Фредерик Бегбедер - Романтический эгоист

• Название: Романтический эгоист
• Автор: Фредерик Бегбедер
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-389-0721

Фредерик Бегбедер — самая скандальная и шумная из действующих литературных звезд сегодняшней Франции, автор мировых бестселлеров “99 франков”, “Любовь живет три года”, “Каникулы в коме”, “Windows on the World”.

“Романтический эгоист” Бегбедера — это, по его собственным словам, “Лего из Эго”: под маской героя то исповедуется сам автор, то наговаривает на себя выдуманный писатель, пресыщенный славой. Клубы, где флиртует парижская литературная богема, пляжи и дискотеки модных курортов, “горячие кварталы” и престижные отели, светская и художественная жизнь крупнейших мегаполисов, включая Москву, — детали головоломки мелькают вперемешку с остроумными оценками нашей эпохи и ее героев на фоне смутного осознания надвигающегося краха.

Перевод: Мария Зонина

---

— В двадцать первом веке танцполы сменились траходромами.

воскресенье

Читатели спрашивают меня, почему Оскар Дюфрен так знаменит. Что он делает в жизни? Только книжки пишет? Откуда берет он свои НБ (нуворишские бабки)? Почему прохожие просят у него автограф? Я отвечаю, что в современном мире люди богатыми становятся за один день и бывают известны исключительно своей известностью. И я не собираюсь оправдываться, потому что я воплощенная несправедливость.

понедельник

Любовь влияет на погоду. На улице дождик, вы маетесь, просматривая записную книжку в своем мобильнике. Наконец, доходите до фамилии женщины, о которой думали, и — оп! — нажимаете на зеленую кнопку и оставляете ей сообщение: “Я сидел и думал о тебе”, и вот уже среди туч воссияло солнце, запели птицы под дождем, вы превращаетесь в законченного идиота, исполняете балетное па, улыбаясь на манер Джина Келли (только лучше), и прохожие вокруг таращатся в изумлении… На улице может быть минус двенадцать по Цельсию, но вы подыхаете от духоты просто потому, что услышали ее голос на ответчике.

вторник

Какой-то тип останавливает меня на улице и говорит: “Вы так мило пишете”. Я благодарю его, но, пройдя несколько метров, вдруг соображаю, что в этом-то и затык: я пишу мило, ладно, но когда же я буду писать хорошо?

среда

Все сходят с ума по нечитабельному Томасу Пинчону. Phony! Я вспоминаю три разновидности людей, с которыми сталкивается Холден Колфилд в “Над пропастью во ржи” Дж. Сэлинджера (еще один американец-затворник): это bastards, jerks и phonies. Человечество делится на три категории — сволочей, мудаков и пошляков. Бывают и смешанные варианты. Я уверен, что Сэлинджер за нами наблюдает исподтишка и частенько усмехается в своей хижине в Корнише, штат Массачусетс. Сэлинджер — это наша статуя Командора.

четверг

Не зная, что еще придумать, чтобы продать свою пачку “Монд”, Али, разносчик газет с улицы Бюси, орет:

— Генрих Четвертый убит Равальяком!

Внезапно прохожие устремляются к нему, и вскоре у него не остается ни одной газеты.

пятница

В программе празднеств в “Квин” фигурируют новые модные аббревиатуры:

ДВД — Декольте Великолепное от Диора

УКВ — Удивительно Красивый Взгляд

NB — Нижний Бар

ДНК — Днем Не в Кайф

ТВ — Тусанемся Вместе

суббота

День рождения Тьерри Ардиссона в свингерском клубе “Шандель”. (Отопление тут шпарит вовсю, явно чтобы клиентки поскорее оголились.)

Замечаю блондинку с боевой раскраской:

— Как тебя зовут?

— Эльза. Пишется как Зельда, просто надо отнять “З” в начале и заменить “д” на “з”.

— Just call me Scott![116] Знаешь ли ты, что я сейчас тебя съем?

— Очень надеюсь…

— “Шандель” — это неромантичный античный Рим.

— Я пришла в юбке, потому что это облегчает доступ к телу, — говорит Эльза. — Ни у кого нет жвачки (кодовое название презерватива)?

Она берет меня за руку и ведет в конец коридора. Через несколько (напряженных) секунд:

— Что случилось? Ты импотент?

— Нет. Я влюблен.

воскресенье

“В настоящий момент все зажигавшие меня телки потухли”. Я в бешенстве — фраза недели принадлежит Яну Муаксу, а не мне.

понедельник

Решил изобрести антипонты, которые заложили бы основу для новых понтов. Открываю специальную неделю “Французская глубинка”. Сегодня, например, отправился пропустить стаканчик в “Бальто”, прокуренной забегаловке на Порт-де-Клиньянкур. Я даже поскреб лотерейный билетик “Морпион”, но ничего не выиграл. Надо бы раскрутить в будущем году новую литературную премию “Бальто”. Шагая по улице, слежу за тем, чтобы из кармана у меня вылезал номер “Паризьен”. В киоске покупаю “Джихад”, последний выпуск “САС”[117].

