Леонид Млечин - 10 вождей. От Ленина до Путина

• Название: 10 вождей. От Ленина до Путина
• Автор: Леонид Млечин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-63011-0

От Ленина и Сталина до Медведева и Путина – эта книга прослеживает судьбы всех хозяев Кремля за последнее столетие, среди которых были гении и злодеи, революционеры и филистеры, смелые реформаторы и пустобрехи. Это – групповой портрет кремлевских вождей, чьи сравнительные жизнеописания проливают свет на самые запретные страницы истории и самые охраняемые «дворцовые тайны», позволяя заглянуть за кулисы Большой политики, в святая святых Власти.

---

Партия, по словам Сталина, являвшаяся «орудием пролетарской диктатуры»{349}, под неумолимым напором глубинных общечеловеческих факторов была вынуждена уже после смерти диктатора внести уточнение в соотношение первого вождя и его продолжателя. Но сделано это было с целью пожертвовать учеником и сохранить учителя. В докладе 25 февраля 1956 года на закрытом заседании XX съезда КПСС Н.С. Хрущев беспощадно развенчал «ученика», сведя все его прегрешения к «культу личности». А «учитель» еще больше воссиял, будучи между тем личностной первоосновой всех бед великого народа в XX веке.

С тех пор более трех десятилетий всеми генсеками продолжалась сизифова работа по «восстановлению ленинских принципов»{350}, по возвращению «назад, к Ленину». Но «учитель» и «ученик» стоили друг друга. Именно они были последовательными проводниками самой жесткой ортодоксальной линии большевизма, при которой обожествлялись высшая цель и вождь, к ней ведущий. Партия же была орудием, а человек лишь механическим средством социального движения.

Благодаря Ленину человечество воочию убедилось, что коммунизм – великая Утопия. Это путь в Никуда. Но теперь без этой утопии нельзя представить XX век. Тем более что Система, созданная «учеником» и «учителем», оказалась бесчеловечной и нереформируемой.

Сталин обладал таким же большевизмом души, как и его «учитель». Он стал наиболее ярким выразителем ленинских догм в действии.

Сталинская система

Человек, личность, индивид – по отношению к ним ленинизм (в том числе и в форме сталинизма) проявил себя в высшей степени бесчеловечно. Это не просто ахиллесова пята большевизма, но и одна из важнейших его сущностных черт.

Сталин, как «Ленин сегодня», подобно «отцу-основателю» большевизма, мыслил категориями классов и масс, не снисходя до отдельного «простого» человека, опускаясь в своем революционном прагматизме лишь до понятия «кадры». Хотя общих рассуждений о «рядовом коммунисте», «рабочем», «бедняке-крестьянине» в ленинизме (сталинизме) предостаточно. Приглядевшись, видишь, все это – строительный материал для созданного в сознании вождей эфемерного храма коммунизма.

Весь путь Ленина и Сталина, большевистской партии вымощен костями многих миллионов людей, ввергнутых их революционной волей и практикой из войны империалистической в войну гражданскую. Затем в грандиозные по масштабам кампании индустриализации и коллективизации, для чего пришлось вновь развязать кровавую войну против собственного народа. Счет шел на тысячи и миллионы. Отдельный человек (кроме руководителей, деятелей культуры, военачальников, «врагов народа») Сталина интересовал лишь как объект для демагогии, пропаганды, демонстрации своего «человеколюбия».

Выступая 4 мая 1935 года в Кремле на выпуске слушателей военных академий, Сталин завел речь о том, что «у нас не научились еще ценить людей, ценить работников, ценить кадры». Он вспомнил случай во время своей сибирской ссылки. В половодье крестьяне ушли ловить лес, унесенный разбушевавшейся рекой.

«…К вечеру вернулись они в деревню, но без одного товарища. На вопрос о том, где же тридцатый, они равнодушно ответили, что «тридцатый остался там… утонул, стало быть». И тут же один из них начал торопиться куда-то, заявив, что «надо бы пойти кобылу напоить».

На мой упрек, что они скотину жалеют больше, чем людей, один из них ответил при общем одобрении остальных: «Что ж нам жалеть их, людей-то? Людей мы завсегда сделать можем. А вот кобылу… попробуй-ка сделать кобылу…»{351}

Пример, приведенный Сталиным, дал ему повод заявить: «…Из всех ценных капиталов, имеющихся в мире, самым ценным и самым решительным капиталом являются люди»{352}. Сталин вроде бы забыл, что только-только закончилось безумие коллективизации, изломавшее судьбу 9,5 миллиона человек. Более трети от этого числа были расстреляны, замучены, сгинули на этапе, умерли в стылой Сибири и на бескрайнем Севере. «Ценный капитал» при «руководящем» участии Сталина закапывался в безвестные и бесчисленные могилы…

Сталин считал миллионами. Отдельный человек был для него, для большевиков лишь бездушной статистической единицей. Еще 28 марта 1924 года для «срочного» и безотлагательного рассмотрения судеб этих «единиц», из коих складывался «самый ценный капитал», были созданы Особые совещания при ОГПУ в составе трех человек.

