Милослав Швандрлик - Черные бароны или мы служили при Чепичке

• Название: Черные бароны или мы служили при Чепичке
• Автор: Милослав Швандрлик
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2013

Роман частично автобиографичен. Автор описывает свою собственную военную службу. Она проходила в 50–ые годы в особых военных частях, названных «Подсобные технические батальоны». В такие батальоны коммунистический режим посылал политически неблагонадежных людей. Главный герой романа, рядовой Роман Кефалин (псевдоним автора), проходит службу в подсобном техническом батальоне с иронией и насмешкой над своими бездарными командирами.

---

— Только сейчас для таких браков не то время, — отозвался Кефалин, — Моя одноклассница Шаралова вышла за пожилого владельца отеля Кобзу как раз за неделю до победоносного Февраля. Отель забрали под заводской клуб, Кобза смылся в Англию, а Шаралова была рада, что приютилась на кирпичном заводе. А то, что была женой зажиточного владельца отеля, ей будет аукаться всю жизнь.

— Всякие бывают случаи, — ворчал Дочекал, — только как ты объяснишь, что это Росулекову никто ни из нас не может подцепить? Если скажешь, что она своего старикана любит, получишь по роже!

— Такое бывает, — сказал Кефалин, — В Гёте, когда ему было восемьдесят, влюбилась шестнадцатилетняя девушка.

Дочекал презрительно сплюнул, потому что имел своё мнение.

— Я тебе говорю, там что‑то есть, — твердил он, — Женщина через день ходит к парикмахеру, а одевается как раньше эксплуататорские классы. Сама не работает, дедок на пенсии. Одно из двух: либо у старикана припрятаны драгоценности, которые он продаёт, либо у них есть тайный источник дохода. В любом случае, по–моему, дело пахнет криминалом.

— Это всё, впрочем, не объясняет, — произнёс Кунте, — почему эта дама не реагирует на таких красавцев, как мы. Что ей, чёрт бы её побрал, мешает своему дедку разок изменить?

Дочекал пожал плечами.

— Я тебе уже сказал, что это тайна, больше и говорить нечего. Может, узнаем, в чём дело, может и нет.

Тайну неравного брака вскоре неожиданно раскрыл Кефалин с подачи самого пана Росулека. Как‑то утром они в»Бранике»играли в шахматы, старичок оплатил Кефалину пиво, а потом они принялись болтать обо всём на свете.

— Вы, смотрю, на работе не вспотеете, — едко заметил дед, — То и дело вас вижу в пивной. Я вот работал на стройке, так это был другой коленкор. На пиво шли, только как подведём дом под крышу. Да, парень, каменщику хлебушек тяжело давался.

— Ну, моя работа от меня не убежит, — сказал Кефалин, — но если бы дома меня ждала молодая и красивая жена, я бы в пивнушке не сидел. Что, если ей кто‑то приглянется?

Росулек ухмыльнулся.

— Как стукнет тебе семьдесят, так будет тебе ясно, что за женщиной не углядишь. Либо она с тобой хочет быть, либо нет. А если не хочет, то и нет смысла устраивать сцены.

— А вы насчёт неё не боитесь? — удивился Кефалин, — Не думаете, что она в один прекрасный день соберет вещи?

— Ясное дело, думаю, — спокойно ответил дед, — но если бы я её пытался удерживать, то сильно бы не помог. Когда тебя кто‑то кормит, ему особо не укажешь, что ему можно, а что нельзя.

Кефалин чуть не свалился со стула.

— Что?.. — забормотал он, — Она… она… вас кормит?

— Да, — кивнул Росулек, — Я со своей пенсией чудес делать не могу. Я к старости завёл своё дельце, так что мою пенсию можешь себе представить.

Кефалин кивнул и хотел что‑то спросить. Мысль о том, что стройная красавица, которая запросто могла бы показаться на киноэкране, кормить и содержит вот эту престарелую, пропахшую пивом, развалину, его полностью вывела из равновесия. Дед Росулек явно забавлялся. Он, впрочем, не был таким зловредным, чтобы не поделиться своей историей.

— По всему выходило, что счастья мне уже не видать, — начал дед, — С пенсией мне скорее не повезло, чем повезло, а вдова Мноукалова, у которой я жил, не реже трёх раз в день выгоняла меня из квартиры. Дед ленивый, кричала она на меня, мог бы ещё лопатой махать или хотя бы газеты разносить, а всё сидит! Только бы валяться на диване и набивать себе брюхо, то и дело копчёные сосиски, оломоуцкие сырки, кровяная колбаса, и не раз я видела, как ты покупал шоколадные конфеты. Должен же и от тебя быть какой‑то толк! И что ж я не вышла за бережливого пенсионера Кнайбла, который дома шьёт тапочки? Или взять вот Пандулу. Пандула работает в огороде, да ещё ходит на похороны играть на тарелках. Старый Мелихар едва на ногах держится, и то вяжет веники. То есть можно в доме поддерживать жизненный уровень, только не с тобой. Ты расточительный и нерасторопный! Где были мои глаза, когда я тебя впустила в квартиру?

Моя гордость сносила тяжёлые удары, но идти мне было некуда, и эта злая, жадная баба про это знала. То и дело попрекала меня заслуженным отдыхом и строила мне козни, так что уже я и не знал, куда деться. И в ту минуту, когда я и сам перестал надеяться, что снова обрету человеческое достоинство, и случилась эта удивительная неожиданность.

