Наталья Якобсон - Роза с шипами

• Название: Роза с шипами
• Автор: Наталья Якобсон
• Жанр: Фэнтези

---

-- Мое венчание?! Вы узнали о нем? - я чуть не кинулся на князя с кулаками, но внезапно ощутил боль в левом запястье.

-- Железное перо! - задумчиво пробормотал я, словно пытаясь соединить кусочки головоломки. Мозаика воспоминаний восстанавливалась быстро, но все еще оставались пробелы.

-- Как могло оказаться в церкви железное перо? - я не адресовал вопрос конкретно князю, просто пытался выдвинуть предположение. - Ведь это же плохая примета. С этим предметом связано столько страшных историй. Почему оно попалось именно мне в руки?

-- И кто подложил его тебе? - подытожил князь. Весь перечень вопросов был составлен, но кто же даст ответы?

Я ощутил, как под рукавом на запястье открылась и закровоточила рана, нанесенная кончиком железного пера. Густые капли крови окрасили влажным багрянцем рукав и манжету.

-- Ты стал корифеем во всех сложностях колдовства, но самого простого осмыслить не смог, - торжествующе провозгласил Ротберт и его речь, произносимая под аккомпанемент далекой гроза показалась мне гимном ночи.

-- Прости, Эдвин ты всегда мне нравился, - изображая легкое, возможно, лицемерное сожаление добавил он. - Ты мог бы заполучить страну своего отца, если б все обернулось чуть удачнее. У тебя могло бы быть будущее с Одиль, но ты предпочел не разделять власть пополам с ней, а выполнять капризы этого красивого ребенка, - он указал на Розу.

-- Этот красивый ребенок приходиться тебе ...- я хотел вымолвить "внучкой", но язык не повернулся бы назвать отцом или дедушкой того, кто так молодо выглядел. Шрамы, конечно, состарили его на год или на два, но не больше, к тому же, они начали постепенно затягиваться, исчезать, так легко, будто пятна на гладкой поверхности зеркала, которые можно стереть тряпкой.

Ротберт и без моих слов что-то понял и посмотрел на Розу уже совсем другим взглядом, испуганно, недоверчиво, почти затравленно. Он даже предположить не мог, что красавица Одиль всецело посвятившая себя колдовству способна родить дочь. Для девочки пошедшей по стопам Одиль Роза подозрительно тихо себя вела, не бросала на окружающих враждебные взгляды, не кричала, не отстаивала свои права, только наблюдала за нами, как зрительница в театре и даже не пробовала встрять в наш спор. Окажись Одиль на ее месте и тогда и мое лицо, и Ротберта украсили бы дополнительные царапины от ее коготков.

Князь заподозрил неладное, а Роза не спешила его ни в чем разубедить.

-- Ты все выдумываешь, - наконец произнес он не слишком уверенно. - Ты боишься, потому что скоро пробьет твой час.

-- Вряд ли, - прошептал я, в моем голосе звучала уверенность, но внутренне я не был уверен в себе. Можно заявлять с пафосом о чем угодно, а внутренне содрогаться при малейшем намеке на опасность, как это часто делал Шарло. Я ничего не боялся, если смерть и приблизиться ко мне, то у нее будет мое лицо, мой камзол в россыпи сверкающих бриллиантов, мой пурпурный плащ и моя непреклонность, ведь я сам господин смерть, так меня прозвали в народе.

-- Какой же ты упрямец, - тихо воскликнул князь.

-- Храбрец, а не упрямец, - поправил я, нащупывая у себя за пазухой туго свернутый трубочкой свиток. - Мне всегда было интересно испытать собственную смелость, встретиться со смертью лицом к лицу и понять, что никакой страх не властен надо мной. Именно поэтому я и ищу каждый раз эпицентр опасности, чтобы смело вступить в него и оценить, каковы мои шансы на победы, доказать стою ли я того, чтобы за мной оставалось право первенства.

Рукав рубашки уже пропитался кровью. Густые красные капельки катились вниз по манжете и окропляли ладонь. Свиток, к которому я прикоснулся, тоже пропитался моей кровью и мне почему-то показалось, что он нагрелся у меня на груди. От моей холодной кожи тепла не исходило, огонь струился только по венам, так каким же образом пергамент мог накалиться. Только из зева растопленного камина может исходить такой жар.

-- Тебе не кажется, что сама атмосфера в этом замкнутом и в то же время необъятном пространстве напоминает о приходе судного дня...по крайней мере для одного из нас, - жестоко намекнул Ротберт, вытирая тыльной стороной ладони кровавый пот с уже гладкого, без шрамов лба.