Сталин, занимаясь «массой», «классами», конечно, не видел «ценности» в таких людях, как Мартемьян Никитич Рютин. Большевик, называвший себя «интеллигентным пролетарием». А этот ленинец, наивно боровшийся за «чистоту» идеалов большевизма, усматривал в диктатуре Сталина смертельную угрозу «пролетарским принципам». Сталин несколько раз имел возможность видеть и критиковать этого секретаря Краснопресненского райкома партии, который проявлял, по словам генсека, «примиренчество» к «врагам партии». Начались проработки, аресты, лагеря, закончившиеся 10 января 1937 года заседанием военной коллегии Верховного суда СССР, приговорившей Рютина к высшей мере наказания. В тот же день человек, пожелавший иметь свое мнение о партии, ее политике и верховном руководителе ВКП(б), был расстрелян{353}. Сталинский серп не занимался только одиноким стеблем. В бессчетной массе несчастных погибли жена Рютина и два его сына.

Даже «самый ценный капитал», заклейменный тавром «врагов народа», подлежал безжалостному уничтожению. Так было до последних дней жизни Сталина.

Сталинская система – это гигантский лагерь, где «личностью» имела право быть лишь одна персона – верховный вождь.

Такую систему еще накануне Второй мировой войны некоторые проницательные писатели и ученые стали называть тоталитарной, имея в виду всеобъемлющий контроль власти над всеми сферами человеческого бытия[7]. В конце 30-х годов и значительно позже появились книги, словно копирующие, зеркально отражающие жизнь советской России и фашистской Германии. Это работы Евгения Замятина, Артура Кестлера, Олдоса Хаксли и особенно Джорджа Оруэлла.

Глубоко мыслящие люди напряженно и тревожно всматривались в страну-казарму, страну-концлагерь. Это не просто было вначале увидеть. За кумачом революционных праздников и факельных шествий, всевластия секретарей и фюреров, лозунгов о «мировой революции» и «мировом господстве» просматривалось нечто зловещее – милитаризованные государственные машины, где могла себя чувствовать относительно спокойно только одна личность.

Сталин в СССР формировал систему, в фундаменте которой находились: безгрешная, универсальная, «единственно истинная» идеология; партия – огосударствленный орден с легионами бюрократов; единственный и всесильный вождь, почти земное божество; огромная военная машина; тотальный политический сыск с его «карательными органами». В этом обществе было все… кроме свободы человека, личности. Аморфную, обезличенную толпу облачили в единое идеологическое одеяние, духовную униформу, сделав ее послушным орудием достижения утопических целей. Самое страшное: многие, очень многие верили в эти идеалы.

Сталин не скрывал, что для него «компартия как своего рода орден меченосцев внутри государства Советского…»{354}. Только такой орден способен стать политической базой большевистских преобразований. С помощью, по выражению Сталина, «приводов» и «рычагов» (профсоюзы, Советы депутатов, кооперация всех видов, союз молодежи) партия охватывает своим влиянием «массы». Благодаря этому, признается генсек, «ни один важный политический или организационный вопрос не решается у нас нашими советскими и другими массовыми организациями без руководящих указаний партии»{355}. В этих условиях личность низводится до роли «винтика», простого исполнителя высшей диктаторской воли.

Правда, эта воля исполняется с помощью гигантского партийного аппарата, местных секретарей, которых Сталин любил именовать на военный лад. Выступая с погромным докладом на пленуме ЦК ВКП(б) в марте 1937 года о путях ликвидации врагов партии, генсек заявил:

«В составе нашей партии, если иметь в виду ее руководящие слои, имеется 3–4 тысячи высших руководителей. Это, я бы сказал, генералитет нашей партии.

Далее идут 30–40 тысяч средних руководителей. Это наше партийное офицерство.

Дальше идут около 100–150 тысяч низшего командного состава. Это, так сказать, наше партийное унтер-офицерство»{356}.

Стремление надеть на руководителей, страну, бюрократию военную униформу весьма распространенный признак тоталитарных систем.

Тоталитаризм оказался удобной политической формой широкой технической модернизации страны ценой полного подавления личности и превращения людей в послушную, молчащую массу. Естественно, что в этом контексте либерализм, классический парламентаризм, реформизм, свободный рынок были не просто преданы анафеме, но и физически уничтожены.

Благодаря созданной по чертежам Ленина политической системе стало возможным осуществление сверхиндустриализации, тотальной коллективизации сельского хозяйства, перманентной милитаризации, отупляющей до абсурда идеологизации общества. В результате сформировался элементарный (в политическом плане) человек, способный без размышлений исполнять «центральную» волю. По мысли Сталина, массово закрепленной затем на практике, пропаганда и агитация готовят и обосновывают лозунги, которые затем становятся «прямой директивой»{357}.