Никого не застала и решила идти спрашивать кого-нибудь. Сидеть не могла.

— Почему он привел вас на завод?

— Значит хорошенько попросила.

— Зачем он туда шел?

— Наверное, по своим делам. Не знаю. Разговор продолжался в том же духе еще несколько минут. Глаза опера стали мягче. Потом он велел Семену идти, а мне — остаться.

Очная ставка кончилась. Семен вышел. Опер попросил мой паспорт. Спросил, кто я и откуда.

— Значит, вы его не знаете?

— Нет.

— А почему он назвал вас своей барышней?

— Может я, правда, ему приглянулась, такая обколупленная и перевязанная.

Совсем обнаглев, решила просить о свидании.

— Да вы же его видели.

— Разве это называется видела?

— И то хорошо, могли совсем не увидеть. Свидание не разрешим. А вам советую уезжать отсюда.

— Обязательно уеду. Мне работать надо. Только мне хочется его хоть чуть-чуть повидать и передать передачу, вкусненького...

— Передачу посмотрим, а повидать нельзя. Спросила, у кого еще можно просить о свидании. Он сказал, что можно к начальнику обратиться, но все бесполезно. Отдал паспорт, и мы мирно расстались.

Вышла из управления, набрала полные легкие воздуха, чистого, теплого и медленно пошла прочь.

Что теперь? Куда лучше? Что там Андрей? Было уже около шести часов вечера. Солнце садилось, освещая рыжие вышки зоны.

Что теперь думает Андрей, который видел только, как меня повели под конвоем? Где Семен? Чем помочь?

Странно, но тяжесть с сердца спала, стало удивительно легко. Медленно молча пошла вдоль стены по тропиночке.

Оглянулась. И вижу: по направлению от кирпичного завода движется в пыли черная колонна. Они! Возвращаются с работы!

Подтянуться! Выше голову! Сейчас опять увидимся! Вон он близко, левофланговый, в синих брюках. Очки от пыли сдвинуты на лоб. Загорелый, стройный, будто ничего и не было, будто случайно попал он в эту сгорбленную серую колонну заключенных, медленно двигающихся с руками назад.

Он увидел меня, приподнял шапку и приветственно махнул рукой, за что его обложил матом ближайший конвойный. Пусть ругается, если ему хочется, а мы все равно вместе!

Сейчас еще что-нибудь придумаем! Я шла по тропинке вдоль стены.

Колона двигалась по дороге метрах в тридцати от стены. Затем она, с большим радиусом обогнув стену, стала выходить на площадь перед входом в зону. Здесь мы с Семеном были с утра. К воротам подходили со всех сторон другие колонны, постепенно заполняя площадь. Моя колонна стала забирать в сторону, огибая площадь.

Решила идти напролом мимо конвойных. Пропускали без разговоров. И тут только я поняла, что меня ведь могут принимать за жену какого-нибудь офицера, живущего в поселке. Никому даже не придет в голову мысль, что я приезжая жена заключенного. Это придало бодрость и решимость.

Мои заворачивали опять за угол стены, обходя зону кругом. Выровнялись. Андрей шел с краю в колонне.

В конце стены, с противоположной стороны, оказался еще один вход Здесь была вахта первого лагпункта.

Останавливаться было нельзя. А пройти у самой стены можно. Я же жена офицера и иду, куда мне надо, а до заключенных мне нет никакого дела!

Андрей время от времени поглядывал. Шапку снял, держал руках. Двигались к воротам. У ворот их стали пропускать по рядам синие фуражки в белых фартуках, обыскивая каждого. В колонне были и старики, и совсем еще молодые. Большинство — политические, двадцатипятилетники, как я узнала позже.