Татьяна Любушкина - В лабиринте миров

• Название: В лабиринте миров
• Автор: Татьяна Любушкина
• Жанр: Фэнтези

Если хотя бы раз в своей жизни ты просыпался с мыслью, что не создан для этого мира, если твои случайные слова и поступки способны влиять на жизнь других людей, то возможно, эта книга — о тебе.

---

Супруга Якова Петровича тяжело поднялась и заковыляла прочь из комнаты. Муж проводил её тяжёлым взглядом и зычно крикнул:

— Розка, Софка! Где вы, чёрт бы вас… обед заканчивается, а я только истериками сыт.

В комнату резво вбежали давешняя белокурая дамочка и рыхлая девица лет двадцати пяти с широким подносом, заставленным тарелками.

Девица принялась шустро накрывать на стол, Софья подсела к Якову Петровичу и, подставляя ему под руку, тарелки и закуски торопливо заговорила:

— Надо что-то решать, Яша. Беременная я, как с ребёнком то буду одна? Твоя старшая — уже дама, младшие тоже взрослые… сами свою жизнь устроят. Нет, мы конечно, будем помогать…

— Ты что ль помогать будешь? — буркнул Яков Петрович с набитым ртом.

— Да хоть и я. Помощь не только деньгами нужна, а и советом, лаской.

Яков Петрович оторвался от обеда и с интересом посмотрел на Софью.

— И что предлагаешь?

— Женись на мне, Яша. Ребёнку отец нужен. Фамилия. А то что же он будет? Байстрюк безродный…

— Не будет, — Яков Петрович продолжил прерванный обед, а Софья радостно всплеснула руками:

— Так ты женишься? Только жену твою Надьку надо отселить, да и Лидию Павловну… Люди смеются: первая жена в этом доме с дочерью живёт, вторая с детьми, а теперь ещё и я… как-то это Яша… не по-партийному.

Яков Петрович удивлённо поднял брови.

— Вона как заговорила? А теперь слушай сюда, — Яков Петрович утёр губы и жёстко взял Софью за узкие плечи. — Партию не тронь. Жёны жили здесь и будут жить. Нам по закону определённый метраж положен. Если всех выселить, так чужих заселят — будет коммуналка. В коммуналке хочешь жить?

Софья испуганно затрясла головой.

— Но три жены, это ты права — перебор. Потому я на тебе не женюсь.

— Да как же, Яша! Ребёнок…

— Я не женюсь, а вот Колька женится!

— Что?!

— Что слышала. Будет твоему ребёнку фамилия.

— Нашему ребёнку, Яша! Нашему!..

Яков Петрович вышел из-за стола, натянул на голову фуражку и молча вышел, горделивый и недоступный.

Софья залилась слезами. Рыхлая девица шустро вбежала в комнату и небрежно покидала тарелки на поднос.

— Будет убиваться-то будет.

— Ты слышала?!

— А то! Весь дом слышал. Ничего, могло быть и похуже. Тебя хоть в доме оставили, да и не просто оставили — замуж за генеральского сынка отдадут! Чего реветь-то?

— А Николай? Думаешь, он согласиться?

— А куда он денется? Небось уж не чает, как ему свою вину загладить, ведь в кои-то веки папеньку ослушался. Забудет свою Тамарку, женится на тебе, ребёночка родите… чего ещё? Не реви, ступай волосы прибери, умойся и вечером встреть его, как положено: с улыбками, да поклонами. А я пирожков напеку.

— Тошно мне, Роза. Как ни утро — так блюю, прямо из туалета не выложу. А он как дохнёт мне в лицо табачищем, там прямо хоть волком вой.

— Ничего, терпи. Такая бабья доля. Немного осталось-то. Родишь — полегчает. А с ребёночком мы управимся. Вон сколько баб-то в доме.

— А он потом другую найдёт, — плаксиво выговорила Софья.

— Да уж, известно. Найдёт. Да тебе что за печаль? Тебе судьбу ребёнка устроить надобно. Ты мать.

… От долго сиденья в шкафу затекли ноги, и мы Настасьей шевелили конечностями, разгоняя кровь.

— Идёмте, идёмте, — Катерина трясла красивыми цыганскими кудрями, нетерпеливо дёргая нас за руки. — Уехал изверг-то, пошлите ко мне во флигель!

Мы поднялись по узкой и крутой лестнице и оказались в круглой комнатке с высокими и узкими окнами, завешенными розовыми в мелкий цветочек, занавесками.

— Что Настька? Передала Машка обещанное зелье?

— Нет, — девочка с косичками виновато потупилась. — Её мамка про то узнала. В хате заперла, да ещё и высекла.

Катерина злобно нахмурила смоляные брови, и лицо её разом утратило красоту, стало неприглядным и даже гадким.

— Клушки деревенские! И чего я с вами связалась?! Недотёпы…

Катерина взволнованно ходила по комнате, кусая губы и ломая пальцы.

