Хуан Гойтисоло - Остров

• Название: Остров
• Автор: Хуан Гойтисоло
• Издательство: Издательство «Прогресс»
• Жанр: Литература 20
• Год: 1964

Одиннадцать дней «сладкой жизни» в курортном городке Торремолиносе близ Малаги. Сытые бездельники, неотличимые от иностранных туристов, морские купанья, пьянство, разврат, судорожное веселье и почти истерическое бесстыдство. Городок превратился в обособленную страну, настоящий остров: мужья изменяют женам, жены изменяют мужьям, священник угрожает карами, и никто его не слушает».

---

– Мне бы оч-чень хотелось… чтоб ты кого-нибудь задавил, – запинаясь, промямлил полицейский.

Энрике сказал, что приедет в Мадрид и обязательно кого-нибудь задавит. Потом полицейский предложил нам пойти в другое место. По его словам, превосходный бар находился напротив церкви Спасителя. Мы с трудом пробирались по людным улицам. Когда мы вошли в бар, Долорес сказала, что хочет уехать. Энрике о чем-то поговорил с Магдой и заказал всем по стакану. Наш гид настаивал на том, чтобы осмотреть и остальные бары города. Долорес уставилась на него злыми глазами, и Мигель убедил Энрике ехать. Мы наконец вышли, а полицейский, не отставая от нас, все говорил о какой-то таверне, где можно поужинать.

– У нас занят вечер, – сказал Энрике.

Когда мы дошли до стоянки, Долорес заявила, что поедет одна следом за нами.

– Какой дорогой ехать? – спросила Магда.

– Какой хотите.

Полицейский обнимал Энрике и строил планы на будущее.

– Теперь ты знаешь мой адрес?

– Да.

– Завтра жду всех к обеду. Мы сварим паэлью.[24]

– Да, да.

Энрике с трудом высвободился из его объятий и, захлопнув дверцу, сказал:

– К чертям.

– Экий трепач, – фыркнула Лаура.

– Куда едем?

– В Малагу, Езжай на Алору. Так будет лучше.

– А Долорес?

– Поедет следом.

Энрике включил зажигание. Полицейский все еще неподвижно стоял на тротуаре.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Да.

– А то смотри, Магда тоже водит машину.

– Ты с ума сошла.

Прогулка освежила и меня. Мы тронулись.

– До завтра, сеньор!

– Пошел ты… – пробормотал Энрике.

Мы снова поднялись на Кастелар и свернули на дорогу в Эспинель. Быстро темнело, но домишки, казалось, еще удерживали дневной свет и включать фары не было необходимости. Когда мы выехали из Ронды, я оглянулась и в отдалении увидела машину Долорес.

Энрике уверенно крутил баранку. Когда я открывала ветровое стекло, он погладил мою руку, и я вспыхнула от этого прикосновения. Дорога змеей сбегала вниз. Сумеречный свет озарял отроги сьерры, и пейзаж казался пустынным. Магда с детским любопытством рассматривала окрестности, а потом заговорила о нищете крестьян. Энрике сказал, что, путешествуя по стране, он каждый раз вспоминает Атагуальпу.

– Если бы он побывал в Испании, то мог бы вдоволь посмеяться над нами. Это месть инков.

Через четверть часа совсем стемнело. Фары машины Долорес пронизывали тьму двумя конусами. Мы проехали несколько городков, и я положила голову на плечо Энрике.

– Что за городишко?

– Пепьярубия.

Мы свернули на извилистую дорогу и вновь увидели фары «мерседеса». Энрике все время держал стрелку спидометра на шестидесяти. Ночь была безлунной, и казалось, что на многие километры вокруг в тумане, окутавшем нас, мы единственные живые существа.

Миновали еще одно селение, и тут я заметила, что мы потеряли из виду Долорес. Энрике сбавил скорость, и через минуту машина остановилась. В оливковой роще звенели цикады. Я включила радио, диктор читал сообщение о награжденных Гражданским Орденом за заслуги в сельском хозяйстве. На другой волне звучала какая-то песня. Фары освещали пыльное шоссе. Окрестности терялись во мраке.

– Что же могло случиться? – сказала я.

– Перед тем как въехать в селение, я ее видел. Она была в трехстах метрах от нас.

– Наверное, она остановилась заправить машину, – предположила Магда.

– У нее достаточно горючего, – сказала я. – Кроме того, в этих местах нет бензоколонок.

– Я ни одной не видел, – поддержал Мигель. – Может быть, она остановилась выпить?

– А мы что будем делать?

Энрике закурил сигарету.

– Если хотите, вернемся и поищем ее.

Никто не ответил, и Энрике развернулся под аккорды Курта Вейля. Мы ехали на большой скорости.

– Так мы можем с ней разминуться, – подала голос Лаура.

– Не думаю, – возразила я. – Я узнаю ее фары.

Мы въехали в селение и скоро наткнулись на «мерседес». Долорес остановилась у бара. Мы увидели ее с улицы, она стояла у стойки с каким-то мужчиной.

– Привет, – сказала она. На ее лице не было и тени удивления.

– Господи, ты могла бы предупредить нас! – воскликнула Магда.

