Леонид Млечин - 10 вождей. От Ленина до Путина

• Название: 10 вождей. От Ленина до Путина
• Автор: Леонид Млечин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-63011-0

От Ленина и Сталина до Медведева и Путина – эта книга прослеживает судьбы всех хозяев Кремля за последнее столетие, среди которых были гении и злодеи, революционеры и филистеры, смелые реформаторы и пустобрехи. Это – групповой портрет кремлевских вождей, чьи сравнительные жизнеописания проливают свет на самые запретные страницы истории и самые охраняемые «дворцовые тайны», позволяя заглянуть за кулисы Большой политики, в святая святых Власти.

---

Ленин, конечно, решает быть не в эпицентре событий, а в близком «далеке». В сопровождении Марии Ильиничны и двух телохранителей он уезжает в деревню Нейвола, подле станции Мустамяки, и останавливается в доме В.Д. Бонч-Бруевича. В случае неудачи – рядом спасительная Финляндия, а там и до Швеции рукой подать. Однако он понимает, что ни Советы, ни правительство по-настоящему не контролируют ситуацию.

В начале июля большевики решили сделать «пробу штыком» (так Ленин выразился, когда настоял в 1920 году на Варшавском походе). На массовую демонстрацию были подняты десятки тысяч людей, воинские части, флотские экипажи. Рано утром Ленин, вызванный соратниками, возвращается в Петроград и становится у нерва революционного выступления.

Накануне большевистские агитаторы хорошо поработали среди солдат и матросов. Главный тезис: после неудачи июньского наступления Временное правительство готовится заткнуть войсками петроградского гарнизона бреши на фронте. Гнев солдат и матросов неописуемый. Разложившиеся столичные войска предпочитали прогрохотать своими сапогами по мрамору столичных дворцов, нежели идти в залитые грязью и кровью окопы вшивого фронта.

В своих воспоминаниях П.Н. Милюков пишет, что «3 июля (Милюков ошибается: не 3-го, а 4-го. – Д.В.) Ленин уже занял свой знаменитый балкон в доме Кшесинской и приветствовал солдат, давая им указания. Здесь помещалась вся военная разведка ЦК партии большевиков; сюда направлялись и отсюда рассылались приходившие воинские части. Словом, военный штаб восстания был налицо…»{70}. Ленин еще ранее, а если точно, то 14 (27) июня, прилюдно заявил: «Мирные манифестации – дело прошлого»{71}.

Ленин с балкона воззвал: «Вся власть Советам!» Впрочем, точного текста выступления Ленина я нигде не нашел. Публиковать его оказалось опасно: лидер большевиков призвал, по свидетельству многих мемуаристов, к свержению Временного правительства, а выступление-то и провалилось… А то, что позже речь эта была изложена большевиками как «мирная», никого не должно вводить в заблуждение. По этой части лжи и дезинформации у ленинцев никогда не было достойных соперников. Правда, Н.Н. Суханов пишет, что речь Ленина была довольно осторожной: оратор «усиленно агитировал против Временного правительства, призывал к защите революции и верности большевикам»{72}.

Скорее всего, большевики надеялись с помощью гигантского человеческого пресса «надавить» на Временное правительство, заставить его капитулировать, ибо у него уже не было поддержки в армии. Тем не менее сотни тысяч людей, вышедших на улицы, встретило вначале слабое, а потом и возросшее сопротивление верных правительству частей. Начались стрельба, погромы, неорганизованные столкновения. Пролилась кровь. Открывалась перспектива плохо организованной борьбы с неясными шансами. С мест во дворец Кшесинской поступали неутешительные донесения: телеграф хорошо охраняется; прибывают новые отряды казаков; солдаты верных правительству частей перекрыли еще одну ключевую улицу…

Ленин, оказавшись, возможно, впервые в жизни неподалеку от эпицентра борьбы, счел за благо не рисковать будущим и свернуть «выступление». Надо было сохранить «революционное лицо» и быстрее найти аргументы для обвинения властей в «кровавых жестокостях». В этом деле главное – первыми обвинить. Оправдывающейся стороне всегда труднее.

Ленин скрывается, что всегда делает очень умело. Разговоры о «явке на суд», хотя вначале он вроде бы был готов обсудить эту возможность, в действительности никогда всерьез им не рассматривались. Даже учитывая, что Ленин должен был предстать не перед судом царским или военной диктатуры, а судом «революционных социалистов». Вождь большевиков всегда предпочитал иметь запасной вариант: уйти в подполье, уехать, скрыться за границей.

Троцкий вспоминал, что, когда он увидел Ленина после провала июльского выступления, лидер большевиков был очень встревожен:

– Теперь они нас перестреляют. Самый подходящий для них момент{73}.

Успокоившись в безопасном месте, Ленин все свои силы нацелил на подготовку статей, теоретических работ, директив, указаний, которые должны были нагнетать социальную ярость, делать невозможным национальное и общественное согласие, генерировать ненависть к неопытной, незрелой буржуазной демократии.