-- Для одного из нас? - как эхо повторил я и нахмурился. Зала, действительно, была слишком мрачной, а гул хора духов вполне мог напомнить о судном дне, на миг мне показалось, что я вижу их - сонм призрачных полупрозрачных и гибких, как тростник существ, которые кружат над полом, вьются над мраморными плитами, как стрекоза над водой. Очертания бледных изогнутых крыл замелькали в воздухи, если бы здесь было свеча, то регулярные, сильные взмахи множества крыл тут же бы затушили ее. Поэтому в зале и не было светильников, догадался я. Для освещения был предназначен стеклянный купол в вышине - потрясающая, гениальная выдумка зодчего теней, и какое невероятное стекло, хоть оно и прозрачно, а из него льется почти радужный свет в любое время суток. Жаль, что этого света недостаточно, чтобы разогнать мглу вокруг нас. Даже его лучи здесь кажутся тусклыми и скудными.

Я зажмурился, чтобы не видеть множества призраков, пронизавших все воздушное пространство вокруг нас. Мне не хотелось думать о плохом, только о приятном, о том, как я учу Розу аккуратно выводить пером на бумаге колдовские символы, о том, как читаю стихи ей вслух, как застегиваю у нее на шее новое ожерелье, преподнесенное в подарок. Да, лучше думать об этом, такие мысли придают сил и возрождают желание жить. Я вальсирую с Розой, а за моей спиной полощет крыльями, будто пританцовывая, огромная тень дракона, которой ни чуть не смущалась Одиль и которой немного побаивалась мой прелестная Инфанта. Я танцую с Розой, одной ладонью сжимаю ее тонкую ручку, а та рука, которую я положил ей на талию, как того требует танец, на самом деле вовсе и не рука, а золотистая с пятью изогнутыми когтями длань дракона. Нет, это не слишком безобидное воспоминание. Я постарался вспомнить, как учил Розу фехтовать в галерее статуй, как звенели наши шпаги под аккомпанемент ее веселого смеха, как следили за нами пустые мраморные глаза множества скульптур. Я сам звонко рассмеялся от таких приятных воспоминаний, чем немало смутил Ротберта. Конечно, он был ошарашен, наблюдая за тем, как я, почти, что перешагнувший через порог смерти, вдруг начинаю хохотать, как безумец.

Мои пальцы импульсивно сжали свиток. Я вытащил тугую трубочку из-за пазухи. Пергамент, испещренные множеством колдовских знаков, в том числе и тех, которые сформулировала и приписала в конце Роза, как будто напоминал мне о том, что главная непобедимая сила на моей стороне. Краем глаза я заметил, что Роза достала спрятанный под корсетом клочок бумаги и неуверенно комкает его в руках, словно спрашивая меня стоит ли ей вмешаться. Она лихорадочно соображала, не разозлюсь ли я потом на нее за то, что она посмела встать между мной и моим соперником.

Туго свернутый пергамент начал пульсировать в моих пальцах, как живое, вынутое из груди сердце. В первый миг я даже с ужасом подумал, а вдруг в предсмертных судорогам, мне удалось разорвать ногтями плоть и вытащить собственное сердце, так сильно было биение свитка в моей руке. Я разжал пальцы и выпустил его. Кровь стучала в висках, так, что все звуки в зале, шорохи, шепот, шарканье наших шагов слились для меня в одну сплошную череду ударов гонга. Только крик князя на миг выделился из какофонии звуков настолько, что даже я различил его и содрогнулся от отвращения.

Свиток не упал, а повис в воздухе высоко над полом, развернулся легко и гибко, как разворачивается рулон парчи. Слишком длинный пергамент, подумал я, столько метров, кривой линией опоясавших круг около князя, не удалось бы скатать в тонкую трубку. Колдовские символы ярко вспыхнули на желтовато-белой ленте свитка, особенно ярко загорелась надпись, сделанная Розой. Я все еще мог различить ее красивый ровный почерк в одном из двух концов сплошной ленты. Концы соединились, распались вновь и мне почудилось, что один свиток распался на множество тех, которые я оставил у себя в лаборатории. Они не могли очутиться здесь, но очевидно, где был один из свитков, там же оказывались и все остальные. Бумажными змейками они прильнули к телу князя, оплели его плотной паутиной, узорчатой, как морозный рисунок на стекле, но в то же время прочной и горячей. Я знал, что жар, исходящий от них способен опались. Так и случилось. Я первым заметил, что ресницы Ротберта опалены, что красные следы остались на его коже. Мне было любопытно и в тоже время неприятно наблюдать за этим. Роза за моей спиной тихо, обреченно вздохнула, будто признавая ту суровую, не знающую пощады действительность, с которой сталкивается каждый, ступивший на путь колдовства, и в которую она до сих пор отказывалась поверить. Шарло кинулся было помогать хозяину и тоже попал в сеть. Так мотылек летит на свечу. Шарло тоже обжегся, попытался освободиться, отползти подальше. Сейчас он бы стал умолять о пощаде даже меня, но вряд ли я стал бы его спасать, а может и не смог бы.