Ёжи Журек - Казанова

• Название: Казанова
• Автор: Ёжи Журек
• Издательство: АРМАДА
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1997
• ISBN: 5-7632-0353-4

Новую серию издательства «Великие авантюристы» открывает роман современного польского писателя Ежи Журека о знаменитом авантюристе XVIII века — Казанове.

---

— Я — исследователь нравов. Объездил уже всю Европу. Моя миссия… — На этом слове он запнулся, но тут же решительно продолжил: — По просьбе короля Франции и королевского географического общества я изучаю жизнь разных народов, знакомлюсь с монархами, их окружением, придворными церемониями.

— Ты шпион?

Груди, чьи нежные венцы начали твердеть и приподниматься под его пальцами, задрожали от сдавленного смеха.

— Скорее философ. Это весьма несхожие профессии, можешь мне поверить. Меня интересует не худшее в человеке, а лучшее.

— В женщине?

— В человеке.

Он почувствовал ее пальцы, а затем и губы на животе. Пожалуй, тут долго не сдержишься.

— А что самое лучшее в мужчине?

— То, что ты имеешь в виду.

Пока Джакомо подыскивал подходящие слова для продолжения беседы, то, что имела в виду его новая любовница, все смелей набухало. Она хотела о чем-то спросить, но он закрыл ей ладонью рот.

— Лучшее в мужчине то, что служит другим.

И, перевернув на спину, примостившись у нее между ногами, стал губами водить по животу, постепенно спускаясь вниз. Графиня рванулась, но он держал крепко.

— Умение управлять. Это меня больше всего интересует. Искусство властвовать. Я намерен написать об этом трактат.

Провел языком вокруг пупка.

— Ты представишь меня королю?

— Когда только захочешь!

Голос ее вдруг стал покорным, напряженным от ожидания. Но Джакомо не спешил.

— Он был любовником царицы? Это правда?

Она опять, еще решительнее, попыталась освободиться, оттолкнула его обеими руками, но и на этот раз не смогла вырваться из крепких объятий.

— Правда. Но она тогда еще не была царицей.

Теперь он уже был близко, совсем близко к цели. Губами, кончиком языка, носом, подбородком изучал границы чувствительности роскошного тела. Гладил, нажимал, мял, наслаждался, но туда, где его ждали, пока не заглядывал.

— Это она посадила его на трон?

— Иди ко мне, милый.

То был уже стон, мольба — не только тела, но и души. Возможно, этих слов он и ждал. Так не обращаются к случайному любовнику, неразборчивому бабнику, коллекционеру постельных приключений. Так человек говорит с человеком. Растрогавшись, Джакомо потерял бдительность, и графиня судорожно сжала бедра. Больше он ничего не видел, ничего не слышал. Целиком утонул во влажной пульсирующей щели, нежной, но способной и задушить. Собрав остатки сил, вырвался и, ежесекундно соскальзывая в алчное чрево, стал взбираться вверх по кудрявому, остро пахнущему бугорку. Она схватила его за уши, стараясь удержать, но он не сдавался. Еще не время, ему еще кое-что нужно узнать, о чем-то важном спросить, быть может, от этого зависит его судьба. Просто необходимо… Даже ценой потери ушей.

— Послушай, — выдавил он, с трудом переведя дыхание, понимая, что ее страсть сейчас сокрушит его сопротивление, — а у вас в Варшаве есть французская лотерея?

И был готов.

Ранним утром, когда туман едва начал подниматься с лугов и лишь смутный свет предвещал солнечный день, Джакомо — босиком и в одном белье — вышел на террасу дворца. Пораженный открывшимся видом, он не почувствовал ни холода, ни сырости каменных плит. Стволы могучих деревьев окаймляли тянувшиеся до самого горизонта луга. В отдалении мирно паслось стадо косуль. Большие черно-белые птицы кружили над прудом. Здесь не требовалось доказательств, что Бог существует, а законы Истории разумны. Все было на своих местах — прекрасное, спокойное, безмятежное.

Наверное, стоило только захотеть, и он бы мог любоваться этими рассветами до конца своих дней, бок о бок с красивой и нежной любовницей. Стоило только захотеть… Джакомо с грустью отогнал эту мысль: да хоть бы и захотел — за него решают другие. Он не сможет остаться, не сможет любить эту великолепную женщину, спящую сейчас глубоким сном в нескольких шагах от него, не будет кормить косуль, косить траву на лугу и писать мемуары в библиотеке на втором этаже. Другие… Пусть и они попадут в ад, раз вознамерились осудить его на вечные муки.

Вдалеке едва слышно прозвучал выстрел. Косули бросились врассыпную, птицы над прудом, раскинув крылья, взмыли в небо. На опушке леса появился всадник и мгновенно исчез.

Лишь теперь Джакомо почувствовал, что дрожит от холода. Сволочи, свиньи, не радуйтесь, не на того напали. Он еще им покажет.

Оделся тихонько, чтобы не разбудить графиню, и сошел вниз. Ему не хотелось стеснять ее своим присутствием: утро — не лучшая пора для ночных любовников. Они еще познакомятся поближе — впереди много времени. Здесь, а главным образом — в дороге. Сколько дней отделяет их от Варшавы? Пять, десять? Успеют друг другом насытиться.