Верный своему правилу сверхосторожности, зная, что его ищут, чтобы арестовать за организацию антигосударственного выступления, Ленин меняет места своих нелегальных укрытий: Разлив, Гельсингфорс, Выборг. Везде прежде всего устанавливает надежную связь со своим ЦК. Материальных затруднений не было: верхушка большевиков жила на деньги, которые «перебрасывали» в Петроград из-за границы Ганецкий, Козловский, Суменсон.

Ленин понимал, что у России есть выбор: Керенский – это мучительный переход страны, прожившей столетия при самодержавии, на демократические, парламентские рельсы. Но Александр Федорович в силу своей порядочности не мог пойти на сепаратные договоренности с Германией и предать союзников.

Корнилов или любой другой генерал-диктатор кровью умоет Россию, но наведет в ней порядок более жесткий, чем при Николае II. Но тоже продолжение войны «до победного конца».

Только он, Ленин, мог предложить уставшему народу нечто другое: в обмен на власть, которую должны получить большевики, он обещал всем мир, а крестьянам еще и землю. Ценой национального предательства. Ценой развала армии. Ценой отказа от союзнических обязательств.

И только он, Ленин, понимал, что нация пойдет на это предательство, которого затем будет мучительно стыдиться. Лидер большевиков апеллировал не к высоким чувствам, не к патриотизму и гражданственности, а к ненависти, усталости, обманутым ожиданиям. Ленин был циник, но хорошо понимал механизмы влияния текущего момента на общественную психологию. Он был антипатриот, но он точно знал, чего хотел. Вождь большевиков мог сознательно запускать демагогические лозунги, уверенный, что в любой момент может от них отказаться.

Это был человек, отчетливо видевший не только свою цель, но и способы ее достижения.

Ленин пишет и пишет из подполья статьи, записки, письма, указания. Еще три месяца назад он категорически заявлял, что не допустит сепаратного мира. А сейчас, перебегая от укрытия к укрытию (вблизи спасительных путей ухода на Запад), утверждает: «99 шансов из 100 за то, что немцы дадут нам по меньшей мере перемирие. А получить перемирие теперь – это значит уже победить весь мир»{74}.

Ничего святого, нерушимого, постоянного. Кроме революции и власти.

В сентябре 1917 года Ленин еще более определенен: «Победа восстания обеспечена теперь большевикам: мы можем (если не будем «ждать Советского съезда») ударить внезапно и из трех пунктов: из Питера, из Москвы, из Балтийского флота… девяносто девять сотых за то, что мы победим с меньшими жертвами, чем 3–5 июля, ибо не пойдут войска против правительства мира»{75}.

Чувствуя, что ЦК медлит, колеблется, проявляет нерешительность, Ленин, после принятия особых мер безопасности, в начале октября возвращается в Петроград. Он не может больше ждать. Мощный ум Ленина, просчитывая варианты, подсказывает: его партии представляется уникальная, редчайшая возможность не просто захватить власть, а просто подобрать ее на мостовых Петрограда. Пока этого не сделал какой-нибудь более удачливый генерал, чем Лавр Корнилов…

А.Ф. Керенский предпринимает последние судорожные попытки что-то изменить в трагическом ходе вещей: проводит совещания с думцами, шлет депеши на фронт с целью остановить его распад, интересуется, не задержан ли Ленин. С целью усиления демократических начал по его настоянию 1 сентября 1917 года Временное правительство объявляет: «Государственный порядок, которым управляется Российское государство, есть порядок республиканский», а посему Россия «есть республика». Далее в постановлении говорится, что «Временное правительство своею главной задачей считает восстановление государственного порядка и боеспособности армии»{76}.

Дезертирство под влиянием большевистской пропаганды, однако, нарастало. Как писал Н. Полторацкий, «Россия в 1917 году рухнула от разложения войска»{77}. Большевики набирали силу. В воздухе витало: заговор, переворот, мятеж… Ленин в своих многочисленных письменных выступлениях перешел на конкретные директивные указания. Порой его призывы, нагнетая ярость, носят истерический характер:

«…После захвата юнкерских школ, телеграфа, телефона и прочее, – требует Ленин, – нужно выдвинуть лозунг: «Погибнуть всем, но не пропустить неприятеля». Стратегические пункты должны быть заняты «ценой каких угодно потерь»{78}.

Поражает легкость призывов Ленина к жертвенности, тем более «ценой каких угодно потерь». Черта большевизма: жизнь человеческая не более как статистическая единица.

10 и 16 октября 1917 года состоялись чрезвычайно важные заседания ЦК РСДРП, на которых Ленин настоял на принятии решения о вооруженном восстании. Из 21 члена ЦК 10 октября присутствовали только двенадцать человек. Ленин был настолько напорист, решителен и энергичен, что лишь двое из присутствовавших, Зиновьев и Каменев, выступили против. Эти два большевика проявили завидную осторожность и проницательность: нужно ждать созыва Учредительного собрания, которое шире отразит политические умонастроения гигантской страны. Каменев заявил: «Партия не опрошена. Такие вопросы десятью не решаются».