вторник

Жена Людо, которая ушла было от него после очередного скандала, вернулась назад. Людо в кусках — я уже успел вновь приобщить его к радостям холостяцкой жизни. Ясное дело: одну нашел, десятерых потерял. Так что мы с Анн Скотт, очарованной моей концепцией шикарного антишика, пошли дегустировать восхитительный кебаб на Северном вокзале. Я с белым соусом, она с “хариссой”[118]. Люблю женщин, которые едят “хариссу”. Это трогательно до слез. Анн взяла три порции, а прослезился я.

среда

“САС” просто великолепен. Де Виллье точно заслужил премию “Бальто”. Еще состоялся вечер Катринетток[119] в Испанском центре в Бельвиле. Я надел белые штаны и белые ковбойские сапоги. Диджей выбрал “Палит солнце над бамбуком” Филиппа Лавиля. Танцую слоу с косметичкой из Гарша под “Бабье лето” Дассена. Нагрузившись “Малибу”, ухожу из зала, когда начинается “Признание за признание” Жана Шультесса (1981).

четверг

Ужин в “Камукере”, отличном африканском ресторане, который держит Кетти, бывшая Клодетка[120]. Мы вспоминаем Клода. Когда выходим, от нас искры летят. Неопшик обязывает, мы занимаемся любовью под саундтрек “Полуночного экспресса” Джорджо Мородера.

пятница

Я бы с радостью грязно оттянулся с Танис. Пока что я робко тяну ее за руку.

суббота

Встретил СМИ (Сексуальную Милую Идиотку), ДСП (Девчонку, Свихнувшуюся на Порнухе), БТР (Блядь с Тоскливой Рожей), ОРЗ (Обдолбанную Развратную Зануду), НДС (Нимфетку, Дающую Сразу), ТНТ (Тупую Недотраханную Телку), КПД (Клевую Похотливую Датчанку). Клею их походя — краткость сестра таланта. Мы живем в мире сокращений и аббревиатур. Потом догонялись на вечеринке “Фарма” в банкетном зале Ножан-ле-Ротру. Некая Мануэла компрессом ложится на мою хандру. Оказавшись у нее, только в ней почувствовал себя как дома. Проснувшись, увидел, что она страшна, как моя жизнь: оргазм называют маленькой смертью, а все потому, что, кончив, лучше уж не просыпаться. Ничего не поделаешь — то мы предаемся любви, то любовь предает нас.

воскресенье

Меня ломает не отсутствие Клер, это ломка по тому времени, когда меня без нее не ломало. Ломка — всего лишь передозировка пустоты. Я упрекаю жизнь вообще в моем существовании в частности. Хотел шикануть своей антишикарной неделей, но выяснилось, что антинебытие это все равно небытие.

понедельник

Монреаль — это Нью-Йорк, говорящий по-французски. Ультрасовременный муравейник, сплошной фэшн, total hype[121] и андерграунд в буквальном смысле слова (мороз минус двадцать, так что все сидят под землей). Квебек — это Франция через десять лет. Даже комичный акцент местных жителей очень быстро забывается, и отеческая снисходительность заносчивого парижанина преобразуется в комплекс неполноценности. Понятно, что только франкофонные канадцы начинают по-умному сопротивляться американизации. Они сохраняют то, что им нравится на этом континенте (скорость, эффективность, технологию), и выкидывают все остальное (меркантильность, англицизмы и Рока Вуазина[122]).

вторник

Накачиваюсь портвейном в “Софе” (Рейчел Уэст, 451) в компании юных писюшек, которые запросто могут подхватить пупочный насморк. За окном полярный холод, но они упорно щеголяют в коротеньких майках. Позже я засну в своих апартаментах “Королевы Елизаветы”, и мне приснятся чихающие пупки. (Попробую завязать с травкой Мориса Г. Дантека: в ней слишком высокое содержание ТГК[123].)

среда

Здесь динамисток называют “раздражалками”. Снова-здорово: пялишься прямо в лицо красотке, а она глядит в пространство. Унылая картина весь этот нетающий снег. Лучшее средство избавиться от хорошенькой девицы — это переспать с ней. Квебекцы правы: динамистки нас раздражают. Проблема в том, что мы обожаем этот раздрай по имени желание.

Жюль Ренар, раздавший всем сестрам по серьгам в своем “Дневнике”, нашел чудное определение подобным мне бабникам. Он пишет 31 мая 1892 года: “Сердце на 25 приборов”. Он только забыл уточнить, много ли побьют посуды, убирая со стола.

пятница

Ужин в “Континентале” с телеведущей Изабель Марешаль, которая, имея внешность Офелии Винтер и мозги Анн Сенклер, косит под Кристин Браво[124]. Она очаровательна, но слишком много работает и не может составить нам компанию — Эрби, Фелипе и мне, — когда мы дозором обходим “Софу”, “Ливинг” и, наконец, “Джей-бар”, откуда нас благополучно вышвыривают часа в три утра (один из немногих недостатков Квебека — это его ночное законодательство, списанное с британского). Полукав телок, мы страхнули оттуда, так и не факнув блонду, хотя бы ради фана. Напились в щетку! (Пытаюсь перейти на квебекский: французский язык третьего тысячелетия очень напоминает футуристский сленг из “Заводного апельсина”, изобретенный Энтони Бёрджессом.)