Иду я в магазин купить себе карамельку, и тут встречаю пани Вейводову. Я, как на лакомый кусочек, посмотрел на её пышные формы, затянутые в роскошную ткань. Её, бедняжку, как раз выпустили из участка. Я мимо неё хотел проскользнуть незаметно, потому что я заплесневелый дедок, и секс–бомбы не для меня, но она сама мне лучезарно улыбнулась.

— Как дела, пан Росулек, — прощебетала она и одарила меня наилюбезнейшей улыбкой, — По–прежнему живёте у пани Мноукаловой?

— А где же мне ещё жить, милая? — проворчал я неприветливо, — Мне красавицы на шею не вешаются. Я и сам не красавец, пенсия маленькая, на неё дом не построишь, даже если за карамельками не ходить. Я человек конченый. Старик без перспектив, без видов, один как перст на обочине жизни. Я уже, золотая моя, дожидаюсь только своего чёрного деревянного ящика.

— Не говорите так, пан Росулек, — пропела пани Вейводова, подбоченясь, — некоторым женщинам вы бы наверняка понравились, а размер вашей пенсии ничего не значит для настоящих и полноценных человеческих отношений. Вы, пан Росулек, очень большой пессимист. Если бы в вас было побольше веры в себя, и вы бы получше огляделись вокруг…

— Вот что, девушка, — разозлился я, — идите шутить шуточки с кем‑нибудь ещё. Вас, наверное, в школе не учили, что старших надо уважать. Я уже прожил жизнь, много чего перевидал, и очень мне было бы неприятно, если бы надо мной на склоне лет насмехались.

— Пан Росулек, — говорит она, — вы страшно ошибаетесь. Никогда я не позволила бы себе насмехаться над вашими сединами. Но в то же время, я считаю, что вы, как мужчина, недооцениваете свою привлекательность. Вы обладаете редким личным обаянием, и даже не подозреваете об этом. Если бы вы вдруг сказали мне:«Магда, я люблю вас и предлагаю вам свою руку», я бы ни секунды не раздумывала.

Я чуть не сел на землю.

— Вы, пани? — промямлил я, — Вы говорите, что выйдете за меня, старого Росулека? Старика с тяжелым ревматизмом суставов, и пенсией, которую и пенсией‑то не назвать? Вы, красавица, которая сию минуту могла бы сниматься в кино в главной роли, вступили бы в подобный брак?

— Конечно, — серьёзно кивнула она, — И поверьте, вам со мной будет неплохо. У меня хорошая, устроенная квартира, и я могу неплохо зарабатывать. Я сама вела бы хозяйство, а ваша пенсию и не тронула бы. Вы её могли бы целиком истратить на карамельки.

— Да? — выпучил я глаза, — Целую пенсию на карамельки, это неплохо. Такому счастью я и поверить не могу. Пани Вейводова, не дразните меня, пожалейте моё слабое сердце. Скажите, что вы меня водите за нос!

— Не вожу, пан Росулек, — сказала она серьёзно, — Если вы меня хотите, вы меня получите со всеми моими преимуществами. А свадьба будет как можно скорее.

— Но зачем? — застонал я, — Зачем это вам?

— Видите ли, — сказала она с ноткой грусти в бархатном голосе, — люди в наше время злы и завистливы. И если кто‑то усердно трудится и повышает свой жизненный уровень, так его тут же заберут и посадят за тунеядство. И это, пан Росулек, называется справедливость. Какая же я тунеядка? Ни от кого мне ничего не надо, каждую крону приходится честно заработать. Не было ещё такого, чтобы кто‑то мне что‑нибудь дал за так. И вот вам, тунеядство. Вот если бы я была замужем, и в паспорте было бы написано»домохозяйка», им бы до меня не добраться.

— Ага, — понял я, — Это такой финт.

— Финт, — согласилась она, — но не думайте, что я бы вас не любила. Более заботливой жены вам не найти, потому что я, пан Росулек, умею быть благодарной. Если бы вы знали, как бы я ради вас постаралась!

— И вы думаете, вам всё сойдет с рук? — спросил я, — Им, небось, будет подозрительно.

— Хотела бы я посмотреть, — подбоченилась она, — как они мне не дадут сидеть дома со старым больным мужем, и ухаживать за ним. Хорошенький же это выйдет социализм! Разве это не моя обязанность?

— Да, — согласился я, — и так красиво вы расписываете, что, признаюсь, мне начинает нравиться. Пани Вейводова, ни вижу для себя причин колебаться. Выбирать между вами и бабой Мноукаловой — тут не раздумывал бы и Гамлет, принц датский.

Это было где‑то без пятнадцати два. В пятнадцать минут третьего я уже переезжал. Не обошлось без осложнений, потому что баба Мноукалова себя почувствовала оскорблённой и устраивала сцены. Совсем забыла она, сколько раз выкидывала мой чемодан за дверь.

— Это мне за мою любовь и верность! — вопила она на всю улицу, — Это мне за то, что я за тобой ухаживала. Только что на руках тебя не носила. Вот как мне жизнь отплатила! Люди — сволочи, не зря так говорят! За доброту — в бедноту! Со старой одинокой женщиной каждый справится, и справедливости не сыскать!