— Колька, дурак, только и хватило его, что на Тамарке, вопреки папочкиной воле жениться. И что? Боялся жену домой привести. Так и жили порознь. Молодожёны… двух недель не выдержал, побежал разводиться, чтобы папочке угодить! Зелья нет. Скоро родит Софка, они вместе с Розкой нас отсюда выживут. А то и отравят. Слышь, Настька? Отравят! Лучше добром дай зелье, я их первая потравлю!

Катерина неожиданно схватила девочку за горло и принялась душить. Вид её был совершенно безумный.

— Эй! — мне едва удалось расцепить пальцы Катерины. — Перестань, он не виновата!

— Не виновата?! А кто виноват? Я?! Убирайся! — Катерина топнула ногой и Настя, красная, с лицом, залитым слезами, стремглав кинулась за порог.

Катерина неожиданно успокоилась и принялась пританцовывать, мелкими шажками семеня по флигелю.

Я решила воспользоваться спокойным состоянием своей новой подруги и осторожно задала вопрос:

— У тебя сложные отношения с отцом?

— С чего бы это? — Катины брови капризно взметнулись вверх. — Никаких сложностей. Папочка всегда рад помочь. Рассказать, если что-то непонятно. Например, как на свет появляются дети? Твой папа тебе рассказывал?

Я неопределённо пожала плечами. Я не помнила своего отца.

— Нет? Какая жалость. Тебе, наверное, очень одиноко. Но мой папа не такой! Он никогда не бросает своих жён и детей. Особенно дочек…

Катерина снова закружила по комнате, напевая, только шаги её стали стремительнее, а мелодия заунывной, как вой.

Мне стало не по себе от её танца, и я отвернулась к окну. Похоже, эта Катя слегка сумасшедшая.

Дыхание Катерины раздалось прямо возле моей шеи.

— Рассказать, как он вызывал меня в кабинет? Мне было восемь лет. Он мне показывал фотографии. Очень откровенные. А потом просил раздеться. Я раздевалась. Ведь он же папа, правда? Папу надо слушаться.

От её дыхания моя шея стала влажной и я отодвинулась.

— Что, противно?

Я повернулась и оказалась с Катериной лицом к лицу.

— Ты рассказывала? Маме?

Катерина захохотала, показывая безупречные зубы.

— Да! Я рассказала!!! Мамочка была в восторге и просила не огорчать папу! Не огорчать, понятно?! Потому что иначе мы можем оказаться на улице. Знаешь, тут у нас жила одна… Аннушка, кухарка. Так вот ей не понравилось, что мой папочка пригласил в свой кабинет её дочку. Представляешь, какая нахалка? Да кухаркина дочка гордиться должна, что мой папочка…

Неожиданно голос Катерины прервался, речь её стала бессвязной, глаза безумно закатились.

— Кухарка! Дрянь! Он выкинул её вон! Ха-ха-ха!!! Не смей перечить папочке! — руки Катерины судорожно затряслись.

Я увидела на столе графин с водой и налила немного воды в стакан.

— Катя, успокойся, выпей!

Катерина не могла взять стакан руками, ладони её тряслись.

— Их через неделю нашли: кухарку и дочку. С перерезанным горлом. Ей всего десять лет было. Аннушкиной дочке…

Зубы её стучали о стакан, я почти силой вылила воду ей в рот.

Дыхание Катерины выровнялось. Движение рук успокоилось. Дикие глаза, сощурились, скрывая безумный огонь.

— Я ненавижу его. И он об этом знает. Так что кому-то из нас недолго осталось жить. И вот что я тебе скажу — сдохнуть должен он!

Я осторожно поставила стакан на стол. Похоже, жизни генеральской дочки не позавидуешь.

— Можно я у тебя останусь?

— Что?

— Можно я у тебя останусь ночевать? Мне негде.

Длинные, загнутые ресницы Катерины изумлённо дрогнули.

— Ты хочешь остаться у меня?!

— Да. Нельзя?

— Да ты что?! Конечно, можно! У меня сроду ни одной подруги не было! Правда, останешься?!

— Правда.

На некоторое время Катерина стала совершенно нормальной. Она счастливо щебетала, разыскивая мне постель и ночную рубашку. Показывала мне книги, пластинки, ставила какие-то старые песни, объясняя, что это самые модные мелодии.

Потом Катерину позвали на ужин, и она убежала, бросив мне напоследок.

— Я тебя не могу с собой взять. Отец разозлиться. Он не любит чужих. Но еды я тебе принесу.

Я кивнула.

— Можно мне походить по дому?

— Да, только не спускайся на второй этаж. Это половина отца.

Топот Катиных быстрых ног затих далеко внизу, и я вышла из комнаты. Я покинула флигель по узкой, крутой лестнице и через короткую крытую галерею зашла на третий этаж. На этаже было четыре комнаты, все они выходили в широкую прямоугольную залу, с потёртыми, старыми креслами, расставленными вдоль стены. Больше мебели в комнате не было.

Двери в комнаты были закрыты. И лишь одна из них была чуть распахнута и попускала узкий лучик света. Нерешительно потоптавшись на месте, я постучала.

— Войдите! — голос был так резок и неприятен, что я тут же пожалела о своём желании пообщаться с обитателями дома. Отступать было поздно, и я несмело потянула створку на себя.