Лукаш Орбитовский - Святой Вроцлав

• Название: Святой Вроцлав
• Автор: Лукаш Орбитовский
• Жанр: Триллер

В жилом комплексе Вроцлава поселилось нечто — под слоями штукатурки и обоев скрывается черная зеркальная поверхность в стенах, полах и потолках. Жители комплекса, забыв обо всём остальном, разносят собственные квартиры, чтобы добраться до горячей черной поверхности. С каждым днем вокруг комплекса всё больше людей — множатся зеваки, последователи и ученые, безумие охватило администрацию и СМИ.

«Святой Вроцлав» — баллада о Польше пророков, паломников и безумцев, о первой любви, о девяти чудесах надвигающейся катастрофы. 

---

Ясное дело — ничего объяснить он не мог. Когда у него спрашивали о смысле жизни, Адам «улетал» в сторону садоводства или вспоминал разъяснения двухдневной давности. Иногда он просто орал, тронутый ужасом жизни, или рассказывал о том месте, в котором родился. Тем не менее, дело его в чем-то даже процветало, пока несколько товарищей по несчастью не скумекали, что коробку с деньгами могут попросту слямзить, и Адам за ними не погонится. С тех пор парень терял большую часть заработков, просто-напросто забывая перекладывать мелочь из коробки в карман, а за пару недель перед рождением Святого Вроцлава все изменилось.

Денек был — словно из русского романа: мороз, метель, слякоть. Адам сидел и разговаривал сам с собой, а тот человек вот просто так взял перед ним и вырос. Он казался необычайно высоким: один из тех, кто каждый день слышит вопрос: а не играл ли он когда-нибудь в баскетбол; незнакомец был в кожаной куртке, черных джинсах, в шапке, натянутой на мрачные глаза. Не говоря ни слова, он бросил монету и ушел.

Адам никогда не обращал внимания на окружение, и было бы просто безумием заподозрить его в заинтересованности чем-то столь банальным, как монета. Но эта монета была иной, и принадлежала она, Адам был в этом уверен, тому же самому миру, что и он сам. Парень крутил ее в пальцах — ясен же перец, что другая, ведь все монеты идентичны; монетка в два злотых практически то же, что и грош; четверть бакса — что и рубль, все они словно снег. А эта была черная и шелковисто гладкая, скорее, жетон, чем денежка, с небольшим отверстием посредине. Адам повесил монетку на шее. На следующий день получил следующую.

Мужчина приходил ежедневно, и Адам сориентировался, что незнакомец чем-то отличается от других людей. Каким образом — он не знал. Адам предстал перед голым фактом — все люди были одинаковыми, а тот — нет. Если бы Адам мог задавать вопросы, он наверняка бы с незнакомцем заговорил, а так просто глядел с испугом и любопытством, как тот наклоняется, вынимает деньгу, крутит в здоровенных пальцах, небрежно бросает в коробку и все: толпа тут же всосала его. Адам боялся пойти за мужчиной.

Деньги придумали затем, чтобы ими платить, а Адам — хотя сам понятия не имел, что чего стоит — был совершенно уверен в том, что за черные монеты сможет купить все, что только пожелает. Он оправился покушать в кафе «Родео» на Рынке, где еда ему нравилась, но откуда его всегда выгоняли. Бармен направился к нему, но тут увидел повешенную на шее монету, едва заметно кивнул и пригласил пройти. Адам съел суп со шпинатом, порцию лосося с горой жареной картошки, фирменное мороженое, торт, запив все это двумя кружками «живца»[32]. Заплатил он черной монетой. У него их было несколько, к тому же каждый день он получал новую.

Ирония судьбы — если бы кто-нибудь из вас (или, чего уж там, я сам) ежедневно получал подобного рода подарки, то покупал бы себе «мерседесы» с апартаментами. Адаму нужно было лишь поесть, он даже вкуса не чувствовал. Процесс покупки он считал простейшим способом, чтобы монеты ходили среди людей.

В одну из вокзальных ночей он проснулся раньше обычного. Таинственный мужчина слегка пинал его ногой. Не говоря ни слова, Адам поднялся. Они шли в тишине, которую нарушал лишь визг такси и говор забегаловок, их окутывал снег, и Адам знал, что обязан идти, даже если бы это должна была стать самая длинная дорога в его жизни. Но такой она не была.

Остановились они на Особовицком мосту[33], там мужчина отвернулся. Теперь он показался Адаму практически обыкновенным, не было в нем ничего от баскетболиста, самый банальный широкоплечий мужик с низким лбом. За ним появились другие, в капюшонах, пуховиках и широких штанах. Блеснул нож, посыпались удары, Адам же даже не пытался защищаться. Били его по голове и в промежность, нацеленное в щеку острие прошлось по руке. Адам сжался в комок на земле, заслоняя лицо. Он уже считал, что от него отстанут. Нет, его облили бензином и подожгли.

Быть может, бензина было недостаточно, может быть, нападающие и не хотели убить парня, а может, кто-то их спугнул — загорелись только руки Адама и спина. Огонь молниеносно добрался до тела, и Адаму казалось, что он сойдет с ума от боли. Это было так, будто бы тысячи крючков синхронно рвали его живую плоть. Парень бился словно рыба, бил по горящим местам ладонями, но не догадался перевернуться на спину и сбить пламя. Но тут появился тот добрый человек — как его звали, не знаю — он накинул на Адама куртку и позвонил в скорую. Нападавшие же смылись.

