Ли Су - Сказание о новых кисэн

• Название: Сказание о новых кисэн
• Автор: Ли Су
• Издательство: Гиперион
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-89332-204-0

Роман повествует о кисэн, о женщинах легкого поведения — неотъемлемой части корейской культуры, сыгравшей большую роль в становлении и понимании роли женщины в обществе. Кисэн — вовсе не проститутка в обиходном понимании этого слова. Кисэны появились во времена династии Корё (935–1392). Это были артистки, развлекавшие на пирах королей. Нередко они достигали высот в искусстве, поэзии и литературе.

Обращаясь к этой сложной теме, автор не восхваляет и не критикует кисэн, а рассматривает их мировоззрение, мысли, сомнения, переживания, предлагая читателю самому окунуться в их мир и дать оценку этому феномену корейского общества.

Каждому из нас для обретения спокойствия и гармонии души полезно временами оглянуться назад. Ведь часто будущее прячется за нашими действиями в прошлом. Осмысление прошлого может дать нам ключ к решению проблем будущего, поможет обрести силы жить дальше. История жизни кисэн, описанная в романе, должна заставить нас остановиться на мгновенье, оглянуться назад и задуматься о том, о чем мы порой забываем из-за суеты повседневной жизни.

---

Я отвернулся от них. Когда ты бросаешь деньги кисэнам, они без колебаний раскрывают куртки и, притворившись, будто умирают от любви, бросаются тебе в объятия. В такие минуты кажется, что в этом мире больше нечего желать, но подождите немного, и они, эти шлюхи, начнут бросаться на тебя, чтобы не только захватить твой пучок волос на голове, но и покорить тебя. Создавая иллюзию того, что весь этот мир — твой, они сначала выманят деньги, а затем вынут понемногу из тебя любовь, словно процент из банковского счета.

Кибан — мир, где всегда царствовали женщины. Что касалось мужчины, то он здесь мог стать всего лишь одноразовой зажигалкой. Они заставляют его работать, как вола, а потом, когда его уже нельзя использовать, продают в мясной магазин, предварительно порезав на части. Если бы они делали только это, то я не стал бы даже говорить об этом. Это до того грязные существа, что могут купить твое же проданное мясо и сварить из него острый мясной суп. После этого, засучив рукава, они могут, дегустируя, ворчать недовольно по поводу того, что мясо жилистое. Вот такие они, эти ужасные шлюхи. Я хорошо знал это, потому что сам испытал на своей шкуре. Да, я хорошо знаю их! Что та, что другая, все они одинаковы, одним словом — шлюхи!

«Я должен терпеть, — бормотал я вне себя от ярости, гнева, ненависти и обиды на мадам О. — Я должен терпеть до конца, чтобы выиграть в последней партии, даже если они заставят меня сойти с ума на глазах у этой шлюхи и ее партнера».

— Ты что, со стула упал, говоришь такие несуразные вещи, — крикнула Табакне, непонятно как оказавшаяся рядом со мной.

Я пришел в себя только после того, как она вылила на меня ушат холодной водой. Не обращая на это внимания, зарычав, как лев, я одним прыжком подпрыгнул на деревянный пол и, схватив за шиворот господина Ли, обращаясь к мадам О, закричал: «Говори, это он, это та гадина? Это тот подлец, который стал отцом твоего ребенка?» Она, отрицательно качая головой, ответила: «Я не знаю, о чем вы говорите». Не сдержав гнева, тряся перед ней копией сертификата, я так сильно орал на нее, спрашивая о том, кто такой О Ён Чжун, что, казалось, Буёнгак улетит от моего крика. Я был вне себя и по глупости показал свой главный козырь.

— Какая же ты все-таки бессовестная сволочь! Ты что, думал, что я до сих пор прожила без всякой страховки от опасностей? Ты что, считал, что этот дом так легко перейдет в твои руки? О небеса, какой же ты все-таки подлец! Я не раз встречала таких негодяев, как ты. Такими полон этот мир! Если мадам О, словно слепая, все время принимала проходимцев, похожих на тебя, то что касается меня, если ты говорил «а», я понимала недосказанное «б». Так что, вот тебе кукиш, не видать тебе Буёнгака как своих ушей, понял! — злорадно кричала Табакне, трясясь от ненависти.

На мгновенье мне показалось, что ее впалые глаза вышли из орбит. У меня горели щеки, словно я получил сильную пощечину. Я всегда думал, что в мастерстве притворяться мне нет равных, но оказалось, что это не так. «Тот, кто изо всех сил бежит по земле, не может увидеть тех, кто летит над его головой», — вспомнилась мне вдруг поговорка. Сказав мне, чтобы я раскрыл глаза, она, выхватив листок сертификата, стала размахивать им перед моим лицом. Буёнгак, который, как казалось мне, сам катился мне в руки, не смог преодолеть каменный мост, выстроенный ею. Я вдруг вспомнил, что даже в детской игре, суть которой состояла в том, чтобы сделать укол в ягодицы противника, если ее крепко держишь, надо было без всякого сожаления вколоть в нее глубоко заостренный конец палки. Но моя слабая душа, которая не могла идти до победного конца, — моя ахиллесова пята. Вершина, которая была моей целью, находилась прямо перед носом, но я испортил дело из-за своей наивности. Сильно задыхаясь, я еле-еле взошел на нее, и вот, несмотря на то, что стоял на ней, мне приходилось отступать, как побитому щенку.