Во дворе было пусто, только садовник заравнивал грабельками вмятины от колес на гравии аллеи. Больше никаких следов вчерашнего празднества не осталось. Видно, не вся прислуга ночью была пьяна. Джакомо услыхал голоса, доносящиеся из низкого крыла дворца, и направился в ту сторону. Поколебавшись, вошел в дом. Две босые девахи, сидя на корточках, соскребали со стенок котлов остатки пищи. От них исходила такая первобытная сила и чувственность, что Казанова загляделся не совсем бескорыстно. Закусил губу, на мгновение, краткое, как вздох, ощутил сладкий вкус свободы. Хотел спросить про своих, про Иеремию и девочек, но посудомойки, едва услышав и увидев его, разразились таким хохотом, что Джакомо захотелось поскорее уйти. «Что за черт? — взглянул он на свое отражение в оконном стекле. — Перепачкался чем-нибудь или криво надел парик? Темнота», — пробормотал, слегка — совсем чуточку — уязвленный. Приятнее было бы, конечно, запомнить их широкие задницы, чем этот идиотский смех. Опять закусил губу, но прежнее ощущение не вернулось.

Потом он зашел в конюшню. Так и есть: вся его троица спала на соломенной подстилке в углу пустого стойла. Двойняшки, по своему обыкновению крепко обнявшись, буквально переплетясь рыжими кудрями. Иеремия у них в ногах, напряженно вытянувшийся, бледный. На худеньком лице мелькнула тень улыбки — мальчик словно почувствовал, что его спаситель рядом. Пускай спят. Сегодня им нечего делать. А если вдруг нагрянет корчмарь, прислуга графини выгонит его в три шеи.

Джакомо прошелся по конюшне; лошади дружелюбно зафыркали. Хорошо бы оседлать какую-нибудь и отправиться на утреннюю прогулку. Однако, после вчерашнего случая, лучше не рисковать. Вдруг его взгляд наткнулся на перекинутые через загородку стойла мундиры российских жандармов. Уносить ноги? Нет, достаточно ступать потише. Да и чего ему бояться? Хамства этой солдатни? От хамства не умирают. Подошел поближе. Лежащие вповалку тела в грязном белье, широко разбросанные ноги, голые груди, головы, утопающие в соломе. На миг от страшного подозрения перехватило дух. Убиты? Перерезаны, как бараны, в отместку за тех поляков? Да нет, похоже, бараны живы. Лежащий с краю солдат пробормотал что-то протяжно и тоскливо — может быть, пожаловался своей подружке? — потом напрягся и с шумом выпустил прямо Казанове в лицо смрадный гейзер. Скоты! Перепившиеся скоты! Как он сразу не догадался. Пьянь вонючая! И таких боится вся Европа? Напрасно. Достаточно хорошенько их поить, и можно жить спокойно.

Джакомо осмотрелся в поисках офицера, но того в конюшне не было. Небось храпит где-нибудь во дворце. Тоже скотина — еще похуже этих.

Никем не задерживаемый, Казанова вышел через заднюю дверь.

В тени конюшни стояли возы ганноверских купцов. Шесть, девять, двенадцать. Вот не думал, что их столько. Часть сундуков уже сгрузили, но еще немало осталось на телегах. Нет, тут кто-то определенно сошел с ума. Кому и зачем понадобилась такая уйма поддельных скелетов? Сколько храмов Дианы нужно этой нищей стране?

Казанова приблизился к возам. Неужели и здесь никого трезвого? Похоже, вообще никого. Да и зачем охранять эту мерзость — только безумец может на нее польститься. Впрочем, что это? Из груды как попало сваленных сундуков выглядывал весьма любопытный предмет. Тонкой — вероятно, миланской, а возможно, дрезденской — работы портшез. Сущее чудо. Оконца из хрустального стекла, изящные дверцы с серебряной инкрустацией, черного дерева шесты для носильщиков, тоже украшенные серебром. Игрушка! В самый раз для него.

Оглядевшись украдкой, Джакомо залез внутрь. Там тоже было великолепно: мягко, шелковисто, уютно. Надо уговорить графиню купить ему этот портшез. Уж такую-то мелочь он заслужил.

Развалившись на подушках, Джакомо вытянул ноги и — сам не заметив как — уснул. Но далеко не убежал: сон, вскоре ему приснившийся, оказался ничуть не приятнее яви последних недель.

Он в огромной бальной зале, мимо проносятся разряженные пары, лица у танцующих застывшие, незнакомые. Чем сильнее его к ним тянет, тем больше они отдаляются. В конце концов он остается в центре пустого круга один. Что ж: коли так, один и будет танцевать. Покажет, что такое настоящий танец. В тишине, поскольку музыки нет — слышен только шелест перешептываний да покашливания, — легко, стремительно подымает ногу для первого пируэта и, ради пущего эффекта, замирает, как вдруг видит, что через всю залу к нему несется пятнистый пес со злобно ощеренной пастью. Еще секунда, и зверь с рычанием впивается ему в икру. Опустить ногу нельзя, будет испорчено все впечатление… но откуда в бальной зале пес?.. Черт, никак его не стряхнешь, сейчас вырвет клок мяса, не говоря уж о лучших панталонах, — и Джакомо заканчивает пируэт, подпрыгивает, раскланивается с вцепившимся в икру, рычащим, как сатанинский оркестр, дворовым псом.