Собеседник Долорес был пьян и смотрел на нас удрученно. На нем была поношенная, вся в заплатах рубаха и грязные брюки с обтрепанными манжетами.

– Так вы говорите, она ушла?

– Да.

– И что же вы думаете делать?

Она не сводила с него пристального взгляда, и тон ее был довольно суров. Мужчина пригубил. Рука у него дрожала.

– Пить, как видите.

– Вы дурак, – сказала Долорес. – Вашей жене просто надоело голодать с вами, и теперь она, наверное, гуляет с каким-нибудь богачом в Барселоне.

Хозяин бара посматривал на нас неприязненно. Кроме нас, в помещении никого не было.

– Неправда… – пролепетал мужчина. – Моя жена любила меня.

– А я вам говорю, что вы ей надоели, и она уехала устраивать свою судьбу в Барселону… Пить! Неужели вам ничего другого не пришло в голову?

– Это неправда… – Он неуверенными движениями вытирал глаза.

– В письме, которое она вам написала, все сказано ясно. Если бы вы ее любили, то не стали бы хныкать. Еще совсем недавно мужчины по более незначительному поводу выходили на улицу с ружьем в руках.

– Моя жена не какая-нибудь проститутка…

– Мы, женщины, все проститутки, слышите? – Глаза Долорес блестели так же, как в тот вечер, когда она танцевала с мисс Бентлей. – Дело лишь в том, что нам нет необходимости брать за это деньги. Богатые женщины делают это для собственного удовольствия.

– Прошу тебя, – вмешалась Магда. – Успокойся.

– А ты помолчи, – оборвала Долорес. – Кажется, тебя не спрашивали.

Мужчина смотрел на них, ничего не понимая. Он был еще молод и статен, но усталость и недельная щетина старили его.

– Я не могу допустить, чтобы ты говорила подобные вещи, – не сдавалась Магда. – Оставь его в покое.

– Сам напросился, – сказала Долорес. – Ходит и всем показывает письмо жены, чтобы его пожалели. А я не хочу никого жалеть. Мне противны несчастные.

– Моя жена порядочная… – сквозь слезы сказал мужчина.

– Ваша жена смеется над вами, и я вместе с ней. Когда мужчина не может прокормить семью, он ворует или убивает, а не бродит, как нищий.

– Перестань, – сказала Магда. – Он не виноват. Виноват здесь кто-то другой…

– Только он и виноват. Тот, кто мирится с подобной жизнью, – заслуживает ее.

– Ради бога, замолчи.

– Нет, таких надо дразнить, – почти кричала Долорес. – Слезы и сострадание бесполезны. Таким, как он, мало доставалось, уверяю тебя… Хорошо бы лишить их солнца, женщин, развлечений – всего, в чем они находят утешение. То, что они терпели до сих пор, им недостаточно, – ясно тебе? Надо еще добавить.

– Ты сошла с ума!

– Наоборот, я стараюсь сохранить рассудок. Это вы сумасшедшие. Я говорю то, что думаю. И никогда еще не была так разумна.

Нам удалось вывести ее на улицу, и здесь Магда вдруг зарыдала в нервном припадке. Энрике усадил ее вместе с остальными в свою машину, а я осталась в «мерседесе».

– Я жду тебя в «Центральном», – крикнул Энрике.

Долорес достала из сумки сигарету, и я дала ей прикурить. Вспышка гнева успокоила ее, и она смотрела на меня влажными, блестящими глазами.

– Я ничего не имела против него, понимаешь? – Я кивнула. – Богачи с их моральными проблемами раздражают меня больше, чем эти. Уж если ты нечист, ты должен оставаться таким до конца…

Улица была пустынной. Долорес опустила верх, нам в лицо дул тугой, горячий ветер.

– Я не хотела его оскорбить. Я только хотела быть откровенной.

Та маленькая пружинка внутри нас, что сжимается и разжимается под влиянием мировой скорби, сломалась во мне в первые годы после войны, только не помню, когда именно, но я чувствовала, что Долорес права, и почти завидовала ей. Пока виток за витком раскручивалась дорога, я рассказывала Долорес о своей деятельности в общественной кухне.

– Раны не излечиваются сочувствием, – сказала она. – Милосердие помогает лишь тем, кто его оказывает…

Небо вновь прояснилось. Когда мы проехали Алору, лунный свет уже залил долину Гуадалорсе. Я составляла про себя список тех моих сверстников и сверстниц, у которых тоже лопнула пружина: Рафаэль, Энрике и многие-многие другие. Абсурдность нашего существования ужаснула меня. Нечто подобное я испытывала в Париже, когда принимала гостя, которого когда-то уважала. Это было какое-то постепенное внутреннее разложение, делавшее меня нетерпимой к другим. До замужества мне ничего не стоило полететь на край света, чтобы помочь другу, попавшему в беду. Теперь же само присутствие друзей было для меня невыносимо. Эрозия разрушила все мои привязанности, и я жила лишь по инерции. Если исчезнет и эта инерция, для меня настанет конец.

Полчаса спустя мы были в Малаге, и Долорес от вокзала свернула на дорогу в Кадис. Когда приехали в Торремолинос, она остановилась на площади, и мы поцеловались. Энрике ждал меня в «Центральном».