Сколько сил и времени я вложил в это дело, и как мне теперь компенсировать все это? Я альфонс третьего класса! Сколько раз повторял мой наставник, что для альфонса испортить дело из-за любви — это более страшный позор, чем позор женщины, рожающей на обочине. Я не смог даже приблизиться к уровню наставника, что мне теперь делать с моей убитой горем душой? Но я вспомнил, что он также говорил, что в тот момент, когда альфонс понимает, что он на уровне третьего класса, он уже не альфонс третьего класса. Я решил, что до тех пор, пока Буёнгак не станет моим, мне придется приложить еще больше усилий. Мы еще посмотрим, кто кого. Для меня это, возможно, последний шанс в этой жизни, так неужели я смиренно откажусь от него?

Любовь управляющего

1

В переулок, где плотно, почти касаясь друг друга, стояли магазины, продававшие традиционную национальную одежду ханбок, урча мотором, въезжал микроавтобус, на боку которого отчетливо был нарисован логотип Буёнгака. Хозяйка магазина «Наммун», работавшего 24 часа в сутки, которая лениво стояла на углу, попивая кофе с молоком, увидев его, быстрыми шагами пересекла переулок. Ржавые ставни, громыхая, стали подниматься вверх. В соседнем магазине «Мёнсин», где также продавали национальные костюмы, тоже быстро начали открывать двери. «Улица кибанов», названная так жителями города Кусана, просыпалась во время заезда микроавтобуса в узкий и длинный переулок.

В это время, издалека, словно из сказочного нефритового моря Окку, прилетел морской ветер. Его называли морским бризом, но он был всего лишь ветром, приносившим с моря едва уловимый солоноватый запах морских рыб, вызывавший сильный аппетит. Примерно в 10 часов утра, очень недолго, можно было смутно ощущать запах моря. Но он почти сразу исчезал из-за неприятного запаха, постоянно идущего из-под земли от сточных вод канализации, текущих от заводов.

Водитель Пак, выйдя из микроавтобуса и прислонившись к нему, прищурил глаза и не спеша разглядывал улицу, где находились кибаны. Когда он стоял, повернув голову, глядя на искривленный вход переулка, похожий на букву «г», то на мгновенье показалось солнце, до этого скрытое облаками, и осветило его. Вне всякого сомнения, он был пожилым человеком. На вид ему было лет 55. Когда человек разменивает шестой десяток, то он стареет иначе, чем в тридцать или сорок лет — намного быстрее. И хотя было видно, что он отказался от всех сомнений, связанных с прошедшими сокровенными, тайными желаниями, тем не менее он не выглядел открытым и беззащитным человеком. Его вид говорил, что он не тот, кто безропотно принимал все, что давала жизнь. У него было сильное волевое лицо.

Проходя через треугольный входа, проложенный в заборе из камней, скрепленных между собой цементом, он мельком посмотрел поверх него. Несмотря на то, что прошло много времени с тех пор, как сняли пришедшие в негодность двери, люди, посещающие Буёнгак, по старой привычке называли вход большими внешними воротами. Фонарь из красного шелка, горящий перед воротами, указывал, что кибан работает. Выключив его переключателем, прикрепленным на столбе, Пак вошел во двор через внутренние ворота.

Ежедневно с наступлением утра он следовал давно установленному порядку: относил на кухню продукты, купленные им на утреннем рынке, и клал их на широкую деревянную скамейку. Если он видел, что в котлах кипели супы или бульоны, которые надо долго уваривать, то тихо следил за их варкой, стараясь не разбудить кухарок, крепко спавших утренним сном. Затем, положив шесть-семь чашек меда в одну большую миску, разводил его в воде в золотом соотношении, которое знал только он. Это была работа, которую он выполнял каждый день на протяжении двадцати лет.

— Это действительно удивительное дело, — каждый раз говорила Табакне, пробуя приготовленную им медовую воду. — Почему только тогда, когда размешивала его толстая и корявая рука, получается вода, которая освежает, не слишком сладкая и не слишком пресная? Интересно, что за чудесная смесь? И как это у него получается? Чудеса, да и только.

После того, как однажды она, покачивая головой от удовольствия, попробовала мизинцем вкус медовой воды, работа по ее приготовлению стала его обязанностью. Что касается секрета золотого соотношения воды и меда, то его подсказало время. Ведь известно, что если посвятить себя какой-то работе, то в конце концов обязательно овладеешь ее секретами и станешь мастером в этом деле.

Поставив на подставку фарфоровые чашки и большую чашу с медовой воды, он осторожно шел по дорожке, ведущей к отдельному домику Ветви падубы, служившие забором для цветочных клумб, цеплялись за брюки и кололи его. «Не позднее, чем завтра, — подумал он, — надо будет заняться обрезкой ветвей». Он поставил чашки в такие места, где их удобно было брать кисэнам, когда они, проснувшись после позднего сна, не раскрывая глаз, выползали из комнат и ощупывали руками деревянный пол в поисках медовой воды. Пространство между чашками, поставленными им на пол, было довольно значительным. Он специально расставил их так, что если они, проснувшись, спросонок размахивая руками, будут искать чашку с медовой водой, даже перевернув одну, не опрокинулись бы остальные.