Адам вышел из больницы через четыре дня. Монета, которую он носил на шее, исчезла. Он считал, что ее у него украли, но мне ее судьба известна. Адам же не беспокоился утратой, болью и неприятным переживанием. Он понимал, что ничего на свете просто так не случается.

Когда его жег огонь, он увидел иной Вроцлав — мрачную пустыню, заполненную выжженными зданиями; языки пламени, которые гоняет ветер, и кроваво-багровое небо. Пепелище достигало горизонта, над которым вздымалось огненное зарево. Повсюду лежали мертвые, сморщившиеся, словно египетские мумии; из земли торчали какие-то кабеля, все столбы были повалены. Адам горел вместе со всем светом, а когда повернул голову, то увидел черного мальчонку, увидел Святой Вроцлав — массивный и прекрасный, спасшийся от уничтожения Святой Вроцлав.

Увидел он и еще кое-что, что потрясло его намного сильнее, чем испепеленный город — два силуэта, направлявшиеся в сторону Святого Вроцлава, то были люди, которые должны были все завершить.

* * *

Встреча Михала с родителями Малгоси, обещаемая как явное поражение, переродилась в полнейший погром. Первые полчаса все пытались быть милыми, даже Томаш, до которого дошло, что лицо ухажера дочки ему знакомо. Он пожал гостю руку, кивнул головой, Анна пригласила парня в салон, где ждали вино и крендельки. Михал пытался говорить как можно меньше, пил немного и со всем соглашался, пока ему это было позволено. Малгося сидела рядом и с испугом глядела, как отец в очередной раз наполняет рюмку, щурит глаза и что-то бормочет себе под нос.

Затруднения начались, когда Томаш поднялся из-за стола и бросил, как бы нехотя, что, поскольку Михал никогда у них не был в гостях, то наверняка он желает осмотреть квартиру. Вдвоем они отправились на обход, а у хозяина дома рот не закрывался — с воодушевлением проповедника он рассказывал, как трудно было при коммуне добыть это жилище (сейчас ведь все просто, пошел и купил как булку), сколько потребовалось усилий, сколько денег, чтобы подмазать, кого следует. Затем перешел к конкретным вещам — картины на стенах, это результат постоянных приятельских отношений с преподавателями варшавской Академии Изобразительных Искусств, а он — то есть Томаш, в каждую свободную минутку шастает в столицу на аукционы, вернисажи и выставки. Да тут сами рамки стоят по пятьсот злотых за штуку.

— На каждой картине сзади имеется подпись — посвящение, — небрежно просил он, — вы уж простите, но сейчас мне не хотелось бы их снимать.

У Томаша имелась масса антиквариата, и если бы не Анна, он обязательно рассказал бы истории чемодана, комода, статуэтки святого, иконы и почерневшего столового серебра, всех тех вещей, которые он добывал еще в восьмидесятые, катаясь по деревням и обманывая мужичье. Анна деликатно отвела его и попросила, чтобы мужчины возвращались к столу.

— О человеке говорит его дом, — бросил Томаш. — А вы ведь квартиру снимаете, так? Вы же студент.

— У меня квартира в этом же доме, ниже, — ответил Михал.

— A-а, сейчас это модно, правда? Покупать ребенку квартиру по причине сдачи экзаменов на аттестат зрелости.

Анна ущипнула мужа за локоть. Все вернулись к столу.

— Мои родители живут в Германии. — Михал сделал глоток вина. — Эта квартира была у них давно. То есть, это мои приемные родители.

— О-о, приемные…

— Михал из детского дома. Он жил там до семи лет, — вмешалась Малгося.

— Детский дом, говорите, ну-ну…

Михал улыбнулся.

— А я говорю, что подобного рода опыт тоже необходим, — разболтался Томаш. Он не мог оторвать взгляда от сигареты в руке Михала. — Люди все ругаются, а я заявляю четко: чем сильнее жизнь нас закаляет, тем тверже мы становимся. Не могу сказать, что вам завидую, но каким-то образом некоторые вещи могу воспринимать с вами одинаково.

— Было бы нехорошо, если бы мы друг другу завидовали, — выпалил Михал, а Томаш почесал голову, делая вид, будто бы понимает.

— А где вы работаете? — заговорила Анна, и не успел Михал красивыми словами открыть простую истину, что он попросту учится в ВУЗЕ, а вообще-то из Германии он получает достаточно денег, чтобы жить и чего-то даже откладывать, об экономии он наврал, потому что на самом деле все пропускал сквозь пальцы.

Томаш почесал лоб и заявил профессорским тоном:

— Когда-то я интересовался данной темой. Мы с женой хотели усыновить мальчика, понимаете, мы уже не можем иметь детей. И мы даже подумали о детском доме, но тут я столкнулся с мнениями из нескольких источников, что подобный парень будет постоянно искалеченным в эмоциональном плане, и что он не сможет, даже если бы и хотел, и если бы обладал добрым сердцем, нас полюбить. Да, он будет благодарен, будет стараться, но вот полюбить никак не будет способен и, аналогично, он не сможет создать нормальной семьи. Громадная трагедия для подобного человека, но теперь я считаю, что это не обязательно должно быть правдой. Возможно, в данном плане кто-то ошибся, и я вместе с ним.